(КНИГА ПЕРВАЯ) "Искания и любовные приключения язычника Жизномира.» (Историко-приключенческий роман. Полная версия.)

Счастье жизни – в самой жизни, подчас не лишенной страданий и огромного человеческого горя!
(Авил)

Моим увлечением с детства была страсть к поискам клада. Начитавшись книг о Шлимане, открывшему миру Трою, я мечтала о том, как я открою когда-нибудь людям свою великую и святую Русь.

Однажды я отдыхала на Северском Донце, близ города Белая Калитва, у Авиловой горы. Ночью прошел сильный ливень и случился оползень, который обнажил два входа в пещеру.

-Серенькое утро – красненький денек! - подумалось невольно мне.- Меня непременно ждет открытие!
Я разобрала кучу камней, и очутилась в небольшой пещере похожей на храм. Но был ли это храм? Правда, в глубине огромного зала, ярко освещенного солнцем, через небольшие отверстия в потолке, можно было видеть нечто похожее на алтарь. И ничего больше. Вновь шаг за шагом я исследовала все помещение храма. Никакого результата. Но я не отчаивалась. Я верил в свою интуицию. Она мне подсказывала, что надо вернуться назад, освободить открывшийся второй вход от камней и проникнуть в пещеру справа, где еще не побывала нога исследователя.

Мое предчувствие меня не обмануло, и мне повезло, когда я с трудом протиснулась в узкий лаз второй пещеры. Нервное волнение охватило меня, когда темное пространство распахнулось передо мной, обдав меня неземным холодом. При свете карманного фонарика мне удалось полностью разглядеть кубической формы помещение, напоминающее мне чем–то монастырскую келью. Слабый дневной свет тускло освещал уродливый, грубо сколоченный деревянный стол, усыпанный огарками свечей и полуистлевшей бумаги. В правом углу находился деревянный топчан, укрытый полусгнившей овчиной. Под ней я обнаружила хорошо сохранившийся скелет мужчины атлетического телосложения. Его правая рука сжимала женское украшение, в виде нескольких круглых медных монет, нанизанных на полуистлевшую веревку. На его груди был массивный серебряный крест весьма тонкой работы.

Как не странно, но меня долго не покидало ощущение какой–то родственности между мной и этим старцем – отшельником. Тут мой взгляд упал на нишу в стене, где стояло несколько глиняных тарелок, кубков и сосудов. Все они были пустыми, за исключением самого большого, с узким горлышком, запаянным воском. Качнув его из стороны в сторону, я поняла, что внутри его что–то есть. Не раздумывая, я его разбила. На пол вывалились свернутые в трубку и покрытые воском свитки бумаг, исписанных кириллицей. Не мешкая, я сложила в свой вместительный рюкзак предметы старины, свитки бумаг и выбрался из пещеры. Уже дома я исследовал свои находки. В моих руках оказалось житие язычника Жизномира, крещенного под именем Авил.

Я перевел его записи с языка Кирилла и Мифодия на современный русский. Как у меня получилось - судить вам.



Ой, вы гой еси, люди добрые, люди русские! Мир вам и благодать! Мне уже много лет. Сначала я был язычником, потом православным христианином, а сейчас даже не знаю уже: кто я? Всю свою жизнь, я искал ответ только на один вопрос: «В чем смысл нашего бытия? Кто нами, людьми, управляет? Наши многочисленные Боги, Законы или хаос нашего Бытия? Я, отшельник Авил, обитатель пещеры, питающийся только хлебом и водой, а еще силой мудрости, дарованной мне жизненным опытом, ответа на этот вопрос так и не получил!

Вот уже более тридцати лет, как я оставил родные края и брожу по диким степям печенежским, неся басурманам веру и слово Божье. Труден и опасен был мой путь. Многих людей я научил грамоте, просветил и обратил в нашу православную веру, но как ничтожно малы результаты трудов моих праведных на общем фоне безверия и дикости.


Вот уже много лет, как я отказываюсь повиноваться внутреннему голосу, побуждающему меня написать о своем грехе, о пережитом, поразмышлять об истинах и смысле жизни, наконец, поведать людям о том, как зарождалась в нашей стране государственность и христианская религия, у истоков, которых я стоял. Я всегда считал, что «иная слава хуже поношения», да и по правде говоря, у меня нет никаких надежд, что это кто-либо прочтет. Но, силы мои с некоторого времени, как я совсем удалился от людей и стал отшельником, стали мне изменять, и я уже не в состоянии под разными предлогами сопротивляться своему тайному желанию доверить бумаге свои мысли и рассказать о пережитом. В своем повествовании, наверное, я должен рассматривать себя, как человека исключительной судьбы, оказавшегося в гуще исторических событий в переломное для страны время. А это были великие события нашей истории, свидетелем и очевидцем которых, мне посчастливилось быть…

Девятилетним неразумным отроком слушал я на княжеском дворе христианские наставления старой княгини Ольги, которые она давала своим внукам и окрестной детворе. В 12 лет принимал участие в отражении атак кочевых народов при осаде ими Киев града , переплывал под градом стрел бурный Днепр, чтобы позвать на помощь городу дружинников воеводы Свинельда.

Спустя тридцать лет переносил я нетленные мощи «начальницы» веры Русской земли в Десятинный храм Успения Пресвятой Богородицы. Восхищался героическими деяниями первых русских правителей - варягов, Рюрика, Олега, их соплеменников Дира и Аскольда, русским характером Вадима Храброго, героическими победами полу варяга c русским именем князя Святослава при его походах на вятичей, хазар, ясов и касогов, болгар и греков, дерзнувшего создать из Руси новую империю. Яркими и насыщенными событиями были те времена, очевидцем которых мне посчастливилось стать.

После гибели князя Святослава Игоревича, в Киеве власть взял его старший сын - юный Ярополк, окруженный отцовскими воеводами. Олег, который был на год младше, правил в древлянской земле, самый младший — Владимир, сын Святослава от наложницы Малуши, сидел в Новгороде.
После смерти отца, и Олег, и Владимир оказались самостоятельными правителями своих земель. Они стали центром притяжения сил, которые хотели вновь добиться самостоятельности от Киева.
Походы Игоря и Олега на Византию, великие завоевания Святослава выдвинули Русь на заметное место в Восточной Европе.


Начало своего повествования я начну с того, что слышал от очевидцев о призвании варягов на Русь и их правлении, затем, как правили их потомки, что видел сам , что пережил, что уразумел при правлении Ярополка , а затем князя Владимира.

Поначалу Ярополк зарекомендовал себя как правитель, который стремился закрепить завоеванное предшественниками. С малолетства оторванный от отца, Ярополк находился под большим влиянием своей бабки христианки Ольги. Его женой стала красавица гречанка-монахиня Юлия, которую Святослав захватил во время войны с Византией. Через три года правления Ярополка положение резко изменилось. И вновь угроза единству Руси пришла из древлянских земель. По приказу княжившего там Олега, которому было всего 13 лет, в древлянских лесах был убит во время охоты сын Свенельда, Ярополкова воеводы, того самого Свенельда, который еще во времена Игоря собирал там дань. Можно думать, что древляне мстили ему за прежние обиды и взяли курс на отделение от Киева.
Результатом этой распри, явился через два года поход киевской рати во главе с Ярополком против древлян. Киевляне одолели древлян, те бежали за крепостные стены города Овруча. На мосту через крепостной ров произошла давка, в которой и погиб молодой князь Олег. Древляне снова были подчинены Киеву.

Стремление отделиться выказал и Новгород. Получив весть о гибели брата, Владимир бежал к варягам. На его место Ярополк послал своего наместника. Русская земля вновь была объединена. Но Владимир не смирился с положением князя-изгоя. Проведя два с лишним года на чужбине, он нанял отряд варягов и выбил наместника Ярополка из Новгорода. Потом он собрал большую военную дружину, состоящую из словен, кривичей и чуди, и вместе с варягами двинулся на юг, повторяя путь Олега.

Снова Север предъявил свои претензии на лидерство в русских землях. Снова Новгород взял на себя инициативу объединения Руси, чтобы утвердить единую власть матери русских городов — Киева. По пути Владимир овладел Полоцком, где убил княжившего там варяга Рогволда и его сыновей, а дочь Рогнеду насильно взял себе в жены. В Киеве положение Ярополка было непрочным. Дружина с недоверием относилась к князю, который покровительствовал христианам. К тому же Владимир вступил в тайные переговоры с некоторыми киевскими боярами, в том числе и близкими к Ярополку.
В результате Ярополк не сумел собрать войска для борьбы с братом и заперся за киевскими стенами. Чувствуя, что в Киеве назревает против него заговор, Ярополк бежал из города, где был предательски убит своим сподвижником Блудом.

Завоевав киевский престол, князь Владимир с помощью не писанных языческих законов и оружия начал, как и его предки, огнем и мечом утверждать свою власть на Руси. Он снова принудил бывших данников отца и своих братьев платить ему дань. Но те, год от года восставали, против него и вели непримиримую борьбу с Киевом.

Постоянно беспокоили князя Владимира и набеги на русскую землю сынов Великой Степи, которые разоряли городища и поселения славян, а людей уводили в рабство. Князь интуитивно начинает понимать, что варварство, язычество давно изжило себя. Соседняя Европа жила по другим законам и процветала. Славянской земле нужна была новая вера И она ее получила…

Оглядываясь назад и размышляя о нашем прошлом, нравах и обычаях, каким людям и действиям обязана наша держава своим зарождением, ростом, славой и хулой одновременно, я только сейчас начинаю понимать историю нашего развития и некоего падения, чему нам надо подражать, а чего избегать, что любить, а что ненавидеть. Наша история – это часть нашего бытия, мудрости и нашего поклонения. Перед этой историей, хорошей и плохой, я преклоняю колени, в полном смысле этого слова.

И пусть в моем повествовании лежит не сама «история – наставница жизни», а своего рода фольклорная сага, повествующая о первых правителях Руси, наших нравах и обычаях, моем грехе , тем не менее, она занимательна и поучительна и, может быть, кому-то захочется ее прочитать на досуге, чтобы узнать о нас и нашем времени по больше. Ни на честь, ни на славу - не рассчитываю, разве только на доброе слово или, как говорят мудрые люди:

- Много ума – много греха, а на мне, дурне старом, - не взыщите!

Чудно наше рождение! Появляемся на свет и уходим, словно невидимые духи. Вот мы были, и вот нас нет. Кем мы были на этой земле? Ангелами, Демонами? А может быть - нас и вовсе не было? В конце концов, ты начинаешь понимать, что это уже не так важно. Что у других, то и во мне! Все мы гости на нашей земле и ничего изменить нельзя. Надо жить здесь и сейчас…

Год рождения я свой точно не помню, где-то около 960 года. В этот год и день у киевского князя родился сын Владимир. Тогда нашим князем был славный Святослав, а мой дорогой родитель, по прозвищу Мирошка, был при нем ловчим. Жили мы в селе Берестовом, под Киев градом. Никакого увеселения по случаю моего рождения мои родители никогда не делали. Они были рьяными язычниками. Нескончаемыми увеселениями дни рождения своих детей, особенно сыновей, отмечали наемники-варяги из дружины князя, старейшины и зажиточные купцы, побывавшие в Константинополе и принесшие оттуда эту невидаль. Свято почитая языческих богов и желая привлечь ко мне желанную судьбу - изобилие, сытность и благополучие - нарекли меня родители Жизномиром. Так я стал для всех Жизномиром, сыном Мирошки.

До семи лет моим воспитанием практически никто не занимался. Я был предоставлен самому себе. Мой отец все время пропадал на охоте или княжеском дворе, а мать в поле. Поговаривали, что в юности наш князь Святослав был сильно влюблен в мою мать, и, якобы, я их плод любви, так как малышом был сильно похож на него и его сыновей, с которыми в детстве играл, но мне об этом мне было долго точно неведомо.

Родители рассказывали мне, что с рождения я был терпеливый и спокойный. С утра меня, как и многих детей, крепко запеленают, повесят на гвоздик и уйдут до вечера на работу. Прибежит мать с работы в обед, покормит меня, сменит пеленку и опять в поле. Ни крика, ни шума никто из соседей никогда от меня не слышал. Мокрый и голодный я всегда улыбался родителям, когда они возвращались с работы домой. Одним словом, меня, как и всех детей в то время, растили по собачим правилам: главное, чтобы был корм и сухая подстилка.

Наше жилище — полуземлянка размером в десять квадратных метров.

Все это строение целиком сидело в почве, а над поверхностью торчала только двускатная крыша, обложенная дерном. Ютились в нем, кроме отца семейства, еще семья брата моей матери, Добрушки: жена, с вечно распухшим от беременности брюхом и выводок сопливых детишек в домотканых рубашках. Вся половая жизнь родителей была у нас на виду. С вечера папаша или дядя забирались верхом на мамаш и, посапывая, вершили с ними срам и непотребство. На мой взгляд, всё мое детство и юность протекала в обстановке и в бытие максимально способствующей моему морально-бытовому разложению, так как нам с детства внушали, что настоящий язычник должен всегда придерживаться одного правила – искать удовольствия во всем. Видно это, и послужило моему срамному поведению по отношению к женскому полу.

Мне казалось, что вокруг нашей землянки все только и склоняло к разврату — похрюкивали поджарые спортивного вида кнуры, взбираясь на круглозадых свинок, орали петухи, топча кур, и протяжно мычал от любовной тоски красавец-бык в ожидании податливой коровы с выменем. Деревенская идиллия…
Нечто подобное я наблюдал и на княжеском дворе, когда приходил к отцу. При князе всегда находилась дружина в четыреста человек. Они постоянно присутствуют при нем и даже ночью спали у ног его ложа. У каждого из этих четырехсот человек была женщина. Так что каждый, если имеет желание совокупиться, пользовался девушкой в присутствии царя.

В свою очередь у киевского князя тоже было много девушек, которые являлись его наложницами. Трон его был большой, увенчанный драгоценными самоцветами, сделан так, что на этом троне он мог сидеть с сорока любимицами и в их обществе проводить время. И если у него вдруг появлялась страсть, то он совокуплялся с ними в присутствии своих сподвижников. И это дело не считалось постыдным. Князь никогда не сходил ногами с высоты трона, и если он изъявлял желание ехать верхом, то ему подводили лошадь прямо к трону. И мне казалось, что нет у него другого дела, кроме как совокупляться с девушками, пить вино и предаваться развлечениям…

Публичная любовь так нравилась дружинникам, что весь окрестный люд просто сбегались на это посмотреть. Главной статьей киевского экспорта был, кстати, не мед, не воск и не меха, а красивые славянские девушки. Русы ловили их в подвластных им деревнях, отмывали от крестьянской грязи и везли на Волгу — в славный мусульманский город Булгар. Отсюда живой товар расходился по всему Востоку.

Наши предки свято верили, что настоящий мужчина не может обойтись без близости с женщиной даже после смерти. Вместе с конем, мечом и кольчугой дружинник прихватывали они на тот свет еще и любимую женщину, которую предварительно с соблюдением красивых народных обычаев душили его друзья.

Я сам видел, как умер один богатый боярин, то сказали его женам:

-Кто умрет вместе с ним? И ответила одна:

-Я!

Ее поручили двум девицам, чтобы они были с ней, куда бы она ни пошла — они даже мыли ей ноги своими руками. А девушка каждый день пила и пела песни, радуясь будущему.К ней захаживало много мужчин. Каждый имел ее. Этим он высказывал большое уважение к умершему и передавал ему привет на том свете через жену.

Когда же наступил день, в который должны были сжечь покойника и девушку, они нарядили мертвеца в кафтан с золотыми пуговицами и парчовую шапку и отнесли на стругу, посадив на соломенный матрац и подперев подушками, а девицу его подняли к нему. Она лежала на топчане абсолютно голая: ее кожа была разрисована непристойностями. И я увидел, что она растерялась. Мужи стали бить палицами по щитам, чтобы не было слышно ее крика, потому, что другие девушки перестали бы стремиться к смерти со своими господами. Потом туда поднялось шесть человек из числа родственников ее хозяина, и все как один, совокупились с девушкой в присутствии мертвеца. Как только они покончили с осуществлением своих прав любви, девушку уложили рядом с ее господином. Двое схватили ее за ноги, двое — за руки, пришла старуха, именуемая ангелом смерти, накинула ей на шею веревку и дала ее конец двум мужам, а сама стала вгонять огромный кинжал между ребер девушки, в то время как мужи душили ее, пока она не умерла. После этого, ближайший родственник умершего взял палку и зажег ее от костра. Не прошло и часа, как лодка, девушка и ее господин превратились в пепел. Что здесь можно сказать? Такие были нравы и обычаи наших предков, такие были мы.

Родитель мой, Мирошка из Берестова, прослужив изрядное количество лет в дружине князя Святослава, умер от старых ран, когда мне исполнилось лет двенадцать. Вскоре за ним последовала моя добрая матушка Рада из славного города Новгорода, которую когда - то умыкнул на Купалу у богатых родителей балагур и весельчак мой отец. Так я остался совсем один.

С семи лет моим воспитанием занимался старший брат моей матери – Добрушка. Он был что-то вроде старейшины в нашей деревне и волхвом – предсказателем по совместительству. Как известно, жрецов, как у греков, на Руси никогда не было: были одни только волхвы и кудесники. Волхв – это мудрец, знающий будущее, гадатель, знахарь, ближе смертного стоящий к таинственным силам природы – к божеству; жрец - избранник Бога, представитель на земле его интересов; знание и могущество жреца исходят непосредственно от Бога. Волхв еще не жрец, но всякий жрец может быть и волхвом. Волхвом может назвать себя каждый и поддерживать в других это убеждение соответственными действиями. Этаким волхвом и был мой дядюшка. Должен сказать, что он принадлежал к числу тех духовных особ, которые больше помышляют о приятностях жизни, сиречь об ублажении утробы и добыванию для этого небольших средств, чем славе или богатству.

Судьбы людей он предсказывал с помощью различных примет, звезд и кур… По месту, скажем, родинки на теле, что видно самому человеку, он предсказывал - к худу, а на не видном глазу - к добру, варежку потерять , кирпич выпал из печи - к худу. Петух головой трясет- к худу.
Но самым интересным и забавным его методом предсказывания была курица. Несушке, которая должна предсказать судьбу, он давал хмельную воду и хмельные крошки хлеба. Если курица захмелеет и начнет вести себя не адекватно – к худу, если , как обычно- к добру. Еще быстрее и вернее он определял проведение, опуская курицу под воду и удерживая ее там, пока она почти не захлебнется. Если она оправится после подобной процедуры, значит дело выгорит, ежели подохнет – дело дрянь. Должен сказать, что почти все его предсказания были к добру и сбывались. В этом ему помогал большой жизненный опыт и бескорыстие. Вознаграждение за свои гадания он не требовал и цены не назначал. Брал , что поднесут. Все люди были довольны его предсказаниями и ,весьма щедро, его награждали..Один только его добродушный вид располагал всех к себе.

Представьте себе низенького человечка с ростом в три вершка, чрезмерно толстого, с головой, ушедшей в плечи. Сколько его помню, он всегда ходил в черном рубище с капюшоном и палкой с наконечником, в форме головы Перуна. Выглядел он довольно смешно и уродливо. Еще у него были длинные нечесаные грязные волосы, но доброе-предоброе сердце. Чума унесла всю его семью, и всю свою любовь он отдал мне. Он был забавный добряк, полный нажитых с годами мудростей и здравого смысла, малоразговорчивый и выражавшийся главным образом пословицами и поговорками. Еще у него на все случаи жизни была приготовлена пословица, прибаутка или поговорка, но чаще забавная и мудрая байка. По ним я учился мудрости жизни. Когда я не знал, как мне поступить, ко мне всегда приходили на ум слышимые мною много раз пословицы и поговорки дяди: « Что грешно, то и потешно», «Что телу любо, то душе грубо», «Баба и черта перехитрит», «Было бы корыто, а свиньи найдутся», «Вам не хорошо, так нам годится», «В человеке важен не чин, а начин», «Во всяком подворье – свое поверье», «Вспыльчивый нрав, не бывает лукав», «Жизнь на нитке, а думает о прибытке», «Коль сам плох, так не даст и Бог». Если бы каждый из нас применял все эти народные мудрости в своей практике, наша жизнь стала бы более совершенной.

Первое, чему меня научил дядюшка и пленные греки – это бегло читать по латыни, и славянскому языку Кирилла и Мифодия. И хотя сам дядюшка не любил читать, - мне покупал книги греческих авторов и заставлял их ему читать вслух или пересказывать. Кроме этого, он заставил меня изучить самостоятельно логику, которая мне почему-то больше всего полюбилась из-за диспутов и дискуссий с моим дядей и его «учеными» знакомыми. Так незаметно в нашей деревне, благодаря дяде, я приобрел репутацию «большого умника».

С раннего детства я думал, что за мной по пятам ходят люди-духи добрые и злые. Сначала, я считал их плодом моего собственного воображения, но через некоторое время, встретившись с ними, я понял, что это невидимые реальные и смертные люди. Они постоянно следят за мной и моими поступками, говорят со мной, что-то советуют, поощряют или негодуют по поводу того или иного моего действия. Сначала их присутствие пугало меня, но вскоре я стал относиться к ним, как к реальным людям, вынужденных быть всегда рядом со мной. Именно эти фантомы-духи повлияли на выбор моего жизненного пути и на свершение того или иного поступка.

Перед смертью, моей дорогой матушке было виденье. Она открыла свою старую деревянную шкатулку, вынула из него оберег, клык вепря на серебряной цепочке с надписью «Навеки и до смерти» и воскликнула:

- Сын мой, плод моей любви! Храни этот оберег, как символ твоего знатного происхождения, ведущий род от Изиды и наших всемогущих Богов. Тебя ждут большие испытания и слава. У тебя будет два пути. Добра и зла. Ты можешь стать великим князем земли русской или скитальцем. Наши Боги и твои духи помогут тебе сделать правильный выбор.- Когда моя мать произнесла эти слова, дар пророчества оставил ее, и она упала мертвая на подушку.

Мой отец и дядюшка, страшно испугались, так как материнское пророчество являлось явной угрозой дому Рюриковичей. Они хорошо знали, что если эти слова дойдут до Добрыни, воевода немедленно сделает все, чтобы погубить меня. Добрушка запер двери и заставил всех присутствующих дать ему клятву, что ни одно слово из услышанного, не сойдет с их губ. Все поклялись ему нашими богами и душой моей матери никому не рассказывать о пророчестве.


У каждого народа, как и у человека, всегда была, есть и будет своя духовная стезя. И ничто не может ее изменить, ибо она определяется нашим человеческим бытием, географическим расположением страны, где он родился и вырос, климатом, соседством с другими народами, законами, нравами и обычаями далеких предков, уровнем просвещенности. Только изменив свои законы, порядки, образ жизни – мы можем изменить как-то и себя.

В силу своего характера и особенности русской души, нас мало заботила изначально религия, мораль и обычаи других народов, хотя, мы, не меньше других людей, были всегда озабочены поисками смысла и правильности жизни. Мы всегда считали, что правильнее и честнее просто жить: полно и насыщено. И пусть само время откроет нам тайны нашего бытия. В наши, милые моему сердцу времена, мы жили в гармонии с собой и природой. Такие, как и мы, были наши нравы и обычаи. Когда мне исполнилось семнадцать лет, на меня начали обращать внимание молодые девушки и даже замужние женщины. От их внимания и шуток я дико смущался и краснел. Я понимал, что их интерес ко мне не из-за моей учености.

Скажу без ложной скромности, природа меня не обидела: от матери я унаследовал тонкие черты лица, а от отца, наверное, силу и сноровку.

Среднего роста, крепко сбитый, с копной светлых волос, небрежно спадающих на один глаз, я, видно, нравился деревенским красавицам. Это мне сильно льстило и пугало, но не отвлекало от познания дядиной астрологической науки, предсказаний и греческой литературы, пока со мной не произошло следующее событие, которое пристрастило меня еще и к срамному образу жизни.
Праздник Купала я любил с детства, люблю и сейчас. Мне нравиться бывать на нем, наблюдать, как веселится и беснуется молодежь, вспоминать свою молодость и друзей, сидя у огня. Приятно видеть и осознавать, что молодежь помнит и не забывает традиции и обычаи своих предков, и наше вероисповедание здесь не причем.

Помню, как-то был один из двух главных языческих праздников на Руси Купала (второй был Коляда). В июльских купальских торжествах принимала участие вся деревня. На праздник приезжал князь Святослав, княгиня Ольга со своими любимыми и заносчивыми внуками. Их всегда сопровождали русский богатырь Добрыня и волхв Богомил, по прозвищу Соловей, с сыном Гаврилой, моим погодкой. Тогда в Берестове собиралось много людей с окрестных сел и городов. Веселье сопровождалось играми, гаданиями на воде и огне до самого рассвета.

Ночь Ивана Купала приходилась всегда с 6 на 7 июля. Традиционно, действие происходило по следующему сценарию. В этот день в Берестовом, из участников праздника, людей знающих обрядовые правила, выбирался распорядитель праздника, который занимается подготовкой и проведением праздника. Славления и различные обрядовые заклинания по ходу праздника читали: волхвы, урядник или старейшина.

С утра девушки городища собирают травы и цветы, плетут венки и припасают травы-обереги (полынь, зверобой, крапиву) для всех участников праздника. Обережные травы обычно крепятся на поясе. Парни загодя срубают деревце (берёзку, вербу, черноклён) высотой в полтора два человеческих роста. Его устанавливают на месте, выбранном для проведения гуляний (чистое ровное поле, холмик, берег реки, озера). Девушки украшают дерево цветами и цветными лоскутами ткани. Дерево в народе называют «марена» или «купала». Под деревце прилаживают изображение Ярилы - куклу величиной в половину человеческого роста. Куклу вяжут из соломы, веток, иногда лепят из глины. «Ярилу» облачают в одежду, украшают венком, цветами и лентами. Ему следует приделать символ мужского достоинства и плодородия - деревянный гой (детородный член) внушительных размеров, окрашенный в красный цвет. Перед «Ярилой» на блюде или платке располагают яства. Парни заготавливают дрова и складывают неподалёку от деревца два костра. Один, большой («Купалец»), высотой до четырёх ростов человека; в середине его устанавливают высоченный шест, на вершине которого прикреплено деревянное просмоленное колесо или пук соломы, сухих веток. Возле этого костра и пойдёт самое веселье. Другой костёр, сложенный в виде колодца, не столь велик, до пояса мужчины. Это костёр погребальный (крада), для сожжения лика Ярилы.
Венки, крапива для купания и травы-обереги, сложенные при капище или под берёзкой, освящаются водой и огнём присутствующими священнослужителями волхвами, или теми, кто может их заменить (урядник, старейшина). Обережные травы и венки раздаются всем участникам. Праздник начинается с заходом солнца.

Так было и в 977 году, в день моего семнадцатилетия. Как только солнце коснулось верхушек самых больших деревьев, сотни людей собрались на опушке леса. В просвете между вековыми деревьями хорошо была видна излучина Днепра. Могучая река несла в бесконечную даль свои щедрые воды, дарившие жизнь всему живому. В своем вечном движении, как и сама жизнь, река неустанно гнала вперед свои буйные полчища волн, низвергая их через пороги и водопады. В этот прохладный час все вокруг было, как никогда, полно жизни и гармонии.

Все выстроились вокруг берёзки. По рядам пустили братину - ковш с хмельным напитком. После начали читать прославление Яриле. Вокруг деревца все участники завели хоровод, наигрывают в гудки, трещётки, бубны да колокольцы, запевают песни проводов Ярилы и воздают хвалу языческим Богам:

- Зашуми моря светлопеныя,
Шелести дубы вековечныя.
Засверкай мечи разудалыя.
Расплодися землица бо ярая!
Всполыми огню искрозарье.
Да творите славу преогромную,
Самому Купале Сварожичу!
Гой!

Клич подхватывается всеми. Наш местный волхв Шкандыба читает славление Триглава, каждую строку которого, вслед за волхвом, произносят все собравшиеся:

- Влике Триглаве - многославе!
Диде-Дубе-Снопе нашиа,
Вминьте сварожцей славящей,
Кие есте отроче ваше.
Свароже, кие нам дороже,
Свароже – наш великий Боже.
Перуне брады златоруне,
Перуне силе нам даруе.
Велесе, дерзаце небесе,
Велесе, благо дари веси,
Бонде над нами благости Божское,
Ноне а присно, от веку а до веку!
Гой!

Все творят земной поклон. Затем, выбрав самый большой каравай, проходят с ним вдоль ряда. Каждый должен коснуться хлеба правой рукой, загадав желание. Творится веселье, загадывают загадки, ходят ряжеными, устраивают игрища: «ящер», «ручеёк», «коняшки». Молодцы кулачные бои на потеху показывают. Девушки в сторонке кумятся и суженых себе приглядывают.

Когда костёр прогорит да осядет, начинается выбор суженых. Девушка хлопает парня по плечу и убегает, а тот бежит её догонять. Поймав, ведёт её к костру, через который они прыгают, держась за куклу на палке. Если при прыжке руки не разойдутся, то пара составилась. А разойдутся, то каждый ищет себе новую пару. Когда все пары составятся, старейшина спрашивает:

- Все ли простили обиды? В этот день в качестве суженного меня выбрала Преслава, а ее подруга Слава - выбрала моего друга Братонежко. Мы их догнали и, взявшись за руки, весело прыгали через костер. Весь вечер она со своей подружкой Славой не отходили от нас и щедро поили хмельной брагой. Тут я заметил, как на меня зло посматривает сын волхва Богомила Гаврила:

- Какая у него гнустная и отвратительная рожа? – подумал я,- а его повадки напоминают свинью, которая роется в пищевых отбросах и похрюкивает. Вообразите себе тип редко встречающего в деревне не работающего отрока.; прыщеватого, толстозадого , с отвисшим двойным подбородком, короткими ногами и руками; с вечно сонными, бесцветными и маленькими , белесыми и свинячими глазами, который, опустив голову, бесцельно слоняется по деревне и прислушивается к каждому разговору, будь то дети или взрослые. Таким был сын нашего волхва Богомила и его точная копия.
Ему явно одна из наших девиц приглянулась. Это меня забавляло и горячило кровь. Значит, – быть драке, а подраться я любил!

Так оно и случилось. Я пошел в лесок по малой нужде. Не успел оправиться , как на меня набросилось трое крепких друзей Гаврилы. Гаврила стоял в стороне и ухмылялся. Я схватил ствол дикой акации с острыми и большими колючками, лежащий у меня под ногами и сделал несколько шагов вперед . Мои враги тут же бежали. Больше их я на празднике Купалы не видел. Чуть позже , я их отловил по одному и жестоко избил.

Выпив изрядное количество браги, медовухи, и, поддавшись общему веселью, я имел неосторожность принять участие в одной срамной игре. К этому времени мой товарищ напился и спокойно спал на лужайке. Игра называлась «ставить межу». К радости или к сожалению, я об игре ничего не знал. Две мои миловидные пышногрудые подружки 15-16 годков затащили меня в круг хоровода, накинули на лицо холстину и привязали крепко к дереву. Потом громко объявили, что будут мне «ставить межу», и тут раздался оглушительный хохот. Я ничего не понимал…. И тут такое началось! Эти девчушки–хохотушки в один миг спустили с меня штаны. И, о Боже, мое копье предстало перед всем честным народом. Как мне позже рассказывали, эти же девушки, такого «богатства» они и многие, даже весьма разбитные девицы, не видели. Толщиной в кулак и длинной чуть не по локоть он не вмещался в двух девичьих руках. Пока все желающие и самые смелые девушки «ставили мне межу», я несколько раз бурно спустил. Мне кажется, что такого яркого наслаждения в своей жизни я никогда не испытывал. Но на этом, в купальскую ночь, мои срамные приключения не закончились.
Измученный и утомленный дневной жарой, прыжками через костер и другими играми, я углубился в лес и решил отдохнуть на лужайке у развесистого дуба. Не успел прилечь, как сон сморил меня. Не знаю, сколько я времени спал, но проснулся от приятной истомы: жарких поцелуев в губы и срамное место. Две мои девицы, Преслава и Слава, с охами и вздохами, как полу умные забавлялись моим дружком. Усталость и пьяный дурман, как рукой сняло:

- Хи-хи-хи, ха-ха-ха.Аа-аа-аа - раздавалось в ночи.

- Мур-мур-мур. О – о - о, - невольно вторил им я.

Они, нагие, поочередно целовали и сосали мой «квасной краник» и нежно ласкали все мое тело, начиная с пальцев ног и заканчивая губами. В порыве экстаза одна из них села на меня, а другая ввела в ее щель моего дружка. Она вертелась на мне, как будто скакала на лошади. Потом они поменялись местами. Так продолжалось около часа. Девицы, как животные, слизывали нектар с кончика моего копья и с тел друг у друга. При этом ласкали меня и себя. Такого блаженства я никогда не испытывал. Вскоре, они растворились в темноте. Обессиленный, с дрожью в коленях, я ели добрался домой.

С того дня Купалы прошло более года. Жизнь моя круто изменилась и приняла окраску вожделенную, беспокойную и волнующую. Всё во мне переменилось! Не хотелось больше учиться предсказаниям у дяди, покупать и читать новые книги, вести умные разговоры с дядиными знакомыми. Моя душа и мое тело жаждало наслаждения, как в ту купальскую ночь. И я это получал. Слух о моем «хозяйстве» и любовных способностях облетел все ближайшие окрестности. Я был у девушек нарасхват. Подобно дождевому червю после сильной засухи при первом большом дожде, ожил я!

Тут мой добрый дядюшка устроил меня еще обучать грамоте нескольких девиц в доме варяга Никодима, которых он куда-то потом увозил и привозил новых. Все они были, как на подбор: целомудренные, молодые и пригожие.

Я попал, точно петух в курятник. Многих этих барышень я испортил, лишив их девственности. Об этом узнал злой варяг Никодим. Он попытался меня избить палками с тремя слугами. Но я их быстро усмирил. Никодим поклялся меня убить, а я лишь посмеялся над его угрозой. Добрушка, узнав об этом, испугался за мою жизнь и решил услать меня куда-нибудь от греха подальше. Он тактично сказал:
- Дорогой племянник! Пить да гулять – добра не видать! Время детства прошло. Тебе минуло семнадцать и ты смышленый малый. Пора подумать о том, как тебя вывести в люди. Я намерен отправить тебя в Новгород, к княжескому двору. С той сметливостью, которую я в тебе замечаю, ты можешь пригодиться Добрыне и получить при дворе хорошую должность. В прошлый его приезд в Берестово, мы всё с воеводой обговорили. Да помогут тебе наши Боги! Вы не можете себе представить, какое приятное предложение сделал мне мой милейший дядя, ибо уже давно я горел желанием постранствовать, увидеть большие города, узнать новых людей, стать богатым. Моя энергичная и страстная натура жаждала приключений и телесных наслаждений. Я с трудом сдерживал свою радость, чтобы ненароком не обидеть своего добрейшего дядю. Мне пришлось притвориться, что огорчен разлукою с ним, ведь я ему стольким обязан. Этим я совсем растрогал добряка, который отдал мне на дорогу все свои сбережения и даже лошадь, на которой он выезжал в далекие деревни исцелять больных и предсказывать.

Через три дня я собрался в путь. Обняв и облобызав меня, дядя со слезами на глазах еще раз напомнил мне о наших богах, о том, как должен жить честный человек, наказал остерегаться плохих людей и дурных дел, не посягать на чужое добро и отправил в дорогу.

В конце засушливого лета 978 года, я сел на лошадь и отправился искать свое счастье. Мой путь с Киев града до господина Новгорода пролегал по большей части Руси. В дороге я наблюдал, сравнивал, размышлял.

Говорят, что каждый народ имеет тех правителей, которых он заслуживает. На заре зарождения нашей государственности нами стали править Рюриковичи из Скандинавии. По добровольному ли соглашению или насильно осели варяги в Русской земле, – я не знаю, но, во всяком случае, их появление не имело ничего похожего на завоевание славян.

Словно строгая мачеха, они взяли под свое крыло беззащитное славянское дитя, защитили от врагов и диких хищников, научили жить и выживать в мире варваров и войн. И мы пошли за ними со своими вече, богами, нравами и обычаями. Пошли безропотно и добровольно. Видно, так нам было предопределенно и на роду написано. И порой мне казалось, что у варягов Рюриковичей нашего хорошего славянского было больше, чем у нас самих.

Из рассказов старцев и странствующих волхвов, заходивших к дяде, я имел общее представление о городах и городищах, где повсеместно проживали славяне и их общественном укладе жизни, который, как мне представлялось, мало чем отличался от киевского. Я хорошо знал, что восточная половина Европейской Руси была населена народами племени чудского и тюркского. В западной половине славянской земли, кроме народов литовского и чудского племени, примыкавших своими поселениями к балтийскому побережью, жили славяне под разными местными названиями, держась берегов рек с их притоками западной Двины, Волхова, Днепра, Припяти, Сожи, Горыни, Стыри, Случи, Буга, Днестра, Суды, Десны, Оки. Добрушка мне сказывал, что они, как и мы, жили небольшими общинами, которые имели свое средоточие в городах - укрепленных пунктах защиты. Никаких установлений, связующих между собою племена, не было. Признаков государственной жизни так же не просматривались. Славяно-русские племена управлялись своими князьками, вели между собою мелкие войны и не в состоянии были охранять себя взаимно и общими силами против иноплеменников, а потому часто были покоряемы. Многое на Руси изменилось лишь в период княжения Ольги. Но, по большому счету, Русь оставалась языческой. Конечно, наш русский Олимп был намного беднее Олимпа греческого. Религия наша состояла в обожании природы и в признании мыслящей человеческой силы; в предметах и явлениях внешней природы; в поклонении солнцу, небу, воде, земле, ветру, деревьям, птицам, камням. Это выражалось в разных баснях, верованиях, празднествах и обрядах, создаваемых и учреждаемых на основании этого обожания природы.

Наши религиозные представления отчасти выражались в форме идолов: у них, как и у нас, не было ни храмов, ни жрецов, а потому их религия не могла иметь признаков повсеместности и неизменяемости; неясные представления о существовании человека после смерти; замогильный мир представлялся их воображению продолжением настоящей жизни, так что в том мире, как и, в нынешнем, предполагалось одним быть рабами, другим господами. Они чествовали умерших прародителей, считали их покровителями и приносили им жертвы.

Верили они, как и мы, также в волшебство. В знание тайной силы вещей и питали большое уважение к волхвам и волхвицам, которых считали обладателями такого знания; с этим связывалось множество заклинаний и приемов, каких-то гаданий, шептаний, завязывания узлов и тому подобного. В особенности, у них, как и у нас, была велика вера в тайное могущество слова, и такая вера выражалась во множестве заговоров, уцелевших до сих пор у народа. Сообразно такому духовному развитию, было состояние их житейской умелости. Славяне умели строить себе деревянные жилища: укреплять их деревянными стенами, рвами и земляными насыпями. Делать ладьи и рыболовные снасти. Возделывать землю, водить домашних животных. Умели они так же прясть, ткать, шить; приготовлять кушанья и напитки: пиво, мед, брагу; ковать металлы, обжигать глину на домашнюю посуду. Знали употребление веса, меры, монеты; имели свои музыкальные инструменты; на войну ходили с метательными копьями, стрелами и, отчасти, мечами. Познания славян переходили от поколения к поколению, подвигаясь вперед очень медленно.

Сношения с Византийскою империей и, отчасти, с арабским Востоком, Булгарией, понемногу оказывали на русских славян образовательное влияние. Из Византии заходило к нам христианство. В первой половине IX века русские, после неудачного похода на Византию, когда буря истребила их суда, приняли крещение, но прошло немного времени и язычество опять взяло верх на славянской земле. Однако, и после того, многие из русских служили на службе византийских императоров в Греции, принимали там христианство и приносили его в свое отечество. Во второй половине Х века киевская княгиня Ольга приняла Крещение. После смерти князя Игоря, из-за малолетства Святослава, Русью правила княгиня Ольга в качестве регентши. Бурная, темпераментная и хозяйственная, она попыталась учредить элементарный порядок на Руси и в головах своих подданных, но ее деяния носили подвижнический характер. Жестоко отомстив древлянам за смерть мужа, и, наложив на них непомерную дань, она разъезжала по огромной и дикой стране, всюду устраивая государственную и культурную организацию. Ее предшественники – варяги, строили только укрепления, огороженные валом и тыном, как опорные пункты своей власти. До народного быта им, чуждым народа, кроме взятия дани, не было никакого дела. Княгиня Ольга, сама и происходившая из народа русского, повела себя как мать своих подданных. Она разделила землю на погосты или волости; упорядочила сбор налогов и дани; заложила первые храмы; упорядочила народный промысел, который был главной статьей торговли. Ольга первая придала славянской земле вид сравнительно благоустроенной, государственно-культурной страны. Но, конечно, главной ее заслугой было то, что она стала духовной матерью русского народа, через нее началось его просвещение. Но это время быстро закончилось. Вступив на киевский престол, князь Святослав, а после его смерти сыновья, всё вернули назад и правили по-варяжски. Должен сказать, что при Рюриковом доме господствовало полное варварство. Князья облагали русские народы данью и, до некоторой степени, подчинили их себе, объединяя их; но их власть имела не государственные, а наезднические или разбойничьи черты. Они окружали себя дружиною, шайкою удальцов, жадных к грабежу и убийствам, составляли из охотников разных племен рать и делали набеги на соседей - на области Византийской империи, на восточные страны, прикаспийские и закавказские. Цель их была приобретение добычи. С тем же взглядом они относились и к подчиненным народам: последние присуждались платить дань; и чем более можно было с них брать, - тем более брали; за эту дань бравшие ее не принимали на себя никаких обязательств оказывать какую-нибудь выгоду со своей стороны подданным. С другой стороны, князья и их дружинники, имея в виду только дань и добычу, не старались вводить чего-нибудь в жизнь плативших дань, ломать их обычаи, и оставляли с их внутренним строем, лишь бы только они давали дани и поборы.

Такое общее представление о нашей истории имел я, и такой варварский склад нашей общественной жизни повсеместно увидел , путешествуя из Киева в Новгород, что меня сильно печалило и огорчало.
Вскоре по дороге я догнал одинокого путника. Им оказался гусляр и сказатель Гудислав, из земли кривичей. Это был седой старик, отягченный годами и житейской мудростью. Он шел довольно быстро для своего возраста, опираясь на посох одной рукой, а второй бережно придерживая гусли. Голова его утопала в коричневом шерстяном треухе, а борода, белее снега, доходила до пояса.


- Добрый день, отец, - сказал я учтиво, - не откажешь мне в любезности, продолжить с тобою вместе путь. Одному хорошо, а вдвоем веселее!

- Присоединяйся, отрок, - оглядев меня внимательно, отвечал старик, - сия дорога и я, к вашим услугам. - Мы познакомились. Я сошел с лошади и предложил страннику продолжить путь верхом, чем сразу расположи его к себе. Старец вежливо отказался и тут же меня спросил.
- Сдается мне, отрок, что дух твой находится в смятении и ты, чем – то сильно озабочен.- Я поделился со старцем своими наблюдениями, размышлениями о не устроенности и малонаселенности Руси, а также неразумности нашего правления. Мы разговорились.

- Наш славянский народ,- сказал мне мудрый сказатель и гусляр Гудиславом, - подобно иным народам, в начале своего бытия никогда не знал чужого правления. Славянскими племенами правили всегда старейшины и Совет племен, а в исключительных случаях собиралось народное собрание, вече. Здесь решались самые важные вопросы: мира и войны, выборы воеводы, посадника, Совета старейшин. С приходом варягов на Русь все изменилось. Все решал князь, боярский Совет стал карманным, а вече пустой формальностью. Так Русь впервые познала единовластие, сознательно и добровольно лишив себя народовластия.

Начало нашей государственности и приглашение на княжение варягов: Рюрика - на земли словен, Синеуса - на земли народа веси, Трувора - на земли кривичей вызывает у многих потомков удивление, стыд и обиду за наше отечество. Неужели у нас, славян, не нашлось достойных людей управлять нами на благо нашего отечества? Да пусть простит ставить так просто вопрос неразумно. Легко сказать, чем сделать! Критерий здесь один – благо государства и его народа, а наш ложный патриотизм, амбиции и гордыня – всего лишь пустые эмоции. История и наше бытие спустя сто лет после начала княжения варягов на Руси это подтвердили со всей очевидностью.. Наши первые правители, варяги, достойны бессмертия и славы в нашей истории, ибо они положили начало великой нации и великого государства! Поведаю я тебе, отрок, историю их приглашения на Русь, рассказанную мне моим дедом, тоже гусляром и очевидцем тех далеких событий.



День клонился к вечеру,- начал тихим голосом гусляр свое сказание, когда мы остановились у небольшой речушки на ночлег. - Сентябрьские сумерки стремительно надвигались на Новгород вместе с мелким дождем и порывистым ветром, который нещадно бил в лицо и по спинам самых знатных новгородских бояр. Они поступью перекормленных уток семенили к терему боярина Гостомысла. Впереди шли тучный посадник Чуб и долговязый старейшина Осмысл, за ними шествовали два колобка - воевода Драгомил и сотник Троян, процессию замыкали краснощекие и важные купцы Першин и Решето. Уже у входа в дом к ним присоединился молодой и статный боярин Вадим.

- Гм, видно сегодня ночью Гостомысл преставится, смотри, как петух головой трясет, тихо произнес Решето, поглаживая свою роскошную длинную бороду и указывая на дворового петуха с ярким опереньем.

- Наверное, смотри, как вороны раскаркались. Точная примета - к покойнику,- согласился с ним Першин, и тут пошел трещать о плохой погоде, как будто она имела какое-то отношение к Гостомыслу.

Пыхтя и чертыхаясь на ненастную осеннюю погоду, они не спеша поднялись по скользким ступеням на крылечко терема. Стоящая у входа в дом толпа новгородцев расступилась и склонилась в почтительном поклоне перед отцами города. Те важно и с печальными лицами проследовали в широко распахнутые слугами двери терема. Сняв мокрые дождевики, они направились в глубоком молчании к умирающему старейшине.

Тех, кто не видел давно Гостомысла в последние недели, поражались происшедшими в нем переменами. Все давно привыкли к его величественной и пышущей здоровьем долговязой фигуре, роскошному платью на нем. ухоженному лицу, всегда причесанным волосам, уверенному в своей правоте боярину. Впервые он предстал перед новгородцами с растрепанными и слежавшимися волосами; его белокурые с сединой волосы словно полиняли от долгой стирки и свисали безжизненными прядями вдоль лица и падали на подушку. Худоба этого еще недавно дородного, пышущего здоровьем мужчины производили страшное впечатление; но даже не это было самым страшным, а искривленная, застывшая половина лица, слегка перекошенный мокрый рот, а главное, этот неподвижный, гаснущий взгляд умирающего человека.

- Спасибо, что пришли, братья мои! – сказал слабым голосом боярин. – Дух мой бодр, да плоть уже немощна. Моя жизнь с каждой минутой угасает. Болезнь совсем изнурила меня! На заре я умру…
Как бывает в этих случаях , бояре наперебой начали уверять старейшину в обратном ,что он обязательно выздоровеет. Умирающий боярин улыбнулся краешком губ, и продолжил:

- Соратники, друзья мои! Я всегда жил, как хотел и мог, а не как хотели люди. Я не пророк и не миссия. Много лет я убеждал вас пригласить на княжение варягов. Вы всегда противились мне, но не из-за здравого смысла, а непомерной гордыни. Вы прекрасно понимаете, что наше народовластие, амбициозное величие и богатства – фикция. Междоусобицы, внутренние противоречия между нами, отсутствие единовластия и сильной дружины разрушают наше княжество. Хватит словопрений и словоблудия новгородского пошиба. Все уже очевидно и неизбежно! Моя последняя просьба к вам, други мои, – пригласите на княжение славных князей Рюриковичей. Они благородны, верны, храбры, как львы, сердиты, словно рысь, и мчатся по земле, как северный ветер. Слава о них гуляет по всем землям. Они приведут нас к единству, защитят Новгород и славянские земли от врагов. О, наши языческие Боги, бояре - услышьте меня!- уже чуть не плача и задыхаясь, умолял своих соратников Гостомысл.

Наступила гробовая тишина. Бояре, потупив взор и пряча глаза, молчали. Вдруг раздался гул, засверкала молния, и ударил гром. В распахнутое настежь окно влетела испуганная ласточка и села на голову истукана Перуна, стоящего в комнате. Бояре пали ниц, испуганно твердя:

- Божье знамение, божье знамение! А теперь, бояре, я засну,- сказал хитрый старейшина,- я утомлен. Но вы не переживайте, я проснусь перед… концом, на заре. Прошу – исполните мою последнюю волю! Что хочу я для блага нашего отечества – хотят и наши Боги! Прощайте и простите меня, если я кого - то из вас ненароком обидел.

Посидев еще немного у изголовья умирающего, вельможи вскоре удалились. Остался один только молодой боярин Вадим и его домочадцы. Причиной такого поведения молодого боярина было угрызение совести, что он совсем не разделял убеждение старейшины о приглашении варягов на княжение, как великом благе для славянских племен и он обязан об этом сказать Гостомыслу. Была и другая причина не менее важная – он хотел получить благословение на брак с его дочерью Гореславой.
Скрипнула дверь и в комнату вошла красивая, русоволосая девушка с длинной косой и большими выразительными глазами. В них стояли слезы. Ее плечи вздрагивали от приглушенного рыдания, а взгляд говорил:

- Смотри, Вадим, умирает мой отец, я совсем остаюсь одна. О небо! Я не знаю, как я буду теперь жить! Она присела у изголовья отца, рядом с молодым боярином.

- Гореслава, я знаю, какое это для тебя горе; он был для тебя хорошим отцом, а для нас достойным, порядочным и честным гражданином Новгорода, - проговорил тихо Вадим. Новгородцы долго будут его помнить! - Гореслава с благодарностью посмотрела на молодого боярина…

И действительно – Гостомысл был незаурядной личностью. В нем гармонично уживался государственный муж и просто человек. Качества весьма редкие на Руси. Он считал, что зло существующее в мире, почти всегда результат нашей дикости и невежества, и любая добрая воля может причинить столько же ущерба, что и злая, если только эта добрая я недостаточно просвещена. Вот почему он так долго убеждал новгородцев в разумности приглашения варягов на княжение.
В опочивальню все время тихо то входили люди, то выходили прочь. Так Вадим и Гореслава просидели в глубокой задумчивости и молчании у тела умирающего до первых петухов, всматриваясь в его лицо, то спокойное и бледное, то вспыхивающее огнем.

Наконец Гостомысл открыл глаза и посмотрел на дочь и молодого боярина. Глаза умирающего остановились на Вадиме. Его взгляд говорил, что ему ведомо то, что не ведомо другим. Испытывающий взгляд старейшины был так странен и пытлив, что молодой боярин невольно вздрогнул и встал.
- Воды, - тихо пробормотал старик. Гореслава со всех ног бросилась в другую комнату и принесла ковш с водой и дала ему пить, поднося одной рукой деревянный ковш ко рту, а другою поддерживала голову умирающему отцу. Сделав два глотка, он выбил сосуд из рук дочери внезапным движением руки и прошептал:

- Боярин! Сердце - вещун, а душа – мера. Я знаю, ты не исполнишь мою последнюю волю и закончишь свою жизнь не своей смертью. У тебя нет терпения, но ты храбрый, честный и благородный человек. Поверь, умирающие люди видят далеко вперед. Мне приснилось, а может я прочитал на твоем лице, но тебя и Гореславу ждет незавидная судьба. Мне жаль вас! И тут же дал знак молодым приблизиться. Те пали на колени перед умирающим:

- Мы молимся о вашем исцелении отец, - с трудом вымолвил Вадим.

- Исцелении! – Прошептал старейшина, – и тяжело вздохнул.

То было единственное слово утешения, услышанное Гостомыслом в последние дни, ибо для всех прочих его смерть была лишь пустой формальностью! Исцеление! Сказал ли это молодой боярин из сострадания или он и в самом деле верит в это? Они посмотрели друг на друга, и в этом честном и смелом взоре, умирающий прочел что-то похожее на участие. Наконец-то в чьих-то глазах он не был еще вычеркнут из жизни. Слабеюшим голосом, он приказал им соединить руки, и дал свое родительское благославление на брак. Боярин Гостомысл совсем ослаб и еле дышал. Его губы покрылись кровавой пеной, широко раскрытые остекленевшие глаза вскоре уже ничего не видели, щеки запали. Он агонизировал. Агония была недолгой, но мучительной. Вскоре наступила последняя судорга. Умирающий, положив руку себе на грудь, сделал попытку приподняться, но упал замертво. Гореслава разразилась громкими криком и слезами.

- Отец! Отец! – душераздирающим голосом закричала она. На кого, кормилец, покидаешь, кому приказываешь, на кого оставляешь? Али мы тебя не любили, али чем прогневали?- завопили во весь дух старухи - плакальщицы и домочадцы.

Похороны старейшины Гостомысла были такими же пышными, многолюдными, как и его жизнь для блага людей. У его гроба стояли самые знатные люди города, жены, старейшины из других племен, друзья и враги.

Последняя воля Гостомысла породила среди новгородцев много слухов и недовольства. До смерти старейшины у горожан не было повода для вражды. Гостомысл умел примерять враждующие стороны силой слова и своего авторитета, так как хитрый боярин хорошо знал о силе и интересах соперников. Теперь город разделился незримо на два лагеря – противников и приверженцев последней воли старейшины. Завещание боярина зажгло у противников чувство соперничества и ненависти друг к другу. Но открыто это никто не выражал. Все ждали, что решит новгородское вече.

Гостомысла хоронили по старому языческому обряду. Одна из его молодых и самых любимых жен согласилась отправиться с ним в загробный мир. Сотни людей пришли просто поглазеть на это варварское представление. Новгородцы жаждали зрелища и они его получили.

Все исполнялось согласно древнему обычаю. В день похорон девушку разрисовали различными непристойностями и сильно напоили хмельными напитками, затем, почти голою, посадили рядом с усопшим. Вскоре, огромная процессия двинулась к Волхве реке, воспевая печали языческих Богов и искупление греха. Впереди процессии шли с разрисованными лицами волхвы в черных одеждах, со священными знаменами и эмблемами языческих богов, за ними несли священную лодку с покойником и девицей. За лодкой близкие родственники усопшего, певцы и женщины - плакальщицы, а затем все остальные. В глубоком молчании похоронная процессия прошла по улицам Новгорода и спустилась к реке. Тут же хор певцов начал петь священный языческий гимн.

-О, наши великие Боги, примите в свои объятия достойного человека и гражданина Новгорода, славного Гостомысла. Воспоем его славные дела, поплачем над его поникшей головой и проводим в последний путь. Свет земли новгородской погас, и мир покрылся мрачной скорбью! Горе, горе нам всем! Вся наша славянская земля скорбит по тебе Гостомысл. - Мужи стали бить палицами по щитам. И тут же раздался вой старух- плакальщиц. Процессия остановилась. Началось длительное прощание с усопшим. Люди подходили к покойнику и целовали его в уста или в лоб. Потом на ладью поднялось несколько человек из числа родственников боярина, и все как один совокупились с девушкой в присутствии мертвеца.

Как только они покончили с осуществлением своих прав любви, девушку уложили рядом с ее господином. Она была сильно пьяна и ничего не соображала. Двое схватили ее за ноги, двое — за руки, пришла старуха, с одним зубом, накинула ей на шею веревку и дала ее конец двум мужам, а сама стала вгонять огромный кинжал между ребер девушки, в то время как мужи душили ее, пока она не умерла.

Чтобы заглушить крики девушки, все время на высокой ноте пел хор старух:

- Звезды небесные скрылись в беспросветной мгле. Солнце закатилось за горизонт. Плачь русская земля по Гостомыслу. Плачьте вы, звезды, огни, реки, рыдайте горько, люди земли новгородской, оплакивайте смерть достойного Гостомысла.

После этого, ближайший родственник умершего взял палку и зажег ее от костра. Не прошло и часа, как лодка, боярин и его молодая жена превратились в пепел.

Буквально через неделю после похорон Гостомысла собралось вече. Старая партия бояр, во главе с посадником Драгомилом, хорошо к нему подготовилась. Она все сделала, чтобы не допустила на собрание крикунов своих противников и лишить многих авторитетных соперников слова.
С первых ударов вечевого колокола горожане потянулись на городскую площадь. Богатый и благоустроенный город сверкал в лучах солнца. Стояло теплое и прекрасное Бабье лето. На пристани стояли десятки струг, роскошные ладьи богатых заморских купцов. На новгородских верфях строились новые суда.

Послышался голос юродивого на паперти:

- Тьфу, на вас! Вече – пустобрехова сеча! Не копьем побивают, а умом! Ха – ха – ха…
Голоса из толпы:

- Новгородцы! Ехали прямо, да попали в яму. Не уж то у нас нет своих мужей, достойных княжить? Чуму на этих варягов!

Первым слово на вече взял старейшина Осмысл:

- Братья мои! Задал нам загадку напоследок мудрый Гостомысл. И он прав. Богата наша земля достойными мужами, но мало у них воинского опыта и нет полководческого таланта, нет своей дружины, хотя и много времени мы проводим в походах. . Скажите мне, кто из нас может защитить наши земли от врагов Новгорода? Никто! Исполним же наказ мудрого Гостомысла! (мощный гул одобрения)

Голос блаженного:

- Где много толков, там мало толку. А почто не так, выгоним или отравим правителя и поставим другого. Велика беда! Ха – ха –ха.

Послышался голос молодого боярина Вадима:

-Новгородцы! Силен медведь, да в болоте лежит. Я не верю в сильных, хороших и добрых варягов. Ими движет одно - жажда наживы. Они шайка разбойников. Хлебнем мы с ними горя! Попомните мои слова…
Слово берет посадник Драгомил:

- Извини, боярин! У тебя мало терпения, Вадим! Убогая гордость – дьяволу потеха. В тебе говорит безумие юности! Тебе хочется борьбы. Научись сначала ждать, пока волны разобьются о берег в бурю, а потом с нею вступай в борьбу!

Мореплаватель Садко:

- Бояре! Правду говорить - никому не угодить. Многие из вас были на землях греков, римлян, видели, как живут наши соседи булгары и хазары. У них свои цари, и они живут лучше нас. Мы можем тоже так жить, если не будем думать только о себе и постоянно соперничать друг с другом за первенство. Что наша жизнь? Ничто! Жизнь - самое дешевое приобретение. -С потерей себя она теряет всякий смысл. Остаются лишь твои дела на благо отечества. Долго препирались соратники Гостомысла с противниками приглашения на княжения варягов в Новгород.


Вскоре прошло голосование. Вече приняло решение пригласить варягов княжить в Новгороде.
- Удивительно, не вероятно, как северяне, никогда не знавшие ни властелинов, ни рабов на славянской земле - пошли на такой шаг! На мой взгляд, все в нашей ментальности и в нашем бытие, которые толкают нас на не всегда подающее разумению деяния и поступки! Это наша национальная особенность, с которой мы в нашей истории столкнемся еще не один раз, - восклицал Гудислав.
… Поздней осенью, в первых числах ноября 862 года пять варяжских судов, в каждом из которых находилось около пятидесяти человек, подошли к Новгороду. Князь Рюрик и его братья Синеус и Трувор стояли на носу флагманской ладьи и переговаривались между собой: - Полунощная и дикая страна, эти словены! – произнес Рюрик. - Я слышал, что они никогда не знали единовластия. Все решают сообща на своем вече. Междоусобие и внутренние беспорядки вскрыли вред народного правления. Именно поэтому они пригласили нас на княжение. Странная страна! Ничего не понимаю!
- А мне рассказывали, что восточные славяне очень бодрые, сильные и неутомимые воины. Они легко переносят голод, холод, зной и любую нужду. Храбры и свирепы в бою! – добавил Синеус.- Правда живут они в полуземлянках, крытые дерном или камышом. У нас на родине в них не захотели бы жить даже собаки.

- И, действительно, странно, что они ищут правителя среди иноплеменников.

- Ничего странного нет,- вмешался в разговор всегда молчаливый Трувор,- многие языческие народы не знали сначала единовластия, когда только начали выходить из своего дикого состояния. Восточные славяне не исключение. А почему не строят добротные дома, когда вокруг сколько добротного леса, а живут в землянках, то только потому, что боятся набегов чужих племен, да и соплеменников. Отчего селятся в глуши и далеко от дорог. Законный инстинкт самосохранения! Им надо помочь, а за это они обещают нам хорошо заплатить – по мечу с дыма. А их мечи остры с обеих сторон, а сабли наши имеют одно лезвие. Более того, у них много других богатств: мехов, меда, воска, но самое главное – красивые девушки. – И тут, довольный своей шуткой, весело рассмеялся. Его веселость поддержали братья взрывом дикого хохота.

Как не раз повторял в своих устных сказаниях славный певец земли русской Гудислав:
- И действительно, мы – чудная страна! Как живем, так об этом и поем. Велико и богато наше отечество, но нет в нем хозяина, а от того не обустроено и дико оно. Стыдно и горько мне, будто мы худшие из людей…Кто нас образумит и поставит на правильную дорогу? Наверное, наши Боги услышали и послали нам правителей. Кто сего знает?

Ладьи варягов, изящные, маневренные, скоростные и так похожие друг на друга стремительно приближались к берегу. Они совсем не были приспособлены для морских сражений, а больше походили на торговые суда заморских купцов, с разноцветными парусами, хотя в каждом их них находилось свыше сорока хорошо вооруженных викингов.

- Убрать паруса, сушить весла! - послышалась команда капитанов, - и вскоре одна ладья за другой плавно причалили к дощатой пристани.

Новгородцы уже не ждали в этом году норманнов, так как начались первые заморозки и неожиданные морозы могли сковать реку Волхву и озеро Ильмень льдом. Но братья Рюриковичи не были бы истинными викингами, если бы уповали на плохую погоду. Северный ветер их родины сделал их великими воинами, завоевателями и торговцами. Ради своей выгоды они были готовы отправиться даже к своим или чужим Богам в Преисподнюю.

Увидев высаживающихся варягов на берег, толпы зевак бросились в рассыпную - одни бежали за крепостные стены города, а другие в густую чащу леса. Вскоре пристань опустела. Ворота Новгорода закрылись и на крепостных стенах появились ратники в доспехах. Но вскоре все выяснилось: знатные бояре и горожане встречали дорогих гостей с хлебом и солью у ворот города.

-Как бы это войско не принесло зло на нашу землю?- говорил седой старик сыну в толпе встречающих.

- Не бойся, батя, лихое - лихим избывают, не таких бивали!- отвечал ему рыжеволосый детина, по имени Дубовер, слуга боярина Вадима.

- Пожалуйте на землю славянскую, хлебосольную! – приветствовал гостей старейшина Осмысл с боярами. Принимая хлеб, князь Рюрик сказал:

- Клянемся этим хлебом, нашим богом Одином править согласно древним законам этой земли, защищать и оберегать ее от недругов, почитать ее Богов, быть справедливыми! Вскоре делегация бояр, Рюриковичи и дружина с трудом проследовали через городские ворота в город. Однако движению торжественной процессии мешали толпы новгородцев, заполонившие улицы города. Несколько свирепых варягов бросились расчищать дорогу для прохождения новоиспеченного правителя. Одетые по обычаям своей родины, в длинные стальные кольчуги, вооруженные круглыми щитами и короткими мечами, они принялись теснить толпу, но та напирала. В ход пошли удары ручкой меча и его плоской части. Толпа расступилась, давая дорогу процессии. Женщина с маленьким ребенком зазевалась и не успела уйти с дороги. К ней неожиданно подбежал бородатый варяг и ударом щита повалил ее на землю. Ребенок выпал из ее рук и начал кричать. Не обращая внимания на плач ребенка, варяг схватил женщину за руку и поволок ее с дороги, как упирающее ногами животное. Толпа зароптала и двинулась вперед.

Наблюдая эту дикую сцену, молодой боярин Вадим не сдержался. Кровь бросилась ему в голову и затмила его рассудок. Он рванулся к кричащему во все горло ребенку, поднял его с земли и начал успокаивать. В это время к нему подбежал обидчик женщины и нанес ему удар ручкой меча в лоб. В глазах потемнело и кровь залила все лицо Вадима. С трудом, немного покачиваясь, он передал плачущего ребенка матери, а затем неожиданно развернулся и набросился на обидчика. Ловким и неожиданным ударом он поверг варяга на землю и начал душить. Варягу удалось вывернуться из рук разъяренного боярина и вскочить на ноги. Но Вадим, как безумный с силой ударил его сжатым кулаком между глаз. Варяг зашатался и, как пьяный рухнул навзничь. Народ волновался и кричал. Тут подоспели несколько варягов и повисли у молодого боярина на руках, а затем повалили на землю и приставили к горлу мечи. Никто из новгородцев не пришел на помощь Вадиму.

- Отпустите его! – послышался чей-то повелительный голос. Толпа расступилась. Перед молодым боярином стоял сорокалетний варяг с русой бородой и пронзительными карими глазами. Их взгляды встретились. Сначала глаза нового повелителя Новгорода были злы, темны и мрачны, как будто они видели перед собой врага. В них был написан гнев и ленивое любопытство, потом, когда он взглянул на поверженного варяга и безоружного Вадима, в его глазах появилось удивление. Узнав в чем дело, он приказал отпустить молодого человека, а варягу, по имени Дир, встать в строй в конец дружины вместе с Аскольдом, его братом:

- Аскольд,- сказал конунг, есть и на дьявола гром, уйми своего брата. Он сеет рознь и недоверие между нами и горожанами, ибо я вынужден буду отправить его на родину, если до того он не захлебнется собственной злобой и не скончается не сходя с места.

- Проклятый русич – рычал сдавленны от ярости голосом Дир.- Ты мне за все заплатишь. Я тебя убью, как собаку. Но раньше хорошенько отстегаю кнутом! Твоя холеная к боярская кожа полетит клочьями…- Вадим сохранял свою обычную невозмутимость и улыбался, будто это была шутка, а не страшная угроза.

Вскоре торжественная процессия вновь продолжила свой путь и свернула на дворцовую площадь, где в просторном тереме для гостей и новгородской знати уже были накрыты длинные столы для пира, в честь нового правителя и его храброй дружины.

Князь Рюрик, вместе с братьями и самыми знатными боярами, занял место во главе стола. Он взял наполненный слугой кубок вина и торжественно произнес:

-Нас позвали и мы пришли на эту землю, чтобы ее лелеять и оберегать. Мы ваши верные слуги. Поклянемся же друг другу жить в любви и согласии, осушив наши кубки до дна!
Варяги и новгородцы в едином порыве встали из-за своих столов и все дружно выпили свои чаши до дна. Пир начался.

… На том пиру гусляр-мальчишка, будущий отец Гудислава, подпевал старым гуслярам, воздавая хвалу новым правителям земли русской:

- Они храбры, как львы, сердиты, словно рысь, и мчатся по земле, как северный ветер. Слава о них гуляет по всем землям. Они защитят Новгород и славянские земли от врагов .О ,наши языческие Боги, помогите им!

…Было подано на стол на том пиру более пятидесяти различных русских разносолов. Медовуха, брага, заморские вина лились рекой. Гусляры и скоморохи веселили публику. Новгородцы начали брататься с варягами. Пир в честь нового дружеского союза славен и норманов удался.

Наступил 863 год. Казалось, что с приходом варягов ничего в жизни горожан не изменилось. Да и что можно изменить за несколько месяцев в этом полусонном и смиренном купеческом городище? Город жил своей размеренной и привычной жизнью. Рюрик правил справедливо и милосердно. Мелкие судебные дела он отдал на откуп самых честных новгородских бояр, не противился, поначалу, решениям вече, уважал обычаи и не писанные новгородские законы, потихоньку вводил свои, варяжские. Рюриком была довольна: и знать и чернь. Доволен был и князь с дружиной. Новгород посулил за его службу 300 гривен в год, что составляло цену ста пятидесяти фунтов серебра, да еще бесплатное содержание дружины. Им отвели лучшие жилища. Для их увеселения новгородские бояре затевали пиршества и праздники, где столы ломились от яств, дичи, пирогов, рыбы. Медовуха, брага, заморские вина лились рекой.


Прием, оказанный новгородскими боярами варягам, рассердил очень многих горожан, которые вынуждены были содержать в своих домах варягов, кормить их и терпеть их высокомерие и безобразие, когда они распутничали с гулящими девками, а иногда с их женами и дочерьми. Назревал конфликт. Это случилось на второй день святок. Святки – новый годовой цикл у славян. В дни зимнего солнцестояния по всем домам новгородцев гасятся огни и путем трения добывают новый «живой огонь», от которого вновь зажигают печи, очаги и огарки. В избах в новогоднюю ночь гадают о своей судьбе и будущем урожае. Только в теремах Рюрикова и его дружиников горели огни и шло буйное празднество. Молодым новгородцами это не понравилось и они избили нескольких варягов за неуважение к нашим нравам и обычаям. Во время пира, устроенного боярами в честь праздника, царила нервозная обстановка. Варяги и новгородцы недобро смотрели друг на друга. Князь Рюрик взял в руки кубок вина и провозгласил здравицу в честь русов и варягов:

- Да будет земля Русская общим для нас домом, а кто придет к нам с мечом - мы его усмирим! Дав клятву, верно вам служить, мы исполним оную! За наш дружеский союз!

Так случилось, что Вадима посадили напротив Дира, рядом с которым сидел его брат Аскольд. Взгляды их неоднократно скрещивались, как хорошо отточенные топоры. Каждый из них знал, что они теперь враги, но никто даже и не думал сделать шаг к примирению.

Братья были поразительно похожи друг на друга. Атлетического телосложения, с рыжими волосами на голове и бороде, маленькими, как у свиньи тусклыми глазами они рвали грязными руками мясо и запихивали его себе жадно в рот. Вид их был дик и свиреп. Об их силе, стремительности и безрассудстве ходили легенды. Все уже знали – союз двух братьев непоколебим. Если один из них жаждал чей-то смерти, то другой хотел того же. Тот, кто осмелиться объявить войну любому их братьев, должен был либо погибнуть, либо уничтожить их двоих. Многие искали дружбы с братьями, но они всегда уклонялись от их заискиваний, полные глухого недоверия ко всем людям и даже своему конунгу. Всякое проявление симпатии они воспринимали с подозрением и не признавали иного вида лести, кроме как панического страха перед их звериной силой и безрассудством.

В глубине души молодой боярин был, пожалуй, сродни двум братьям. Он так же был несдержан, недоверчив и безжалостен к своим врагам, но в отличии от них, он не был так категоричен в суждениях и безрассуден в своих поступках. Более того, Вадим был снисходителен к своим приверженцам, верен данному слову и по- своему был справедлив и прям.

Новгородские гусляры веселили пирствующих задорной музыкой. Наступила ночь, и на пру царило небывалое оживление. К потрескиванию остновых дров, которые охапками бросали в огромный камин, присоединилось рычание мужчин, визг женщин, пронзительные крики детей. Все без различия пола и возраста были пьяны.

Самые красивые девушки города плыли, словно лебеди, в красивом танце. Среде них особенной красотой и богатой одеждой выделялась боярская дочь Гореслава. К ней было приковано вожделенное внимание многих мужчин. В этот день она особенно была хороша собой .Ее траур по отцу сильно затянулся и она впервые вышла на люди. Чуть похудевшая и немного повзрослевшая, она из девушки- подростка, вдруг превратилась в красивую женщину. Ее щеки розовели, как цветок, от прикованного к ней внимания мужчин, темные, нежные глаза были скромно опущены вниз, но на губах и в ямочках не щеках трепетала невольная улыбка. И тут Вадим заметил, с каким похотливым и жадным взглядом Дир смотрит на боярскую дочь. Его маленькие глаза посмотрели на Вадима в упор и зло блеснули:
- Дочь боярина будет принадлежать мне,- крикнул он хрипло. – Смерть тому, кто приблизиться к ней! Эти слова возбудили гнев молодого боярина. Он принял этот страшный вызов. В сильном возбуждении он вскочил на ноги. Его друзья сгрудились возле молодого боярина, и поощряемые криками остальных горожан приготовились к драке. Но тут раздался повелительный голос конунга:

- Эй, стража, арестуйте этих кочетов! Они мне надоели. Пусть их ссоры не омрачают наше веселье! Вадима и несколько его друзей бросили в одну из крепостных башен, Дира, в другую.

Третий день молодой князь томился в крепостной башне. Никто его не посещал, кроме старого варяга, который три раза в день приносил ему воду и скудную пищу. Его друзей опросили и выпустили на следующий день. Вадим скучал.

Чудовищно огромный, размером чуть не со степного орлана ворон, весь черный и взъерошенный, повадился садиться на его окошко. Он, то спокойно и пристально рассматривал узника, то сердито прыгал, вытягивая свой длинный клюв, громко хлопая своими мощными крыльям, как бы угрожая узнику. Вадима это забавляло, и он назвал ворона Диром. Боярин, предпринял несколько хитрых попыток поймать хищника, но тот всячески успевал увернуться от его руки:

- Берегись, Дир, берегись, говорил узник, - рано или поздно я тебя поймаю и придушу.
Ночью Вадим проснулся от шума и криков. Выглянув в узкое окно башни, он увидел огромное зарево огня, которое поднималось в районе княжеского квартала. Горело несколько срубов, где проживали княжеские дружинники.

- Началось! – подумал боярин. - Внезапно неистовое, хриплое карканье прервало его размышление. Он еле успел отпрянуть от окошка. Ворон, вытянув клюв, попытался угодить узнику прямо в глаз, бил крыльями о воздух, а потом внезапно исчез.

- Это знамение! – подумал молодой боярин.

- Нет! Глупость, ребячество! Не надо придавать этому значение! – успокаивал сам себя Вадим. - С этими противоречивыми мыслями он долго не мог заснуть.

Рано утром его отвели к правителю новгородскому. Рюрик был не один. В импровизированном тронном зале находились все знатные бояре города. Все они были сильно напуганы и старались не встречаться с презрительным взглядом молодого боярина.

- Сударь, я уважаю вашу знатность и авторитет, но никак не пойму ваше поведение. Чего вы добиваетесь? Вы сеете раздор и вражду между моей дружиной и горожанами. Это по вашему приказу подожгли дома, где проживают мои воины? Вы сумасшедший?

Слова конунга хлестнули, словно удар бича, так обвинительно и утверждающе, что молодой боярин невольно вздрогнул. Еще не много и он наговорил бы правителю много дерзостей, как вдруг несколько варягов ввели толпу взлохмаченных новгородцев.

-Ну что там еще? Что это за люди? – спросил с раздражением конунг старшего конвоира Аскольда. Варяг, со злорадной улыбкой, отрапортовал:

- Эти люди были задержаны на пожаре. Они отказались принимать участие в тушении огня и отговаривали от этого других.

- Почему? Что они говорят в свою защиту? – спросил с раздражением конунг.

- Они возносили свои руки к небу и в один голос утверждают, что это нам небесная кара, - ответствовал Аскольд. – И это все? Аскольд беспомощно развел руками.

- Отпустите их и ищите виновных,- приказал конунг Аскольду и повернулся к Вадиму:

- Согласитесь сударь, разве это не безумие, поджигать деревянные строения в городе. Небольшой ветер и огонь мог охватить весь город. Какое безрассудство и ради чего? Непонятной ссоры!
Прежде чем ответить на недоуменный вопрос конунга, Вадим поймал себя на мысли, что сей князь вызывает у него некую симпатию своей искренностью и желанием быть справедливым и, даже, любимым своими подданными.

- Государь!- сказал боярин с уважением,- никакого безумия нет! Таковы новгородцы и все славяне. Если вы и ваша дружина это не поймете, то не сможете повелевать нашими племенами. Усмири своих воинов, чтобы не чинили они беспредела на земле новгородской. Князь улыбнулся снисходительно и отпустил молодого боярина с миром.

Великий новгородский гусляр Гудислав не раз в ходе своего повествования отмечал:

- На одном месте и камень мхом обрастает,- говорят мудрые люди - Рюриковичи, ревностно занимаясь благами славянского княжения, оставались спокойными зрителями отдаленных происшествий, постепенно и не навязчиво приобщая народ к своим законам и образу жизни. Имея не только доброе сердце, но и разум превосходный, они видели ясно нашу дикость и непотребство. Хвала сим мужам!
Ненависть Вадима к Диру и Аскольду распространилась на всех варягов, и чем больше он сдерживался, тем сильнее ненавидел пришельцев. Сначала он хотел покинуть Новгород, но страх за невесту остановил его. Молодой боярин томился и тосковал в этом городе, забросив все свои торговые дела с Византией и Булгарами, торгуя там мехами, медом и пенькой. Его двусмысленное положение оскорбленного жениха и знатного боярина мешали ему жить и только мысли о мести согревали его душу.

Не все новгородцы были равнодушны к страданиям гордого боярина. Многие мужья и женихи городища перенесли подобные унижения, и каждый из этих оскорбленных мужей, только и ждал удобного момента, чтобы отомстить обидчикам. Поджег избы варягов - было только началом их мести. Хватало и других обид и недовольств горожан на пришельцев: их грубость и высокомерие, нарушение нравов и обычаев предков, грабежи. Все в городе это знали и понимали, что ни чем хорошим это не кончиться. Недаром о русах соседние народы говорили:

- Не дай бог никому в палачах быть, а нельзя и без него. Это не люди, а бесы, они за свои обиды и унижения даже через сорок лет, но отомстят!

Несмотря на осторожную и миролюбивую политику конунга к своим подданным, случилось то, что не раз случалось до него, и будет случаться при других правителях. Возникла смута. Ее причиной стала давняя неприязнь Вадима и других новгородцев к наемникам.

Вадим, со своим верным слугой Дубовером и несколькими друзьями, случайно встретились на Николкином мосту через реку Волхву с группой варягов, среди которых были Дир и Аскольд. Наемники были навеселе. Варяги перекрыли дорогу через мост и стали оскорблять новгородцев. Образовалось столпотворение с одной и другой стороны моста. Завязалась перебранка. Посыпались оскорбления с одной и другой стороны. Вскоре, как это часто бывает, началась драка. Варяги не рассчитывали, что на сторону Вадима и его друзей станут новгородские мужики. Драка была короткой и жестокой.
Наемники были жестоко избиты и покалечены, а потом сброшены горожанами в Волхву реку. Часть из них утонула. Вадиму и его друзьям даже не пришлось участвовать в этой грандиозной драке. Все за них сделали обиженные варягами новгородцы.

Конечно, наемников можно было еще спасти, когда они в бурлящем потоке реки молили о помощи. Но новгородцы, не обращая внимания на их крики, поспешили по своим делам. Судьба к Диру и Аскольду была милосердна, и они выплыли из бурной реки и остались живы.

Это событие и последующий арест Вадима наделал в Новгороде много шума и породил много слухов. Город гудел, как встревоженный улей. Бояре попрятались в своих теремах и старались не выходить без надобности на улицу. Варяги ходили по городу группами и при полном вооружении.

Рюрик срочно держал совет с боярами, которых под усиленной охраной доставили на княжеский двор. Было опрошено более тридцати очевидцев, которые были в то время на мосту. Рюрик установил зачинщиков драки: Дира, Аскольда и Вадима. Над ними, при всем народе, он тут же устроил на следующий день скорый суд.

Молодой боярин смело, с достоинством отметал все обвинения, выдвинутые князем Олегом, сородича конунга и главного обвинителя на суде.

Вадим обвинил Дира, Аскольда и их друзей в грабежах, насилиях и враждебном отношении к новгородцам, что привело к печальному инциденту. Народ возгласами одобрения поддержал Вадима, но тут вмешался Рюрик:

- Сердитый сам себе мстит. Вы, враги земли русской, - бросал с негодованием слова обвинения в адрес зачинщиков драки конунг. - Сеете неприязнь и недоверие между дружиной и новгородцами. По вашей вине погибли люди. Вы заслуживаете смерти! (бояре кивают своими бородами) В ноги к князю бросается Гореслава, которая впервые появилась на людях. Ее пытается остановить друг ее отца, боярин Чуб:

- Светлейший князь, бояре! - Умоляла девушка, - помилуй их. В их действиях не было злого умысла поссорить нас. Это нелепая случайность. Вадим бросается к дочери старейшины, поднимает ее:
-Не унижайся, Гореслава, перед варварами. И от милости Божьей погибают. Они даже не знают наших обычаев, Богов народа, которым пытаются управлять. Горе нам, славянам! (гул одобрения)
- Боярин,- прошипел князь Олег, - меч власти длинен. – Ты зашел слишком далеко. Князь терпелив, но не на столько, чтобы выслушивать твои оскорбления!

Князь Рюрик, глядя на боярскую дочь, с восхищением и вожделением неожиданно изрек:

- Сказанное слово, что пущенная стрела. Я поступаю дурно, когда поступаю не в угоду себе. Я прощаю вас! Но вы должны, боярин, заплатить штраф за каждого погибшего дружинника по 80 гривен и покинуть сей город и больше в нем не появляться, ибо тут же будете казнены.
Посадник Остомысл, родной дядя Гореславы, сказал:

- Дочь! В твоей голове одна солома. Глупеешь на глазах. Твое чувство к этому жалкому боярину определят твою несчастную судьбу. Откажись от него пока не поздно. Я предпочту, чтобы ты умерла, прежде чем родила от этого недоноска. Я не потерплю, чтобы наша кровь смешалась с его жидкой кровью!

Волхв Драгомил, уходя с княжеского суда, бросил князю Олегу, родственнику Рюрика, при всем народе:

- Не праведный суд вершите, чужеземец! Наши Боги накажут тебя. Ты умрешь не своей смертью, а от своего любимого коня!

- Ты, зловещий колдун, уходи по добру и поздорову, пока я не осерчал!- гневно воскликнул варяг. Его лицо покраснело, губы побелели, тело дрожало…

Новгородцы ждали от княжеского скорого суда худшего - казни молодого боярина, но услышав другой приговор – разразились криками одобрения и славления конунга и боярина.

- Слава конунгу и его справедливому суду! Слава Вадиму Храброму!

Великий и мудрый Гудислав сказывал в своих сказаниях по данному событию:

- Хвала нашим языческим Богам, что дали нам достойного правителя земли словенской. Сей отважный воин оказался и мудрым человеком. Ни в одной из тех сложных и разнообразных ситуаций, в каких случалось бывать ему, когда он завоевывал чужие земли в кровопролитных и несправедливых войнах в угоду себе и своему времени, не проявился с таким блеском его характер, живость ума и сила воли, как в его мудром правлении племенами словенскими.

Оказавшись на положении приглашенного правителя « новгородской республики», которая некогда была его врагом. Ни чем не подкрепленную дружбу с непредсказуемым народом, князь Рюрик отважился повелевать этим диким народом; не обладая, достаточными силами и средствами, для увеличения своей дружины, поддержкой своих сородичей в случае войны или недовольства своих многочисленных и воинственных подданных, он сильно рисковал. На что, рассчитывал сей безумец? Что он вынашивал в тиши своих покоев и в видимом унылом бездействии? Об этом рассказали нам намного позже его великие дела и деяния его потомков.

Княжеский суд и первые месяцы правления сего князя показывали, что он решил править не силой, а справедливостью и милосердием, чтобы завоевать полное доверие новгородцев.

После памятного суда изменилось поведение варяжской дружины и самого правителя. Вместо шумных увеселений и роскошных пиров, имевших место в начале правления, новый государь показывал пример смиреннейшей жизни, и дабы корона крепче держалась на его голове, он делал вид, что ее тяжесть ему не под силу и он не может обойтись без поддержки новгородских бояр, без которых он не отваживался принять ни одного решения. Расчетливый конунг представал перед своенравными и высокомерными боярами и поданными, этаким простаком, скромным и благожелательным правителем, хотя никто не был до конца уверен, что он таковым является на самом деле. А хитрому варягу только это было и надо. Время работало на укрепление его авторитета и могущества.

Совсем другим было положение изгнанников. В один миг они лишились крова и былого богатства, любви, авторитета, будущего. Вадиму пришлось заплатить всем своим имуществом за гибель варягов. Все надо было начинать сначала. Искать свое место под солнцем, идя навстречу своей судьбе. И каждый из них найдет свою судьбу, и свое заслуженное своими деяниями счастье или несчастье…
И, как был прав гусляр Гудислав, когда в своих сказаниях посетовал:

- Никто из нас не знает, где найдет, а где потеряет. Как не разумно и абсурдно наше бытие! Счастье, любовь, как и успехи в жизни, слишком редко выпадают на долю достойных мужей, и можно смело утверждать, что то и другое несовместимо.

Нелегко, по правде сказать, убедить себя в этой истине, подтвержденной жизнью, ибо, я полагаю, она в высшей степени несправедлива и удивительна. Ведь ничто так не достойно восхищения, и даже зависти, как настоящая любовь; ничто не может привлечь внимания, чем душа, сжигаемая святым огнем неразделенной любви. И нет существа, сколь виновно бы оно ни было, которое не очистилось бы в горниле безмерного несчастья; нет сердца, которое не стало бы человечнее и благороднее под влиянием своей всепоглощающей любви. Именно там, где мы видим страсть, лишенную всякой надежды, и открываются тайны добродетельной силы и геройства. О, как непостижим рок нашего героя!

Гореслава старалась всячески облегчить положение молодого боярина, предлагая поговорить с конунгом и боярами о смягчении приговора и снятии тяжкого обвинения.

- О, любимая! – сжимая в своих объятиях княжну, говорил гордый боярин, - Я даже запрещаю тебе думать о таком исходе дела. Моя боярская честь требует иных действий. Как честный и благородный человек, я освобождаю тебя от обещания стать моей женой. Моя судьба туманна и не предсказуема. Я не смею обрекать тебя на ожидание и пустые надежды. Но знай, только одну женщину я любил, и буду любить всю свою жизнь - это мою Гореславу.

- Горе мне, горе мне,- – плакала молодая боярыня. – Я знала, я чувствовала, что мне придется расстаться с тобою. Давай я пойду вместе с тобою и разделю все твои горести и твою судьбу?
Ее голос прервался рыдания, и Вадим, припав к ее ногам, сказал:

- Успокойся, дорогая моя, ибо с Божьей помощью я не теряю надежды снова вернуться в мой город. А если судьба моя будет иной, если я не вернусь с изгнания, тогда послушай мою последнюю просьбу. Если я погибну или умру, признай своим богом Господа Бога и возьми при крещении имя моей матери, Ольги. Она и я , мы вместе будем ждать тебя на небесах, где наши души навсегда соединятся святыми узами бессмертной любви.

- Я обещаю, - твердо ответила дочь старейшины Гостомысла. Только на рассвете Вадим покинул дом Гореславы. Вместе с верным слугой Дубовером, он тихо покинул родной город.

Дир и Аскольд решили попрощаться с Новгородом шумно и весело. Этот ненавистный им город не был их родиной. Их родиной было любое место на земле, где есть удача и богатство. На прощальный ужин они пригласили всю княжескую дружину, за исключением самого князя. Этим самым они хотели унизить Рюрика, но на прощальную пирушку пришли всего несколько человек. И то, только затем, чтобы покинуть вместе с братьями городище, и вернуться на забытую родину. Так, что дружеская пирушка, невольно превратилась в поминки по несбывшимся надеждам. Полночь. И тут у Дира мелькнула идея - украсть у Рюрика один из его бригов, и вернуться на нем на родину. Пьяная идея варяга воодушевила соратников, но благоразумный Аскольд, сразу же отверг бредовую идею:
- Нас настигнут княжеские холуи в один час, - сказал с усмешкой он. - Лошади бегут быстрее ладьи. Рюрик встретит нас в узком перешейке Волхвы и нам конец. А если штиль? Не минуемая гибель! Долго еще спорили варяги. Слишком заманчива была идея. Более того, они были все моряками. Это была их стихия.

В конце концов, соотечественники решили поджечь стоящие не рейде ладьи конунга, за его несправедливое, не уважительное отношение к ним и изгнание. Еще не пропели первые новгородские петухи, как план мести был готов.

- Братья мои! Собирайте вещи, седлайте лошадей рассвет уже близок, берите побольше лучинок. На ладьях много соломы, припасенной для ночлега. Струги вспыхнут, как факелы,- довольно потирая руки, говорил варягам Дир. Обвязав копыта лошадей тряпьем, они тихо спустились к пристани. Дир, Аскольд и двое соотечественников сели в лодки и направились к стоящим друг к другу ладьям конунга. Остальные, прихватив под уздцы лошадей товарищей, отправились вниз по Волхве реке, чтобы у ее излучине ждать отважных друзей.

Все получилось, как задумали дерзкие варяги. На ладьях не было ни души и им не стоило большого труда быстро поджечь сразу четыре ладьи и, в полной темноте пустить свои лодки вниз по реке, пока огонь не вырвался из трюмов. Но они уже были далеко.

Варяги с неким злорадством, смотрели на огромное зарево и клубы дыма, поднимающиеся над пристанью и, как безумные, весело гоготали во все горло и крикнул:

- Рюрик, ты заслужил нашу месть! Скоро мы доберемся и до тебя! Вскоре они были далеко от Новгорода. Их путь лежал в сторону Днепра, где они найдут то, к чему так стремились в жизни – почести, богатств и великую славу правителей русских.

Прошло более года со дня изгнания боярина Вадима и варягов из Новгорода. Умерли братья Рюрика - Синеус и Трувор. Их земли новгородский князь присоединил к своим. Гореслава разрешилась от бремени и родила Вадиму сына. На юге славянских земель объявились Дир и Аскольд, в качестве великих князей киевских, а о боярине Вадиме ничего не было слышно, разве только новгородские купцы говаривали, что появился в окрестностях земли киевской разбойник, очень похожий на Вадима, который убивает и грабит княжеских вельмож из числа варягов. Видели его и вблизи новгородских земель, в поселении Кутейники. С ним была и Гореслава.

Певец земли русской Гудислав, так скажет о неожиданном возвышении Дира и Аскольда:
- О, как непостижимы разуму превратности судьбы, как и смирение нашего народа, чьими судьбами играют отдельные личности и не всегда во благо, а зачастую во вред людям и отечеству. О, терпеливая и доверчивая русская душа! Как, где такое возможно, чтобы два незнакомых чужака пришли в твой городок и спросили:

- Чей он?- А ему ответствовали:

- Ничей! Пришли какие-то хазары и сказали, чтобы мы платили им. Вот и платим!

- Чудно и непостижимо наше смирение, доходящее до безразличия к себе и своему отечеству! И в этом еще одна особенность нашего русского характера и бытия! Слава нашим Богам, что они не дали Киеву худших правителей!

Сие великие мужи, Дир и Аскольд начали под именем россиян властвовать ,как государи в Киеве и помышлять о важнейшем предприятии, достойной норманнской смелости и дерзости - походу на Константинополь . Сии мужи прославили Русь , а Русь прославили их. Имена первых правителей киевской Руси сохранились в памяти благодарных потомков.

Вначале о странных правителях - иноземцах ходили противоречивые слухи. Одни люди уверяли, что пришельцы злы и жестоки, корыстны, жаждут богатой дани и крови и пришли на земли полян лишь с желанием сеять здесь рознь и силой отбирать у киевлян их богатства. Другие рисовали их строгими, но справедливыми, доброжелательными и милосердными правителями. Особенно усердствовали в восхвалении их достоинств киевские волхвы, которых братья к себе сильно приблизили и осыпали княжеской милостью. Те стали уверять народ, что их правители посланы на земли полян самим Верховным божеством славян Сварогом (он же Род) и Солнечными богами Хорсом, Ярило, Дажь-богом, которые являются братьями норманнского бога Одина. Они призывали полян почитать сих мужей, как посланцев божьих, верить им и слепо подчиняться.

- Они – спасители и защитники земли русской! – На всех углах кричали волхвы. - Горе тем, кого постигнет кара князей Дира и Аскольда! И гром, и молния не так страшна, как ярость правителей киевских. Их гнев сжигает, как огонь, а взгляды их суровые заставляют кровь стынуть в жилах виновных.- стращали волхвы народ на площадях и при языческих обрядах. Хлеб – всему голова.
В доказательство сему, волхвы делали различные предсказания в отношении новых правителей и они непременно сбывались. Они предсказали победу киевских князей над отрядом хазар, прибывших на полянские земли за данью, добрый урожай, нападение разбойников Вадима Храброго на караван княжеских купцов, следующих в Византию с княжеской данью и многое другое, в которое было трудно не поверить. Так, в начале своего правления, укрепляли свою власть Дир и Аскольд с небольшой группой сотоварищей на киевских землях:

- Хвала их уму, дерзости и отваге!- Так о деяниях сих князей отзовется мудрый Гудислав, а потом посетует, - конечно, такие не честные поступки, связанные с оболваниванием темного люда совсем не красят первых князей русских, но скажи, мой друг, кто из последующих русских правителей не грешил этим и не продолжает грешить сегодня? Стыдно должно быть нам, а не им, что мы все принимаем на веру! – вопрошал ко мне гусляр.

Мы так же должны признать и другое – наш народ часто недооцениваем своих правителей. Зачастую, мы о них судим поверхностно, не зная всех обстоятельств дела. Такая оценка, сродни глупости! Но одно бесспорно – за любого человека говорят его поступки и деяния.

Предания, сказания Гудислава гласили, что киевские правители Аскольд и Дир, стали первыми князьями, которые защитили славянские земли от безнаказанных набегов хазар и печенегов. В этой войне Аскольд потерял своего любимого сына и наследника Александра. Пробиваясь через кочевнические заслоны, дружинники князя открыли киевским купцам торговые города южнее Каспия. Из этих дальних походов и путешествий, сподвижники князей киевских привозили на Русь шелка, оружие, пряности. Сии великие мужи наладили выгодную торговлю с Западными народами и Византией. В «страну Рус» потянулись караваны торговых людей с Европы. Так европейцы , и в, особенности Византия, благодаря Аскольду и Диру , впервые узнали о руссах и их богатствах. Но на этом братья не успокоились. Они дерзнули объявить себя врагами византийской империи и попытались заставить себя уважать. Судоходный Днепр способствовал этому: вооружив в 865 году двести судов сего витязи севера, издревле опытные в кораблеплавании, открыли себе путь в Черное море и, в самый Воспор Фракийский. Они опустошили огнем и мечом берега его и скоро осадили Константинополь с моря. Столица Восточной империи в первый раз увидела сих грозных неприятелей; в первый раз с ужасом произнесла имя россиян. Греки приняли их за скифов, настолько был велик их страх. Чудо спасло греков, хотя они уповали на бога и икону Богоматери, которую погрузили в море. Неожиданно поднялась буря, которая рассеяла и истребила русский флот и только слабые его остатки возвратились в Киев.

Сей факт говорит о многом. И дело не в победе или поражении русского оружия. Русь стала равной среди равных держав, с которой начали считаться впервые в Европе. И в этом, безусловно, заслуга первых правителей Руси, великих князей киевских Дира и Аскольда.

С богатыми и знатными людьми бывает тоже, что и с бедными. Нередко так случается, что течение совершенно случайных обстоятельств или случай, бедных и не знатных превращает в богатых, а богатых и знатных в бедных. Потеряв все – имя, честь, богатство, Вадим превратился в изгоя. Одержимый местью и желанием справедливости молодой боярин вступил в неравную борьбу с обидчиками. Став во главе таких же, как и он обиженных боярами и местными князьками, старейшинами, молодой боярин начал нападать на княжеских вельмож, их торговые караваны и беспощадно их грабить. Его шайки разбойников орудовали от Новгорода до Киев града.
Варяжской тактике боя, дерзкий боярин противопоставил свою, традиционную, славянскую. Привыкшие биться не стеною, не рядами сомкнутыми, а ватагами рассеянными и всегда пешими, состоящих из одного племени и следуя только одному принципу – родства, внушению, что каждый в ответе за другого, особенной, личной смелости и мужества и общему велению победы до последнего конца; не зная благоразумной осторожности, которая предвидит опасность и бережет людей, разбойники безрассудно бросались прямо в середину врага и безжалостно их истребляли. Сие отважные люди сверх своей храбрости имели особенное искусство биться в лесу, скрываться в траве, в реке, дыша в камышовую трубку, изумлять неприятеля мгновенным нападением и брать их в плен. Вооруженные мечами, дротиками, стрелами, намазанными ядом и тяжелыми щитами, они не оставляли никого шанса врагу на победу в лесистой местности. Битвы в открытом поле разбойничье братство избегало. Посланные Диром или Рюриком немногочисленные дружины варягов, уничтожались разбойниками или возвращались не с чем. Слава о Вадиме Храбром привлекала в его ряды обиженных, искателей приключений и желающих разбогатеть на разбое.

- Пусть меня покарает Один, пусть меня возьмут злые демоны, если я не избавлюсь от этих разбойников, которые грабят мои караваны! – кричал в бешенстве киевский князь Дир.
- Мой дорогой брат! Не того бы хотелось, да так сталось. Что толку от вашего гнева? Вы тешите себя несбыточной мечтой сразиться с Вадимом Храбрым в открытом бою. Он, не дурак и прекрасно понимает, что здесь проиграет. Надо пойти на хитрость. Разведать, где его лагерь, окружить и уничтожить разбойников!

- Чума на вашу голову, братец! Вы всегда мне и во всем противоречите! – недовольно прорычал Дир.
- А вы, брат мой, глупеете, видно от страха, на глазах. Он не человек, а какой-то демон. Хитер, силен и ловок. Уходит от нас из под нашего носа! Ты видел Аскольд, как он великолепно вел отступление и словно призрак растворился со своими разбойниками в лесу? Все три недели, что мы за ним гонялись, он разгадывал все наши хитрости и неожиданно на нас нападал. Этот демон обходил все наши ловушки и умеет не попадаться нам на глаза. Я думаю - нам надо подкупить кого- то из его близкого окружения и убить, а разбойники сами разбегутся. Так, ни о чем не договорившись, братья расстались недовольные друг другом.


А в это время Вадим Храбрый стоял на носу торгового судна, переодевшись в богатые одежды арабского купца и подходил к Киев граду. Его лихие люди небольшими группами под видом мирных граждан просачивались в городище. Вадим Храбрый дерзнул осуществить свой смелый план - посеять смуту в городище, убить Дира и Аскольда, а затем захватить город. Весь его расчет строился на том, что его поддержат киевляне.

Стоял ясный день, дул холодный свежий ветер. Нервное возбуждение охватило всех разбойников, начиная от капитанов судов торгового каравана и кончая простыми мужиками гребцами: каждый из них гадал, что готовит им будущее. Перед ними простиралась огромная стена из земляного вала и толстых бревен, преграждающая путь в город от пристани. Стоящие на деревянных вышках и крепостной стене стражники, сонно и равнодушно взирали на торговый караван из пяти судов. Они даже представить себе не могли, что кто-то из гавани осмелиться напасть на городище.

Вадим Храбрый был истинным купцом, и ему не надо было играть эту роль. Все его распоряжения по разгрузке части товара команда выполняла быстро и четко. Киевская таможня, после небольшого торга, получила причитающую ей пошлину и личные подарки от щедрого купца, дала добро на торговлю. Вскоре, ватага Вадима растворилась в городе.

Киев град, по сравнению с Новгородом, казался жалкой деревушкой. Древнее предание гласит, что сие городище было основано в шестом веке и связано с личностью князя Кия. Эта страна была обширна, а жители непокорны и держались вызывающе воинственно. Однако в мирской жизни, поляне были менее заносчивы словен, образованнее, кротки и тихи обычаями; стыдливость украшала киевских жен; брак издревле считался святою обязанностью между ними; мир и целомудрие господствовали в семействах. Северяне, новгородцы, уподоблялись древлянам, радимичам и вятичам. Они имели обычаи дикие, подобно зверям: в распрях и ссорах убивали друг друга; не знали браков, основанных на взаимном согласии родителей и супругов; они уводили или похищали девиц. Безуспешные попытки Вадима и его соратников подбить на смуту смиренных полян против варягов результатов не дали.

Ночь в Киеве наступила сразу без сумерек. Она, как черное покрывало, свалилась на крыши домов, долину, лес. Повелитель разбойников сидел в таверне злой и недовольный. Он усмехался, по – волчьи обнажив свои желтые зубы, и сухо шутил с четырьмя киевскими купцами, которые жаловались ему на киевских князей:

- Ты не можешь не знать, купец, - вещали они,- что в нашем городе торгует один князь Дир, скупивший множество лавок и складов. Он снаряжает большие, хорошо охраняемые караваны и привозит из Греции, Булгарии много товаров и продает их по низкой цене. Вскоре мы станем все нищими!

- Дир – заноза в нашем теле, - зло бросил молчаливый и угрюмый купец по имени Кудря.
- Так вырвите эту занозу, - пьяно усмехнувшись, проговорил Вадим.- Кудря и трое его друзей переглянулись и с испугом посмотрели на дерзкого купца. Или вы хотите, чтобы за вас это сделал я? Наступила гнетущая тишина.

- Наемных убийц найти не трудно. Ими кишат все окрестные леса, заметил Вадим.

- Э-э…верно. Оно бы и очень можно, да никак нельзя. Но у Дира и Аскольда своя дружина, которая охраняет их день и ночь и спит у его ног. Дира и Аскольда даже хотел отравить разбойник Вадим Храбрый, но его заговор был раскрыт, - произнес доселе молчавший купец с лисьими глазами и угодливыми повадками.

Повелитель разбойников весело рассмеялся:

- Как бы вы не хотели, друзья мои, но подлое убийство не пользуется успехом у добрых полян, не так ли? Возможно, злые души киевских князей понравились нашим языческим Богам и они гоняются за нашими честными душами!

Киевские купцы притворно рассмеялись. Верный друг Дубовер отвернулся, не в силах удержаться от улыбки.

Вадим наполнил кубки вином и предложил тост:

- За славный град Киев и моих новых друзей! Завтра я покидаю вас, но надеюсь скоро увидеться, - произнес Вадим и осушил бокал до дна, а затем удовлетворенно вздохнул. Киевские купцы осторожно отхлебнули по маленькому глоточку, жалея о том, что связались с хитрым купцом и были так откровенны с ним.

Покинув таверну, Вадим приказал готовиться к отплытию, а сам встретился тайно с единомышленниками и поделился с ними новым планом мщения киевским князькам.
Вадим Храбрый был смел, но не до безрассудства. Он был большим любителем ночных приключений, но не в городе , и тем более при свете факелов. Его стихией был лес. Тем не менее, он решил сжечь все лавки и склады князей киевских и попытаться на них напасть во время пожарной суматохи, когда те попытаются спасти свое добро. Для этого он был готов рискнуть своей жизнью и жизнью своих друзей.

Устроив торжественное отплытие от киевской пристани своего торгового каравана, под видом рыбаков он снова вернулся с небольшой группой смельчаков назад в город.

Глубокой ночью в трех частях города поднялось огромное зарево. Горели склады и торговые лавки в районе пристани, княжеского квартала и входа в город. Гигантские костры осветили весь город. Видно было, как при свете дня. Соседние со строениями деревья вспыхнули, и торжествующее пламя стало пожирать другие дома. Сотни людей бросилось спасать свое имущество. Киевские князьки на пожаре не появились. В суматохе Вадим со своими людьми незаметно покинул городище. Но далеко ему уйти не удалось. Киевские купцы предали Вадима Храброго. Они указали пути отхода разбойников.

Варяжская дружина настигла Вадима и его друзей у днепровских порогов на рассвете. Часть его рати сразу сдалась в плен варягам или разбежалась. Боярин пришел в бешенство. На него было страшно смотреть. Дубовер, его слуга и верный друг, тоже пытался бежать, но Вадим схватил его за руку, бросил на землю и хотел убить его. Он уже поднял свой меч, как тот , закрыв лицо руками, ожидал смерти. Но Вадим Храбрый приказал ему встать.

- Иди! – сказал он.- Иди к врагам русской земли и живи, если сможешь! Я тебя любил и считал своим лучшим другом. Зачем мне убивать одного предателя, когда меня предали все?
Новгородец встал и, грустно взглянул на Вадима, а затем, охваченный стыдом, схватил меч и бросился первым на варягов с криком:

- Умрем, но позора не примем!

Вадим, с горсткой своих единомышленников, бросился за другом. В их числе будет и Гореслава, переодетая в мужскую одежду. Через несколько минут все будет кончено. Все они, до единого, будут истреблены варягами у поселения Селиванова.




Мы, славяне, порою стыдимся делать добрые дела. Присущее нам чувство вины, зачастую не дает нам поступать великодушно. Мы стесняемся произвести благоприятное впечатление на других, как и «угодить» нашим богам. Нам трудно допустить, что человек по природе добр. Поэтому мы все свои добрые дела и поступки стараемся спрятать за иронию и небрежность, как будто милосердие есть нечто позорное или признак нашей слабости. Язычник не ведает жалости – внушали нам с детства.
Прошла уже целая неделя, как я покинул родную сторонку. На земле кривичей, я сердечно распрощался с гусляром Гудиславом и продолжил один свой путь. Моя старая лошадка только шагом могла передвигаться по огромным просторам Руси. Бросив поводья, я дал волю своему лошаку и позволил ему самому выбирать дорогу, а сам любовался красотой бескрайней русской степи.
Лучи восходящего солнца, пробиваясь сквозь толщу облаков, скользили по изменчивой глади матери - земли и мимолетно озаряли то темно-зеленую массу еще не выгоревшей до конца от солнца степной растительности, то пышную белизну ковыля, то заросли камыша, заболоченной речки или оврага. В их зыбком свете вспыхивали поочередно перед моими глазами то куст болотистого молочая, то заросли колючего чертополоха, то островки желтых лютиков и багряных васильков, то непроходимые заросли камышей и лозняка, где гнездились дикие утки, белоглазые нырки, изумрудные чибисы, проворные перепелки и грузные дрофы. Утро, торжество и красота природы, свежее дыхание растений пьянили меня и переполняли мое сердце непонятной радостью бытия.

Вдруг мой рысак вздернул голову и уши, внезапно остановился посреди дороги. Я подумал, что он чего-то испугался, и принялся разглядывать, какая могла быть тому причина: тут я увидел на земле лежащий посох и несколько книг, а рядом, за кустом, трех грязных и бородатых мужиков, со славянской внешностью, выворачивающих карманы не то волхву, не то монаху. А тот в это время молился. Быстро оценив ситуацию и не раздумывая, я соскочил с лошака, подобрал палку – посох, и тот час бросился на обидчиков божьих людей. Благо, благодаря моему покойному отцу, я хорошо усвоил его приемы рукопашного боя и битвы на палках. В нашем городище не было бойцов, равных мне в этих видах борьбы. Несколькими ударами ногой, кулаком и палкой под дых, в лицо и по голове, я поверг быстро, разбойников на землю… Я ждал похвал в свой адрес, жертвы разбойников, но они не последовали. Монах, не обращая на меня никакого внимания, продолжал свою молитву, а когда ее закончил, посмотрел на меня осуждающе, будто я совершил злодеяние. Меня это сильно удивило:

- Ёжики курносые! – воскликнул я в сердцах, - голому, и разбой не страшен! Любезный , простите, я что-то не так сделал?

На что он ответил:

- Не у меня проси прощения, чадо, а у нашего Иисуса Христа! Господь милостив и простит тебе твои прегрешения! - Такие мудреные слова я слышал впервые и, хотя я не мог понять, в чем моя вина, но почему-то чувствовал себя виноватым перед этим монахом, горе разбойниками, и неведомым мне Богом Иисусом Христом.

Еще больше меня удивил монах тем, что начал оказывать помощь своим мучителям. Одному он перевязал голову, другому смыл кровь с лица, третьего напоил водой. Прейдя в себя, разбойники быстро убежали, и каково же было мое изумление, когда в самом молодом и злобном нападающем на монаха, я признал сына волхва Богомила, Гаврилу из града Киева. Я сему не удивился. Многие на Руси в наше время занимались грабежами и этим жили. Он зло сверкнул на меня глазами, но ничего не сказал.

- Разбойников надо резать на мелкие кусочки и их тела скармливать собакам, - сказал я зло.

- Святые угодники! Отрок, ты так молод, а злобы накопил уже на две жизни. Это ни хорошо и не по-божески, – сказал хриплым голосом монах. Так я познакомился с булгаром, первым христианином и удивительным человеком иноком Михаилом, будущим первым пастырем Руси.
Стало холодать. Был Астафьев день, и дул северный ветер.

- Значит, скоро быть стуже, - подумал я.

Мы спрятались от ветра у одинокого дерева, стоящего у дороги. Я достал из своего холщевого мешка свою скромную провизию: несколько луковиц, сухарей, мед и кусок сала. Предложил своему попутчику разделить со мной мою скромную трапезу. Он с благодарностью согласился. С большим интересом я наблюдал за ним: как он странно молился перед трапезой, и какие слова молитвы он говорил. Но более всего, меня поразило - с каким достоинством он принимал пищу: спокойно, не спеша, серьезно и молча, как будто совершал какой-то только ему ведомый ритуал. С любопытством я всматривался в него. Был он среднего роста, худощав, одет в рубище с накидкой на голову коричневого цвета, пояс опоясывала толстая веревка. На ногах была обувь, наподобие наших лаптей, только из кожи. На вид ему можно было дать не более тридцати лет, но и только из-за его серьезности и достоинства, как он держался. Еще меня поразили глаза, которые излучали доброту и смирение.
Перекусив немного, мы разговорились. Я рассказал ему о себе и причине моего путешествия. Монах в начале нашего знакомства не был так откровенен со мной, как я с ним. Но сказал, что тоже направляется в Новгород. Известие это меня обрадовало и мы, не мешкая, отправились дальше в путь.
Мы шли до наступления сумерек. У излучины реки, близ поселения Решетняки решили заночевать. День медленно угас под тяжелым пологом облаков. Только мы с монахом развели костер, как со всех сторон послышался унылый вой волков. Их тоскливый вой и лихорадочное рыскание говорили о том, что животных мучит жестокий голод и нам надо держать ухо востро. Вначале волки держались на расстоянии, но чем плотнее становились сумерки, тем ближе они к нам подступали. В сгущающихся сумерках глаза хищников сверкали все ярче и ярче в отблесках костра. Стая волков ощетинилась и угрожающе рычала. Монах принялся усердно молиться, а я приготовился к отражению волчьей атаки.
Резким движением я метнул в них дротик. Ближайщий от меня волк упал на землю с пробитой грудью. Схватив его за задние лапы, я швырнул труп в стаю волков. Запах крови ударил им в нос и они мгновенно растерзали своего собрата. Мы с монахом бросились наутек и в одно мгновение взобрались на большое дерево, которое приметили раньше. Мы были вне опасности. Хищники растерзали сначала своего собрата, а затем моего старого лошака и видно насытили свои желудки. Вскоре они ушли. Не мешкая, с рассветом, мы покинули это опасное место.

Пока мы шли, мне не давал покоя вопрос: почему монах так милосердно поступил с обидчиками и совсем не держал на них зла? Меня так и раздирало от любопытства. Грек, словно прочитав мои мысли, сказал:

- Ночью на нас напали голодные волки. Некоторые люди - сродни этим хищникам. Наша ненависть и раздражительность мешает нам видеть людей, отрок. В людях мы, зачастую, видим только одних врагов. Послушай одну притчу о святом старце. Рассказывать он умел: речь его была неторопливой и проникновенной:

- В то время, когда святой старец жил в одном городе, появился в окрестностях волк, огромнейший, страшный и свирепый, пожирающий не только животных, но даже людей. Так что все горожане пребывали в великом страхе, ибо он много раз приближался к городу, и все выходили вооруженные в поле, словно на войну. Но так и не могли они защитить себя от него, если встречались с ним один на один. В страхе своем перед волком дошли они до того, что никто не осмеливался выходить в поле. В виду этого святой старец, сжалившись над горожанами, решил выйти к этому волку, хотя горожане не советовали ему этого делать ни под каким предлогом, он же, осенив себя крестным знамением, вышел из города с товарищами, возлагая все свое упование на Бога. И, так как те заколебались идти дальше, святой старец идет к месту, где был волк. И вот названный волк, когда видит множество горожан, сошедшихся поглядеть на это чудо, бросается на святого старца с разинутой пастью и приближается к нему, а святой старец, - Нет, он точно так же осеняет его крестным знамением, подзывает к себе и говорит так:

- Повелеваю тебе от имени Христа не причинять зла ни мне, ни кому другому.
Чудно вымолвить! Едва святой старец совершил крестное знамение, страшный волк закрывает свою пасть, прекращает бег и в соответствии с повелением подходит кротко, как ягненок, и пав к ногам святого старца, лежит. Тогда святой старец говорит ему следующим образом:
- Брат волк, ты приносишь много вреда в этих местах, ты совершил величайшее преступление, обижая и убивая Божью тварь без Его соизволения, и ты не только убивал и пожирал животных, но даже имел дерзость убивать и причинять вред людям, созданным по образу Божьему. За это ты достоин адских мучений, как разбойник и худший из убийц. Весь народ ропщет и кричит на тебя, вся эта страна во вражде с тобой. Но я хочу, брат волк, установить мир между тобой и теми людьми, так чтобы ты больше не обижал их, а они простили бы тебе всякую прошлую обиду, и чтобы больше не преследовали тебя - ни люди, ни собаки. Когда он произнес эти слова, то волк движениями тела, хвоста, ушей и наклоном головы показал, что он соглашается с тем, что святой старец говорит, и хочет это соблюдать. Тогда святой старец говорит: - Брат волк, с тех пор, как тебе угодно будет заключить и соблюдать этот мир, я обещаю тебе, что ты будешь постоянно получать пищу от людей этой страны, пока ты живешь, так что ты не будешь терпеть голода. Ведь я хорошо знаю, что всё зло ты совершаешь из-за голода. Но, за эту милость, я хочу, брат волк, чтобы ты обещал мне, что не причинишь больше вреда - ни человеку, ни животному. Обещаешь ты мне это? И волк покачиванием головы явно дает понять, что обещает. А святой старец говорит:

- Брат волк, я хочу, чтобы ты заверил меня в этом обещании, так, чтобы я мог вполне положиться на тебя. И как только святой старец протягивает руку для заверения, волк поднимает переднюю лапу и кладет ее на руку святого старца, заверяя его так, как может. И после этого сказанный волк, прожив в этом городе два года, как ручной, ходил по домам от двери к двери, не причиняя никому зла и не получая его ни от кого. И люди любезно кормили его, и когда он проходил по городу мимо домов, никогда ни одна собака на него не лаяла. Наконец, через два года брат волк умер от старости, и горожане сильно скорбели об этом, потому, что видя его у себя в городе таким ручным, они тотчас же вспоминали о добродетели и святости святого старца во славу Христа. Рассказ инока Михаила тронул меня за живое. Мы долго шли молча. Каждый был занят своими мыслями о добре и зле.

Наши страхи – это злые люди-духи, которые преследуют нас и надо их смело вызывать на открытый бой, пусть покажутся, и, если покажутся – раздави их. Если ты не сделаешь этого, твои страхи будут плодить новые страхи. Они разрастутся плесенью вокруг тебя и отравят твою жизнь. Твой страх – это всего лишь пустота, одетая так, чтобы показаться воротами преисподней. Преодолей свои страхи и продолжи путь вперед.

Путешествие по Руси – трудное, грустное и малопривлекательное занятие. Повсюду дикость и нищета. Более того, оно полно опасности, которая подстерегает тебя на каждом шагу. И всякий знает, что затея добраться из Киева в Новгород одному или вдвоем, первый раз, без проводника и по бездорожью – вряд ли выполнимая задача, но как поговаривают у нас на Руси:

- Добрым путем – Боги правят! - Наш путь пролегал по небольшой части маршрута знаменитого пути «из варяг в греки» - до озера Ильмень, , через земли радимичей, кривичей, славен. Опасности путешественников по Руси связаны не только встречами с разбойниками, недружественными племенами и хищниками, но и испытаниями голода и опасностью заразиться чумной болезнью. Ничего хорошего не сулила и встреча с сынами Великой Степи, которые совершали свои опустошительные набеги на земли русов близ града Киева и уводили людей в свои земли. Мне и иноку Михаилу повезло. По пути мы примкнули к большому каравану, который направлялся в Новгород по торговым делам В 978 году выдалось жаркое и засушливое лето. Даже капельки дождя не упало на измученную зноем землю. Вся трава выгорела на солнце, листья на деревьях свернулись и пожелтели, лошади поднимали препротивную пыль. И хотя уже была глубокая осень – дождей не было. Городища и маленькие поселения Владимировка, Петровка, Выкса, Журавижное, Торопец, Дубровна которые мы проходили, оставляли грустное впечатление и, чем дальше от Киев града, - тем больше. Они представляли в большинстве своем селения, так похожие друг на друга от одного до десяти дворов, далеко между собой разбросанных. Покосившиеся полуземлянки, крытые дерном, речка заросшая камышом, издающая зловоние от гниющих в воде водорослей, тины и ила. Воняло все: поселение, улица, речка! Тот же хор лягушек и жужжание кусачих комаров, как в любом другом уголке Руси. На улицах ни души, все как будто вымерло. Привычная русская деревня вчера, сегодня, завтра и всегда, привычный пейзаж и только смена периода года может его как-то поменять. Мы с караваном проходили городище Березовец. Люди, которые там жили, имели самый жалкий вид. Они не позаботились отложить запасы на случай засушливого года. У них не осталось даже пригоршни зерна, чтобы посадить новый урожай. Все забрал голод. Женщины и дети, толпами подбегали к проходящему мимо них каравану и молили:

- Хлеба, хлеба.

Исхудалые, изнеможенные голодом, одна кожа да кости - они все казались больными какой-то страшной и странной болезнью.

-Ах, бедняги! От беды ни откреститься, ни отмолиться! - воскликнул Михаил и принялся доставать из своей сумы все съестное, что у него было и отдавать голодным людям. Его примеру последовали другие. Но налетела охрана и оттеснила несчастных от страждущих им помочь. Причиной такого поведения была боязнь купцов заболеть кому-то из каравана чумной болезнью, которая уже, по-видимому, захватила жителей этого несчастного поселения. Должен сказать, что купцы не оказались безучастными к горю этих людей и оставили на дороге несколько мешков проса.

- Несчастная сторона, бедные люди! - чуть не со слезами на глазах, проговорил монах и начал усердно молиться своему Богу, а что касается меня, то я был совершенно спокоен. Мне в жизни приходилось видеть и нечто по страшнее: чуму, пожары,набеги степняков, междоусобные войны за киевский престол. Голод - это обыденное явление, так как неурожаи на Руси случаются каждый раз в два-три года с завидным постоянством. Так как Русь была мало населена, нам приходилось останавливаться на ночлег в лесу или в глухой степи под открытым небом, где нас заставала ночь. Как в этих случаях бывает, мы разводили костры, варили не хитрую похлебку из проса или зерновой крупы. Если удавалось по пути подстрелить какую-либо дичь, то это был праздник. Такие праздники всем устраивал Василий Буслаев, прославленный русский богатырь, который вместе с нами возвращался в родной Новгород из далекой поездки. Ростом, шириной плеч и лицом, он походил на русского чудо- молодца из старинных сказок. Под стать была ему и его одежда. Грубые полотняные широкие штаны, заправленные в огромного размера сапоги из кожи свиньи и длинная на выпуск вышитая красными крестиками у воротника полотняная рубашка. Это был подарок матери, которым он очень гордился и похвалялся.

В тот день, когда мы встретили голодных людей, он отдал им все охотничьи трофеи, приготовленные на ужин: крупную лань и много дичи. Весело, с русской беззаботностью он вновь отправился на охоту и к вечеру привез нам на ужин годовалого дикого подсвинка и много дичи. После нескольких дней довольно трудного перехода, мы вступили на земли кривичей и тут увидели, как мимо нас двигается мрачная процессия. Человек тридцать пленников с закрученными за спину руками и связанные одной веревкой за шею, медленно плелись под конвоем вооруженных до зубов десяти стражников со зверскими лицами. Несчастные люди изнемогали от усталости и умирали от жажды. Они спотыкались на каждом шагу, подгоняемые плетью. В довершение всего за ними шло несколько женщин с детьми на руках и молодых девушек с пригожими лицами. Торговцы людьми, которые перегоняли это человеческое стадо, были одеты, как одеваются на Руси: льняные рубашки и штаны, заправленные в кожаные сапоги. Инок Михаил, схватив бурдюк с водой, бросился поить водой несчастных пленников. Раздался крик одного из
палачей:

- Пошел прочь, святоша! - Он размахнулся и ударил плетью монаха. Да так сильно, что у того на спине треснула рубашка и остался багровый кровяной след на теле. Конвоир весело рассмеялся.
Я на мгновение растерялся и не знал, что делать, но на витязя это зловещее веселье подействовало, как пощечина. Он резко подскочил к насильнику, вырвал у него плеть и так хватил этим самым хлыстом по мерзкой роже работорговца, что тот сразу облился кровью. Крик радости вырвался у пленников, когда они увидели, что возмездие близко. Но другие работорговцы, сообразив, что положение становится угрожающим, приготовились к борьбе:

- Отпустите этих людей, иначе я займусь вами! Захотите мира – помиримся, захотите войны – вы ее получите!- спокойно, но твердо проговорил русский богатырь. Работорговцы не послушались и начали окружать витязя. Я выхватил из повозки дубину, припасенную мною для подобного случая, и поспешил к нему на помощь, встав к нему спина к спине, и приготовился к бою. Никто из охраны каравана к нам на помощь не спешил.

На меня шли трое. Они были вооружены мечами и топорами, с короткими ручками. У одного было короткое копье. На их лицах играла мрачная улыбка, и глаза недобро блестели. Они были уверенны в своей победе.

- Смерть, но не рабство! – крикнул я, и, взяв двумя руками дубину, стремительным броском первым набросился на врагов, сбив одного с ног, а другому размножил череп. Копье третьего пролетело перед моими глазами и задело мне щеку. Из царапины потекла кровь. Во мне закипела дикая ярость. Тот, что бросил в меня копье попытался наброситься на меня с мечом, но я хладнокровно отразил его удар дубиной и несколькими ударами превратил его лицо в кровавое месиво. Затем, отбросив дубину в сторону, я подошел к сбитому с ног работорговцу, его же саблей отсек ему голову и, подняв ее высоко у себя над головой, издал победный клич. Запах человеческой крови, радость победы привели мои чувства в необъяснимый восторг и желание убивать еще и еще, но я пока этого не осознавал, хотя это было естественным чувством любого язычника – безжалостно убивать своих врагов. Убивать, чтобы не быть самому убитым – не писаный закон наших предков! Я многое не видел, так как стоял спиной к Василию Буслаеву, но как мне рассказывали потом, один из нападавших попытался стрелой из лука поразить витязя, но тут же, был сражен ударом ножа в горло с двадцати метров. Не дав врагам опомниться, храбрец вскочил на коня, и начал гонять работорговцев по полю и убивать червленой дубиной из вяза по одному. Некоторые из них пали на колени и запросили пощады:

- Бум! Бум! Бум! – слышался в ответ глухой звук. Вскоре все было кончено.

Многие могли бы назвать нас бесчеловечными, дикими варварами, убивающие пленных, но они бы ошиблись. Мы, язычники, с детства привыкли к зрелищам подобного рода. Наши предки никого не щадили, кто поднял на них меч. Даже если бы мы захотели быть милосердными и сохранили жизнь нашим пленникам, то нас не поняли бы и осудили наши сородичи за нарушение наших законов и традиций. Более того, сами пленники изумились бы, поступи мы подобным образом. Подобное великодушие у нас, язычников, всегда считалось признаком слабости. Посеявши зло, не жди пощады – не писаный закон всех славян-язычников! Таковы были собственно и мы.



- А теперь, - сказал витязь, - освободите этих людей, Жизномир. - Я начал торопливо освобождать пленников от их пут. И вдруг невольно ощутил на себе чей-то изучающий взгляд. Наши глаза встретились. Я невольно вздрогнул. На меня с восхищением и интересом смотрела стройная и красивая девушка-пленница лет шестнадцати- семнадцати, с изумрудными зелеными глазами. Подчиняясь неведомой силе, я бросился к ней и начал с остервенением освобождать ее от веревок. Она с достоинством благородной и знатной дамы, и отнюдь не пленницы, позволила мне освободить себя от веревок, как бы этим оказывая мне высочайшую милость. На ее лице играла озорная улыбка. Я пребывал в недоумении от ее красоты, достоинства и величия. Мне показалось, что она меня околдовала. Чтобы скрыть как-то свое смущение, я принялся освобождать других пленников, стоявших чуть в стороне. Все лицо мое горело. Освобожденные несчастные невольники, плакали от радости и благодарили меня и витязя за свое спасение. Богатырь снова позвал меня и сказал с благодарностью:
- Не изведан – друг, а изведан – два! Спасибо, Жизномир, - похвалил меня витязь,- а теперь соберите все это оружие и съестные припасы, и раздайте пленникам. Это им пригодиться, а я - на охоту.
Вечером, у костра, после сытного ужина Василий долго был хмур и не весел. Его, что-то страшно мучило. Я его спросил весело:

- Витязь , что тебя так печалит? Мы с тобой сегодня сделали доброе дело и остались живы, сражаясь с работорговцами. Радоваться надо, а не печалиться!

Буслаев с недоумением посмотрел на меня, а потом печально изрек:

- Боже праведный! - воскликнул витязь.- Проснись, отрок, посмотри, что творится вокруг. Ты думаешь, что мне нравятся войны и кромсание людских тел, погубленные души, будто я - сам Перун? Не кощунствуй! Раньше наша Русь была привольная и многолюдная. Сейчас она лежит придавленная и сиротливая. Нет в ней хозяина и защитника. Свободно по ней ветер гуляет, рыщут степные народы, разбойники, угоняя в неволю наших людей. Князья не думают о том, как защитить своих подданных, а лишь пересчитывают наши головы, сколько дани на кого наложить! – Я впервые услышал такие крамольные слова о наших правителях, что мне стало не по себе.

- Витязь, - молвил я в растерянности, - неужели ты дерзаешь так мыслить? Это грех так думать о наших князьях!- Василий от души искренне посмеялся над моей наивностью и сказал:

- Эх ты, чудак! Надо быть просто русичем, чтобы это не понимать.
Глубокой ночью две пригожие девушки-
пленницы страстными ласками благодарили меня и витязя Буслаева за спасение их от рабства. Одной из них была девушка с изумрудными зелеными глазами по имени Прекраса, из племени кривичей. На память об этой ночи я подарил ей свой оберег – клык вепря, оправленный серебром тонкой работы, подарок моей матери, с надписью: «Навеки и до смерти».





Каждый человек вольно или невольно озабочен познанием мира. Он действует, принимает решения, заглядывает в будущее. Вечно суетится и пытается, одно - спланировать, другое - завершить, третье - определить. Так мы создаем и изменяем свой мир. И тысячу раз был прав тот мудрец, который сказал:

- Поистине мудр тот, кто способен изменить положение вещей, когда видит, что вынужден сделать это! Мы же, русы, к сожалению, выходим в мир в поисках наших мечтаний и ради осуществления наших идей об этом никогда не задумываемся и ничего не пытаемся менять в себе, потому что одержимы лишь собственным «я» и существующим порядком вещей.

О чем мы говорили с иноком Михаилом, спросите Вы? Конечно, о нас самих, представителях двух мировоззрений - язычника и христианина. В начале нашего пути он поведал мне подробно, в деталях, о своей вере и о том, как он к ней пришел. Я с интересом слушал и внимал.

Его библейский рассказ о Сотворении мира и человека Господом Богом за шесть дней мне показался сказкой для детей:

- И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими (и над зверями) и над птицами небесными, (и над всяким скотом, и над всею землею) и над всяким животным, пресмыкающимся по земле (Быт. 1, 28).
Мое понимание мира, на мой взгляд, было реальнее и правильнее. В моем представлении, мир заключался в Роде, и иного просто не могло быть.

Я не навязчиво и учтиво заметил:

- Мне стыдно, отец Михаил, сознавать свое собственное невежество, но Род создал всё и всегда – из самого себя. Создал Род Правь – Мир Богов и Закона. Создал Род Навь – Мир Основ и Былого. Создал Род Явь – Мир Света Благого. Род создал Мир – для продления Рода. Таким образом, Род и воплощает свою Волю. Вселенная (Суть Рода) состоит из трёх Миров (Прави, Нави и Яви). Правь – это Мир Законов и Детей Рода, блюстителей Воли Рода. Навь – это незримый Мир Прошлого (всего что было) и Будущего (всего что предстоит), развивающий Волю Рода. Явь является Миром. Этого (Белого) и Того (Иного) Света, для воплощения Воли Рода. Смысл создания Мира – в постоянном совершенствовании достигнутого. Развивая Вселенную, Род развивает себя. В отличие от иных религиозных верований, где Бог является «абсолютным совершенством», Род продолжает развивать «абсолютное совершенство». Род не имеет конца и предела, ибо, где заканчивается одно, начинается другое – более совершенное. Род – начало всем. На что монах мне мягко, со снисходительной улыбкой возразил:

- Сын мой, я знаю наперед, что вы мне скажите,- прервав меня произнес в глубокой задумчивости монах.

- Но подумайте хорошенько. Язычество подчинило человека жизни рода, оно мыслит человека исключительно в рамках родовых отношений, как подчиненную часть некого безликого целого, ему чужда мысль о самодостаточности личности, чем предстает для язычества как потомок неких древних предков, потом, когда он умрет, он сам становится предком. Значение отдельного человека вне роли к его роду, для вас, язычников, Можно скинуть больного младенца со скалы и умертвить престарелых родителей, спать с дочерью, снохою, женою брата во имя продолжения рода и в этом нет ничего плохого. Главное Род, а остальное ничто. И это правильно? Христианство же заставляет человека быть одиноким, оторваться от насиженного места, от своих корней. Оно освобождает человека из-под власти рода. Главное в человеке не то, что он родившийся и рождающий, главное в человеке – его собственная воля и самоопределение.- Монах снова сделал глубокую паузу и проникновенно продолжил:

- Возненавидь отца и мать и следуй за Мной. - Эти слова Спасителя направлены против засилья родового начала в человеке. Человек должен научиться быть самостоятельным, должен вырваться из зыбкого океана поколений. Христианство - есть выход из жизни человеческого рода и из природного порядка в иную жизнь, жизнь богочеловечества, и в иной порядок,- убежденно произнес он.

- Возненавидеть Мать родителя? Как это можно? Получается, наша вера ошибка? И то чему мы поклоняемся – дикость и варварство? Наши предки жили так веками и жили счастливо! – горячился я.
На что он совсем спокойно заметил:

- Ты смеешься, Жизномир, если понимать близость к природе как одичание человека, превращение человека в зверя – то христианство действительно далеко от подобной «близости». Человек, развивая в себе «естественные» чувства – половую ненасытность, алчность, ненависть не становится ближе к природе. Наоборот, он, отбросив всё человеческое и действуя в силу естественного закона «кто сильнее, - тот и прав», в полной мере включается в борьбу, царящую в природе, он как хорек, попавший в курятник, стремится всех там передушить, всё использовать, всё обратить на удовлетворение своих растущих животных запросов. Если человек начинает жить по законам природы, - то это вовсе не означает, что он становится к ней ближе. Естественные, природные законы – это законы отчуждения, розни, вражды, прилюбодействия. Становясь похожим на зверя, человек лишь полнее разделяет вражду и взаимную отдаленность, царящую в природе. Только развивая в себе человеческие качества – стыд, жалость, смирение, умеренность, - можно стать ближе к природе. Обожествляя природу, язычники тем самым возводят в норму нынешнее ее положение, когда для развития и поддержания жизни одних требуется постоянная гибель других. Они обожествляют конкуренцию и беспощадную борьбу, христиане же, хотя и не молятся деревьям и животным, желают для природного мира иного, лучшего состояния. «Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому, а для змея прах будет пищею: они не будут причинять зла и вреда» (Ис. 65: 25).

На этом месте монах сделал глубокую паузу, сплел свои пальцы `и пристально посмотрел на меня, как бы ожидая нового вопроса:

-Мудрено говоришь, святой отец! Ты развенчал мою веру и моих Богов в пух и прах! Скажи тогда мне, милейший, а тебе твой Господь хотя бы раз помог, когда ты к нему обращался за помощью в своих молитвах? - спросил я с иронией инока.

- Мой дорогой Жизномир, - с улыбкой сказал монах,- глупо просить у Всевышнего Господа нашего то, что человек сам себе может доставить. Бог просветляет наши умы и указывает нам пути к достижению желаемого… и только.

- Но если твои боги не могут, и не хотят тебе помочь, и вообще не заботятся о том, что мы делаем, и не замечают этого, и ничего от них не может войти в наше бытие, то зачем тогда им молиться и о чем – то просить, - спросил искренне я Михаила.

- Любезный отрок, - проникновенно сказал монах.- Все довольно просто!

Язычество знает одни лишь земные интересы: личное счастье, славу и власть, торжество над врагами, материальное довольство, богатство и плотские наслаждения. Христианство, наоборот, презрев блага земные, проводит в жизнь новый идеал – блага царства небесного. Этих благ можно достигнуть лишь, уйдя из мира и посвятив себя Богу, служа Его заветам. Нравственное самосовершенствование, бескорыстие, довольство малым, постоянное пребывание в труде, самоотверженная забота о ближнем – вот на чем построена наша вера!

Я не нашел, что ему ответить. В словах Михаила было много того, с чем трудно было не согласиться. Иногда меня самого посещали подобные мысли, но я их всегда отбрасывал от себя. Так иноком Михаилом было посеяно первое семя сомнения в моей языческой вере, хотя я в душе над ними посмеялся… Я по - прежнему был твердо убежден: будущее любого человека ни кем не предрешено, оно в наших руках и мы его творцы, а не обстоятельства или судьба. Главное – не попасть под власть бытия, а наши языческие и всемогущие Боги всегда придут к нам на помощь.

В основе наших поступков, на мой взгляд, всегда лежат два главных мотива, которые мы не всегда осознаем – влечение к женщине и желание стать великим или известным. Мы к чему-то стремимся, стараемся, не жалеем живота своего, а потом, вдруг, начинам понимать, что нам это и ненужно. Чудно наше бытие!

Наконец-то с моими попутчиками я прибыли в Новгород, где нам предстояло расстаться. Иноку надо было повстречаться по каким-то делам со старой княгиней Малуши. Я догадывался, что это были дела связанные с верой. В Киеве давно ходили слухи, что княгиня крещеная. Что касается витязя, то он о своих делах не распространялся и быстро со мною распрощался. Он спешил увидеться со своей старушкой - матерью, которую сильно любил и почитал. Терем знатного боярин.

Мне спешить было некуда, так как мне сказали, что князя и воеводы Добрыни уже более года нет в городе. Они бежали из Новгорода, опасаясь за свою жизнь, но должны скоро вернуться с наемниками. Опечаленный, я побрел искать, где остановиться на ночлег, а и заодно познакомиться с городом.
Время приближалось к полудню. Вольный город гудел хаосом разнообразных звуков: криком людей, ржанием лошадей, грохотом телег, проезжавших по деревянной бревенчатой мостовой.

Новгород был основан около 862 года, В нем проживало не менее тридцати тысячи душ, а всего на нашей матушки - Руси проживало на этот момент около миллиона человек. Городище располагалось на возвышенности. Внизу протекало озеро Ильмень. По его берегам были разбросаны поселения. Надежной защитой им служили непроходимые леса и болота. Жилища на поселениях располагались бессистемно, а сами поселения находились на значительном расстоянии друг от друга.
Первоначально поселения объединяли членов одного рода, но со временем возникли большие поселения, объединяющие членов нескольких родов. Вокруг города возведены были ограждения из заостренных бревен (остроги) и земляного вала. Центральная часть такого города-крепости, огороженная деревянной стеной, называлась кремль. В этой части города располагался княжеский двор. За этой стеной в срубленных из крепких бревен изб и теремах жил князь, его дружина, а также зажиточные и уважаемые люди города. Эта часть города была самой оживленной и шумной. Здесь, в глубине небольших торговых лавок был слышен стук маленьких молоточков, кующих золото. По одну и другую сторону улицы стояли многочисленные магазинчики галантерейщиков, суконщиков, мелких ремесленников. Зажав нос, я пересек мясной ряд и пошел вдоль длинного ряда торговых лотков, которые выстроились вдоль реки. На прилавках красовались булгарские пестрые сафьяновые сапоги, мордовские расшитые полотенца, карельские полосатые шерстяные вязаные чулки, яркие восточные шали и платки, женские украшения вятических мастеров из железа, меди, серебра и стекла, халаты из Хорезма, ковры из Персии. Товар был тот же, что и в Киеве. Отдельно стояли богатые лавки немецких и арабских купцов.

Дома в городе были большие и добротные, с резными окнами, ставнями и крылечками. Стены жилищ были срубными, бревенчатыми или сделанными из жердей, плах, обмазанных глиной с соломой. Форма жилища по периметру приближалась к квадрату. В зависимости от материала и способа обшивки дома земляные и наземные жилища делились на столбовые. Здесь по углам и посередине каждой стены ставились столбы и, к которым крепились жерди или плахи и срубные жилища - стены сделаны из бревен. Кровля дома была двускатной или односкатной с палицами, то есть переломом кровли. В бревенчатые фронтоны торцевых стен врубались горизонтальные бревна - слеги, которые несли кровлю. Для кровли употреблялся разный материал: солома, земля, тес, настилавшийся в перехлёст, или лемех (черепица) - короткие дощечки. Концы лемеха делались заостренными или закругленными, но чаще всего городчатыми, то есть в виде ступенчатых прямоугольных уступов. Кровля была безгвоздевой («самцовой»). Подобных домов было много на Руси. В сельском хозяйстве новгородцы не знали себе равных. Прежде подсечное земледелие повсюду заменилось трехпольем. Пахали уже они стальными наконечниками. Выращивали новгородцы, повсеместно различные культуры: пшеницу, рожь, овес, гречиху. Сажали в огородах различные овощи. Такие, как огурцы, свекла, горох, репа, капуста, лук, чеснок. В садах выращивали различные фрукты, такие, как яблоки, груши, вишню, черешню, сливы, крыжовник, смородину. В южных районах княжества возделывали виноград. Для производства ткани, сажали лен и коноплю. Содержали большие стада скота. Жители новгородского княжества с особых усердием занимались земледелием и поисками средств для жизни. В этом они намного превосходили нас, южных славян.

У каждого пригородного сельского жителя, около избы, окруженной плетнем или деревянными жердями, были свои небольшие огороды. Там зеленели стебли гороха, редьки, лука и расползались по грядкам шершавые листья огурцов.

Город Новгород, несомненно, был центром экономической, политической и духовной жизни. Горожанам, кроме ремесел, не чужды были занятия земледелием и скотоводством. Они использовали множество сельскохозяйственных орудий (лемехов плугов, мотыг, кос, серпов), ручных жерновов, ножниц для стрижки овец, большое количество костей домашних животных.

Напротив, сельское население занималось производством большинства «ремесленных» продуктов для удовлетворения собственных нужд: ткало ткани и шило одежду, производило гончарные изделия и т. п. В селах не производили только металлические орудия и украшения, изготовление которых требовало специальной подготовки и сложного оборудования.

Сей вольный город Новгород, хотя и покорился варягам, но тем не менее сохранил некоторые вольности в отличии от Киева. В делах важных или в опасностях государственных, народ сходился по-прежнему на вече, на общий совет и решал , что делать. Сильный в экономическом плане Новгород, всегда соперничал с Киевом. Под его властью были земли богатые мехами и через город проходили несколько торговых путей: через Смоленск и Киев шел путь на Черное море; от озера Ильмень Волховом можно было попасть в Балтийское море, а по реке Мсте добраться до Волги и до Каспийского моря .О сем мне поведал славный мореход Василий Буслаев.

Многие горожане были грамотны и на бересте писали друг другу письма, делали завещания, давали долговые расписки, писали челобитные-просьбы.

Осмотрев город, я нашел постоялый двор поближе к княжескому кварталу. По всем признакам, он был лучший в городе. Я потребовал себе ужин - яичницу на сале. Пока ее стряпали, я разговорился с хозяйкой, которая показалась мне довольно молодой и приглядной. Звали ее Мария. Она поведала мне о последних новгородских новостях и городских сплетнях, что молодой князь Владимир собирается с сильной дружиной вернуться назад из Нореги и готовится идти войной на брата Ярополка, чтобы отомстить за свое изгнание и смерть брата Олега. Мать, княгиня Малуши, противится этой войне и старается их всячески помирить:

- Хорошим - худо не бывает. Как не крути - быть войне между Киевом и Новгородом! - заключила бойкая хозяйка таверны,- и посмотрела на меня призывным и долгим взглядом .Было видно, что я ей сильно глянулся.

За этими новостями последовали другие: о постояльцах, ценах на базаре и о старом муже, который ее побивает и давно не спит с нею. Последняя новость меня заинтересовала, так как в ней я увидел скрытый намек трактирщицы на то, что она не прочь, чтобы я ее утешил. А мне это было сильно надо, так как за время моего путешествия женщин у меня не было, за исключением Прекрасы, ласки, которой, я никак не мог забыть и от этого сильно мучился. Хозяйка расстаралась и принесла еще жирный кусок баранины и глиняный сосуд хорошего вина за счет заведения. Сытно отужинав, я попросил Марию, так звали мою благодетельницу, показать мне мою горницу. Был уже поздний час. В таверне никого не было. Ее муж давно спал в соседнем с трактиром доме. Трактирщица мне мило улыбнулась. Она закрыла на засов входную дверь и завела меня в комнату, которая находилась рядом с входной дверью. Это была небольшая банька. Она предложила мне смыть дорожную грязь, а сама вышла.


С превеликим удовольствием я сбросил грязную одежду и залез в большую деревянную бочку с теплой водой. Тихо потрескивала свеча, я блаженствовал от воды и предстоящей близости с женщиной. Смыв с себя дорожную грязь, я растерся полотняным полотенцем. Когда я принялся вытирать свой детородный орган, он моментально набух и стал размером в огромную копченую селедку.
И тут двери распахнулись: передо мной стояла полунагая трактирщица. Может от долгого воздержания, а может, так и было - она мне показалась красавицей: роскошные вздернутые груди, подтянутый и круглый, как орешек зад, миленькое личико с пухленькими влажными губками. Словом, у нее было все, что мне нравилось в женщинах. Увидев мое копье - она замерла на несколько секунд, глаза ее округлились. Девица пала перед ним, как перед деревянным изваянием своего языческого Бога. Только здесь она не молилась и ничего не просила, а только высказывала ласками свою любовь. Мария его облизывала, покрывала ласками и поцелуями, давилась, засовывая его себе далеко в горло. Наступила быстро кульминация. Она жадно глотала мой нектар. Всё ее лицо, волосы на голове, грудь были мокрыми и в белых липких потеках. Мне показалось, что она в прострации. Женщина еще долго, как ребенка, целовала моего дружка и, что-то ему про себя беззвучно нашептывала.

Ее невольные старания не прошли даром. Мой «малец» в ее ласковых руках снова встрепенулся и дико вздулся. Мария, снова взяла на себя инициативу. Она крепко прижалась к нему своими роскошными и упругими грудями. Видно ей доставляло удовольствие ощущать, как упирается в живот теплый и пульсирующий гой мужчины. Но это продолжалось недолго. Изголодавшая по мужским ласкам женщина, обвила мое тело ногами и руками, ритмично задвигалась, все крепче и крепче сжимая свои объятия. Она напоминала мне удава, пытающегося задушить свою жертву. И тут наступила кульминация. Мы закончили одновременно, как звери с глухим рычанием.

-Я никогда прежде так себя не вела, - с трудом сказала Мария,

-На меня как будто что-то нашло,- и густо покраснев, добавила:

-Ты не обиделся?

-Ты глупышка, это так прекрасно!

-Я был бы не прочь умереть в объятиях такой женщины, как ты, - сказал я, нежно ее целуя. Она доверчиво, как щенок, прижалась ко мне. В ее глазах были слезы.

''ГЛАВА 11. НОВЫЕ ДРУЗЬЯ, ИХ УМНЫЕ СОВЕТЫ, КЛЯТВА.''

По своей природе мы, славяне, народ замкнутый, малоразговорчивый, степенный. И не потому, что мы скрытны или не хотим общаться, а потому, что мы страшно боимся быть не понятыми. Так, например, мы путаем наши опасения, с нежеланием вступать в разговор с незнакомыми людьми. Будь то простая беседа, душевное излияние или обмен несколькими ничего не значащими словами, мы редко разговариваем с незнакомыми людьми. И неизменно считаем, что «так оно лучше будет». В конце концов, от этого мы многое теряем. А отсюда наша нелюдимость и отсутствие друзей.

И не надо себя обманывать: за своей отчужденностью мы пытаемся скрыть свое глупое желание чувствовать себя более важным, более значительным, более уверенным в себе. Но, на самом деле, мы просто не позволяем себе их услышать, в то время, как устами незнакомцев, может быть, с нами говорят наши боги, которые посылают нам в жизни этих людей, которые помогают нам сделать нашу жизнь более богатой, интересной и счастливой.

Проспав до полудня, я встал в отличном расположении духа. В таверне было людно. Было время обеда. Я с трудом нашел свободное место, присел и огляделся. Люд в харчевне был разный. В основном, заморские купцы, судя по их разговорам на непонятном языке и по одежде, дружинники и наш не бедный люд: мелкие торговцы, ремесленники, зажиточные крестьяне.

За моим столом сидели три молодых человека примерно моего возраста. Их одежда и еда на столе говорили о том, что они нашли себя в жизни и довольны собой. На меня они не обратили никакого внимания. Тут ко мне подлетел юркий мужичок лет пятидесяти с лисьими хитрыми глазами. Его бледное и болезненное лицо говорило о том, что его замучила подагра. Изобразив на своем лице улыбку и учтивость, он меня спросил:

- Чего изволите, молодец?

Так как мои денежные средства заканчивались, я изволил себе жаренную яичницу из пяти яиц на сале. Трактирщик презрительно посмотрел на меня и принял заказ. Без всякого смущения, я ответил ему тем же взглядом и равнодушно продолжил рассматривать жующую публику.
Новгородская кухня в таверне не отличалась изысканностью и разнообразием, но была свежей, вкусной и не дорогой. В чугунках и горшках готовили мясо и различные каши, варили кисель и « цеж» из овса, пшеницы и отрубей. Прямо на улице, под навесами, на углях в глине запекали мелких птиц, дичь, ежей, мясо белки. Таким же образом запекали свежую рыбу, а соленую - чаще всего отваривали. Для богатых купцов и иностранных гостей, на вертелах готовились в огромных печах туши диких животных. Этим занимались отроки-поварята.

На столах в изобилии присутствовали пироги, калачи, мед, изюм, грецкие орехи. Подавали различные напитки из диких ягод, квас, медовые напитки.

Вскоре принесли мой заказ. Это была Мария. Она вся светилась. Мы обменялись красноречивыми взглядами и улыбками. Это заметили сидящие за моим столом молодые люди. Они еще больше были удивлены, когда на моем столе появилась жареная колбаска, вино и другие яства, которые я не заказывал трактирщику. Это вызвало у них ко мне интерес и они, прервав веселую беседу, с интересом стали рассматривать меня и перешептываться. Один из них меня учтиво спросил:

- Сударь, простите наше любопытство, но сдается нам, то вы недавно в городе. Приехал издалека, по одежде видать из киевского княжества, никогда не служили и ищите работу у какого-нибудь господина? Я прав?

- К сожалению, не служил, - ответил я, а потом солидно добавил:

- Я только приехал в Новгород из славного города Киева и намерен послужить князю новгородскому. - Оно и видно, что в сердце варится, на лице не утаиться - продолжил его товарищ.

- Извини, любезный, но от тебя так и разит провинцией; вид робкий, не уверенный и застенчивый, но по женской части, братец, видно ты большой мастер.


Тут они дружно все рассмеялись. Я хотел вспылить и надрать им их задницы, но они были так добродушны, веселы и беспечны, что я устыдился своих мыслей. Вскоре они пригласили меня за свой стол. Тотчас между нами завязался не принужденный веселый разговор. Я слушал их с величайшим наслаждением. Их характеры, их мысли, их выражения – все меня восхищало. Сколько огня! Сколько живости воображения! Эти люди казались мне существами какой-то другой, не нашей породы.
Сначала я принял их за детей богатых родителей, которые служат при княжеском дворе. Но вскоре понял, что мои новые знакомые обладают такими достоинствами, что они сами в состоянии позволить себе сидеть за таким роскошным столом, да еще щедро угощать тех, кто заслуживает их внимания. Эти шуты были слугами трех молодых иностранцев-греков, состоящих на службе у князя, связанной с поставкой к княжескому двору книг, предметов домашнего обихода, военной одежды и вооружения. Звали их: Афанасий, Илларион и Савелий. Их господа здесь жили и столовались. Эти плуты ухитрялись за их счет вкусно питаться, ни в чем себе не отказывая. При этом они разыгрывали целый спектакль, когда копировали манеры и разговоры своих господ. Причем, делали они все столь искусно, что будь у них одежда побогаче, а внешность поблагороднее, они бы точно сошли за богатых господ-иностранцев. Их шутливое свободное и непринужденное обращение смешило и восхищало:
- Господин трактирщик, пора деньги кует, будьте любезны еще вина и припишите его и всё, что мы закажем, как обычно, на счет моего господина, который с друзьями сегодня здесь будет ужинать, - приказным и важным тоном глаголил Илларион.

- Охотно, господин хороший, - отвечал тот,- но ваш боярин уже не платит мне две недели за брашны (еду). Вы бы не могли ему об этом напомнить?

- Любезный, пожалуйста, не беспокойтесь за деньги. Я отвечаю вам за них. Долги моего господина, что золото в слитках. Они в проданном товаре, за который князь новгородский еще не заплатил. Как только с нами рассчитаются, мы оплатим твой счет не проверяя, - увещал трактирщика плут. Удовлетворенный таким ответом хозяин харчевни удалился.

Так мало – помалу они начали приобщать меня к городской жизни. И хотя я в разговоре значительно во всем уступал моим сотрапезникам, они сказали, что я добрый малый и с меня может, получится нечто путное. До самого вечера, они наперебой учили меня и давали советы.

- Жизномир, друг мой сердечный, - говорил мне громко на ухо пьяный Илларион, - о чем ты баешь ( говоришь), чего боимся, того и стыдимся! У тебя есть природное дарование, ты в меру начитан, но ты не умеешь показать товар лицом; ты боишься ляпнуть что–либо невпопад, а это мешает тебе привлечь к себе интерес незнакомых людей, в которых ты нуждаешься. А между тем, тысячи людей создали себе славу остроумцев и умных людей только благодаря смелой болтовне. Хочешь блистать, так не обуздывай своего темперамента, выкладывай все, что взбредет тебе на ум, твои вздорные речи сойдут за благородную смелость. Неси любую чепуху, но если у тебя сорвется хоть одно меткое словцо, то тебе простят все твои глупости: люди запомнят только твою остроту и возымеют высокое мнение о твоих достоинствах. Наши господа – иностранцы с успехом осуществляют это на практике, хорошему - надо учиться. Но только, например, не жадности. Они поклоняются деньгам, как мы - идолам. Мы же живем по принципу - заработал копеечку, половинку возьми себе, а другую половинку отдай нуждающимся, друзьям или пропей в хорошей компании.

При этом, Илларион брал себе ложечку паштета из щуки и, подражая иностранцам в трактире, долго разминал его во рту, запивая пивом. Он почему-то вбил себе в голову, что мясо вредно для здоровья, а надо есть больше рыбных блюд.

Вскоре мы закончили нашу дружескую трапезу и решили пройтись по улице. Солнце склонялось к закату. И тут мне так захотелось попробовать себя в роли остряка на практике перед моими новыми товарищами, от чего я начал нести несусветную чушь, но среди всей этой околесицы я выдал несколько остроумных перлов, вызвавших смех и одобрение моих приятелей. Затем я изобразил знатного и уважаемого жителя града Киева, пришедшего от имени горожан к князю с обращением, принятым на вече.

- Государь наш и благодетель, живи многие лета! - произнес я серьезно и, делая вид, что читаю петицию.

- Ты издал мудрый и справедливый указ - увеличить налог в половину. Твоя милость не знает границ. Решение твое мы одобряем и поддерживаем. Но нам не понятен второй пункт, где речь идет о наказании за неуплату подати - казнить каждого пятого. Скажи наш добрейший князь, веревку и камень брать с собой или все будет за счет казны? - дурачился я.

- Хорошо подмечено о нашей демократии и отлично сказано о нашей русской бессловесности и раболепии! - одобрил мое кривляние серьезный Илларион.

- Так могут поступать только новгородские мещане, со своим хваленным вече, а не такие личности, как мы, - подытожил он и предложил:

- Вот, что господа, дадим клятву никогда не служить глупости и во вред нашему отечеству; поклянемся нашими Богами! Предложение было встречено всеобщим одобрением. Мы вернулись в харчевню и, подняв кубки с вином, дали клятву. Вскоре мои друзья меня покинули, чтобы отправиться в княжеский квартал, где находился дом одной известной прелестницы, где всегда можно было развлечься. Меня они не звали, так как видели, какими взглядами мы обмениваемся с Марией.
Теперь мой день начинался и кончался моими новыми друзьями. Они меня приодели на свой лад, изменили мои привычки. В моем характере и настроении произошла полная перемена. Из прежнего рассудительного и степенного юноши – язычника я превратился в шумного, легкомысленного вертопраха. Друзья поздравили меня с этой метаморфозой и сказали, что мне необходимо еще завести любовную интригу со знатной дамой, чтобы блистать в обществе. Иначе мне не сделаться щеголем и узнаваемым человеком в городище. Они, к примеру, пользуются благосклонностью двух-трех благородных дам. Я решил, что они просто врут, но со временем попробовать.

Когда человек идет путем своей мечты, он не должен не перед чем останавливаться. Не оставлять себе лазейки, не обманывать самого себя, говоря, что это мол, не вполне то, что ты хотел. Такие мысли на перекрестке твоего пути ведут к духовному поражению.

Перекресток – это священное место для славян-язычников. В прямом и переносном смысле. Там идущий по жизни должен принять решение. Именно там наши Боги имеют, обыкновение есть, и спать, поджидая нас. Именно здесь, на перекрестке, сосредотачиваются две могучие энергии: энергия избранного пути и энергия пути оставленного. На перекрестке человек может отдохнуть, немного поспать и даже спросить совета у своих Богов, живущих на скрещивании дорог. Но никому не дано остаться там навсегда: если выбор сделан, надо идти вперед, но не назад, влево или вправо, иначе перекресток может стать твоим проклятьем.

Проспав всего несколько часов, я встал в прекрасном расположении духа. Ко мне на рассвете забегала Мария. Мы с ней славно покувыркались в постели и не заметили, что ей давно пора было быть внизу в харчевне. Ее долгое отсутствие в зале и возбужденное состояние, вызвали у посетителей таверны различные догадки. Завистников волновал один вопрос: кто сей счастливчик? Без труда они меня вычислили и нашептали обо мне и Марии ее мужу подагрику, который решил меня немедленно проучить. Пока я уплетал с большим аппетитом свой роскошный завтрак - бараньи ножки с фасолью, ее муженек нанял троих огромных верзил, чтобы при всем честном народе наказать меня. Я это сразу понял. Выйдя на улицу, я присмотрел хорошую толстую жердь в заборе и, облокотившись на нее, стал ждать. Они шли на меня с трех сторон. В руках у них были кистени. Выждав, кто первый подойдет ко мне поближе и замахнется на меня, я сделал обманное движение в сторону и нанес наемнику мощный удар правой ногой в пах. Он сложился и рухнул, как мешок с просом. Это был мой коронный удар. Видя такое, остальные убежали. За дракой наблюдала вся округа.

Я позвал дворового, приказал принести воды и вылить на голову пострадавшего. Когда он пришел в себя, я завел его в таверну, где мы распили с ним кувшин вина за мой счет. Звали этого новгородского увальня Торопка. Вскоре он стал мне самым закадычным другом. После этого я направился к своим друзьям. Не успел я с ними перекинуться парой слов, как прибежала испуганная Мария, которая поведала мне и моим друзьям о драке в таверне и, что муж пожаловался на меня сотнику, который следит за общественным порядком в нашем квартале, на то, что я не плачу уже две недели за ночлег и обеды. Меня ждало судебное разбирательство. Выслушав Марию и уточнив некоторые детали из первых уст, мои друзья громко гоготали. Особенно над тем, как я с увальнем распивал вино после драки, и какие лица были у завсегдатаев харчевни. Им эта сцена показалась очень забавной, что даже Мария перестала плакать и поддалась общему веселью. Но мне было не до смеха - меня совсем не прельщало, так начинать свою карьеру. Более того, кто за меня заплатит? У меня не было богатых знакомых в городе, кроме этих троих болтунов и Марии. Но они были бедны, как и я. Не раздумывая, я решил отправиться в таверну и сдаться на милость сотника. Но друзья сказали, чтобы я не горячился и, что безвыходных ситуаций не бывает. Они попросили меня с Марией подождать их на квартире, а сами пошли улаживать мое дело.

Пока они отсутствовали, у меня возникло непреодолимое желание отблагодарить любовью Марию за ее искреннюю привязанность ко мне. Я знал, что другой награды ей и не надо. Тем более другого у меня ничего и не было.

Я нежно привлек ее к себе. Достал ее нежные и упругие груди и начал их ласкать губами. Они стали стремительно набухать.

- О, боги, что ты со мной делаешь, - простонала она и стала тереться о мой ствол сначала грудями, потом своей упругой попой.

- Вот увидишь, малыш, все будет хорошо, - шептала она. Потом резко развернулась, сползла ниже и глубоко мое набухшее сокровище в рот. Мария безупречно работала языком и губами. В этот день она ласкала меня торопливо и неистово и, при этом, почему-то плакала навзрыд, как будто мы с ней прощаемся навсегда. Так оно и случилось. Она, наверное, это предчувствовала...
На следующий день ревнивый муж при всем народе сказал, что она ему больше не жена и отправил ее к престарелым родителям в далекое поселение на болотах Ясенское, откуда она была родом. Больше я Марию никогда не видел.



Вскоре вернулись мои верные друзья. Они сообщили, что мое дело благополучно улажено. Сотник был их старый знакомый и добрый малый, который их не раз выручал в подобных ситуациях. Денег он за это много не брал, но любил вкусно поесть и пображничать в веселой компании. За столом спор и уладили с хозяином харчевни. Ему друзья дали немного денег в счет моего долга и поручились от своего и моего имени погасить его в течение недели. Подагрик потребовал, чтобы я немедленно съехал. Приятели принесли мои скромные пожитки.

Я благословил судьбу, что она послала мне таких друзей. И, чтобы их не обременять своими заботами, принялся искать любую работу, чтобы скорее расплатиться с долгами и снять комнату. Я принялся с утра до вечера лихорадочно искать работу, но ничего подходящего по душе для меня не было, а если и было, то нужны были рекомендации. Мои друзья выражали мне искреннее сочувствие по поводу моего досадного положения, в котором я оказался:

- Жизномир, дорогой, не надо огорчаться житейским невзгодам,- успокаивал меня Илларион. Помни, что сильные и смелые души тем и отличаются от слабых людей, что умеют держать удар судьбы. Очутившись в беде - умный терпеливо дожидается лучших времен и, как говаривал Цицерон:

- Не надо падать духом, чтобы не забыть самое главное, что ты – человек и ты выше обстоятельств, в которое нас загоняет наше бытие! - поддакивал ему Савелий. - Вот, к примеру, я. Меня никогда не угнетают несчастья, я стараюсь стоять выше превратностей судьбы. Таким я сделал себя сам. Я рано остался без родителей. В Новгород приехал без гроша за душою. Жил впроголодь. Как ты сейчас, пошел на первое подвернувшееся место. Вначале устроился я у одного крупного торговца полотном, сын которого был большим негодяем. Я нашел там убежище от голода, но от меня потребовали следить за сыном и на него доносить отцу, а сын попросил, чтобы я помогал ему обманывать отца. Я предпочел просьбу приказанию, и из-за этого лишился места. Затем я поступил к старому гончару, который захотел по дружбе посвятить меня в секреты своего ремесла; но обучая меня сему делу, он морил меня голодом. Это внушило мне отвращение ко всякой торговли и ремеслу.

К величайшей радости и моему счастью, я попал в услужение к моему нынешнему молодому господину. Скажу честно, мне не приходилось встречать барина с лучшим характером, чем у него. Он, всегда в ровном настроении, не упрямится и не капризничает. Ем я то, что и он. Каждый день он дает мне небольшие деньги на мелкие расходы. Иногда дарит мне свою одежду, почти новую, которая, как ему кажется, плохо на нем сидит. Я довольно хорошо изучил поведение и привычки своего господина, склонности его друзей и окружения. Сообразуя с этим свое поведение, я не замедлил расположить в свою пользу барина, а ровно и его друзей, - учил и одновременно успокаивал меня Савелий. Внимательно выслушав друга, я сказал ему:

- С тобою разговаривать, умник, что мёду напиться! Приятные перспективы быть всю жизнь слугой господина! Савелий, прими мои поздравления! Что касается меня, то если я не приглянусь Добрыне и не получу занятие по душе и для пользы дела, то я вернусь домой и с усердием займусь предсказаниями и гаданием, как мой дядя или, в крайнем случае, займусь педагогикой. Буду обучать богатых отпрысков грамоте. Как ветру, так и человеку - пути не заказаны!

- Вот так придумал! - воскликнул Феодосий.

- Что за безумие в твои годы стать - целителем или педагогом. Да, ты знаешь ли, несчастный, на что себя обрекаешь этой выдумкой? Тебе придется непрестанно держать себя в руках, ты постоянно у всех на виду, каждый твой шаг будет обсуждаться со всех сторон, тебе придется непрестанно держать себя в руках, принять обличие лицемера и притворятся воплощением всех добродетелей. И, что самое печальное, у тебя не останется времени для твоих удовольствий. А если из твоего бездарного оболтуса ничего не выйдет или от твоего предсказания не будет проку, тебя оставят без награды, а, может быть, не заплатят обещанного жалования. То ли место лакея: труд, который ни к чему не обязывает. Если за барином водятся какие-нибудь грешки и пороки, то потворствуй им и смело обращай их в свою пользу. Хороший лакей в хорошем доме катается, как сыр в масле. Одним словом - мы решили подыскать тебе хорошее место слуги.

В моей ситуации мне пришлось с друзьями согласиться, но я понимал, что это не мое. Я всегда мечтал служить только отечеству, но никак господину. Мои друзья срочно начали мне подыскивать порядочного и доброго господина, которому требовался слуга.







Зачастую случается так, что жизнь нас заставляет принимать срочные решения. Мы же по своему славянскому обыкновению при решении любого, даже незначительного вопроса, привыкли выжидать и медлить. И только, когда нам уже становится невмоготу, мы, засучив рукава, решаем нашу проблему. И главное здесь не пойти легким путем и не свернуть с намеченного пути, как часто у нас бывает…
С тяжелым сердцем я снова отправился на княжеский двор, чтобы найти себе любую работу. Княжеский двор занимал почти всю городскую площадь: в самом центре его деревянного фасада можно было издали видеть сверкающий герб Рюриковичей с изображением двуглавого орла на серебряном поле.

Площадь вокруг огромного терема, с крепостными башнями, бревенчатыми стенами и крепкими строениями кишела людьми всякого рода и звания. Я вошел в ворота кремля и огляделся. И тут я обратил внимание на одного монаха, несущего тяжелую стопку книг. В нем я узнал своего попутчика, инока Михаила. Я его окликнул.

- Как здравствуешь, отче Михаил? Пришел тебя проведать, не болеешь?- Он меня узнал и, как и я, обрадовался нашей встрече. Мы с ним обнялись. Я помог ему донести книги до княжеской библиотеки, где как я понял, он работал с несколькими монахами – греками. Было время обеда, и он пригласил меня откушать с его братией.

За трапезой я рассказал ему о своих несчастиях, новых друзьях, предстоящей работе, над чем, он и его братия, хорошо посмеялись, а потом перекрестилась.

Быстро пообедав, монахи отправилась работать с книгами, а отец Михаил, так его называли иноки, повел меня по огромным залам библиотеки. Такого количества книг и роскоши я никогда не видел. Книги разной величины, в дорогой золотой и серебряной оправе из телячьей кожи стояли на деревянных полках. Огромный светлый зал с несколькими резными столами и стульями был увешан картинами, с изображениями какой-то другой, не нашей, а заморской чудной жизни.

Вдруг из потаенной двери, которую я не заметил раньше, вышла женщина лет шестидесяти. Она была в красивом длинном платье, с золотыми нитями, которые так и переливались в солнечных лучиках света, которые проникали через окна из слюды в зал. Я ее сразу узнал. Это была княгиня Малуши, мать князя Владимира Я ее часто видел на княжеском дворе в Берестове. Мы с отцом Михаилом тотчас склонились в почтительном поклоне, приветствуя княжескую особу. Михаил, тут же представил меня матери конунга.

- Княгиня, разрешите представить вам этого благородного юношу, который однажды меня спас от разбойников, теперь я перед ним в неоплатном долгу. Зовут его Жизномир, он сын достопочтенного Мирошки из Берестова. Прибыл он, в сей славный город, к воеводе Добрыне с рекомендательным письмом от старейшины и волхва Добрушки искать счастья в услужении князю новгородскому. - Я не ожидал такой лестной оценки моей персоны отцом Михаилом. А еще я никогда не думал, что мать князя Владимира проявит такое расположение ко мне.

Она по-отечески расспросила меня о моих родителях, дяде, которых хорошо знала. Выразила сочувствие, что родителей больше нет. Похвалила моего дядю за участие в моей судьбе. Оценила мою тягу к знаниям. И тут же решила мою судьбу: определила жить с монахами при библиотеке, учиться книжному делу и языкам. И самое главное – учиться в школе для богатых отпрысков разным наукам.

- Не учась, и лаптя не сплетешь! – сказала она с улыбкой.

Сразу же мне было положено небольшое жалование, которое быстро позволило мне расплатиться с долгами.

Минул целый год, как я обосновался на княжеском дворе. С того дня я своих друзей не видел. Моя жизнь протекала однообразно и размеренно. С раннего утра я был на ногах: протирал от пыли книги, чинил их переплеты, и читал, читал. Потом шел на занятия, где изучал различные науки и языки. После полудня я возвращался с занятий, обедал и снова книги, книги…Часто послеобеденное время я проводил в обществе отца Михаила или его ученой братии, где совершенствовался в различных языках и переводах книг на старославянский язык. Греки удивлялись моим способностям к языкам. Всего через год я говорил почти на всех языках и наречиях народов, населяющих Русь и ее ближайших соседей. Я перечитал почти все славянские летописи, хранившиеся в княжеской библиотеке, греческие книги, изучил государственное правление, историю Греции и Рима, о которых имел понятие и раньше.

Княгиня Малуши была мною довольна и в знак особенного расположения часто приглашала меня в качестве переводчика на свои встречи с ее иностранными гостями, которые через нее пытались влиять на князя Владимира и его братьев. Наблюдая за ней, я много узнал и много чему научился. Мой кругозор значительно расширился и обогатился новыми познаниями в области государственного устройства Руси. Иногда княгиня то ли в шутку, то ли всерьез спрашивала у меня совета, как бы я поступил в той или иной ситуации. Я незамедлительно высказывал ей честно свое мнения зачастую не то, которое она хотела услышать. Она снисходительно улыбалась и одобрительно, как-то по-особенному смотрела на меня, словно я ее сын. В народе говорили, что княгиня была пророчицей. Существовал даже такой обычай, что в первый вечер йоля должны были приносить её в кресло перед высоким сиденьем конунга. И… спрашивает конунг свою мать: - Не видит или не знает ли она какой-либо угрозы или урона, нависшего над его государством, или приближения какого-либо не мирья или опасности, или покушения кого-либо на его владения. Она отвечает:

- Не вижу я ничего такого, сын мой, что, я знала бы, могло принести вред тебе или твоему государству, а равно и такого, что спугнуло бы твое счастье. И все же вижу я видение великое и прекрасное. Родился сын конунга в Нореге. Эта новость позднее подтвердилась. Подтвердилось и ее пророчество о злой кончине мужа. Как известно, Святослав был убит печенежским князем Курей, который отсек ему голову, а из черепа сделал себе чашу, оправив ее золотом. На всех пирах Курей пил только из этой чаши и хвалился всем за столом, что убил великого воина и царя русов.

- Два меча в одних ножнах не поместятся, - говорил гордо Курей.

Иногда мне казалось, что она знает и мою судьбу, но спросить об этом я даже не помышлял. Я не хотел отравлять себе жизнь. Зачем, если жизнь так прекрасна и полна неожиданностей!
Как-то она принесла мне книгу «Эллинского и Римского летописца» с рисунками , в коей рассказывалось об Александре, царе Македонском и попросила меня в подобной форме попробовать описать деяние князя Святослава, основываясь на перечитанных мною летописях о нем, хранившихся в княжеской библиотеке. Эта работа захватила меня.

Князя Владимира за год моего пребывания на княжеском подворье я встретил всего несколько раз и то на пирах, куда он приглашал всех после своего недавнего триумфального и бескровного возвращения с чужбины. Он любил пиры и празднества, кулачные бои, где я непременно участвовал. Князь часто пировал, но не с одними своими боярами. Владимир хотел делиться своими утехами со всем народом - и со старыми и малыми; он отправлял пиршества преимущественно в большие языческие праздники и в честь своих побед. Конунг созывал народ отовсюду, кормил, поил всех пришедших, раздавал неимущим потребное и, даже заботясь о тех, которые сами не в состоянии были явиться на княжий двор, приказывал развозить по городу пищу и питье. Но такое мирное препровождение времени не мешало ему, однако, воевать против врагов. Тогда славянскую землю беспокоили печенеги, народ кочевой и наезднический. Поэтому большую часть своего времени Владимир и Добрыня проводил в походах на врага или за данью.

Благодаря моим знаниям языков и покровительству княгини, за мной вскоре закрепилась слава первого толмача и удачного кулачного бойца, так как я не пропускал не одного кулачного боя и неплохо дрался. Ко мне стали обращаться бояре, купцы, дружинники и другой люд, испытывающие трудности перевода с другого языка и наоборот. Я всем помогал. Плату не требовал, но если давали, - брал. Благодаря моему бескорыстию, я приобрел среди новгородцев известность, друзей и даже покровителей. Меня стали приглашать в известные дома на семейные торжества, праздники и просто отобедать. Но я все приглашения отклонял. Я дал себе негласный обет: пока не добьюсь успеха - с княжеского двора ни ногой. Тем более, большую часть времени я посвящал переписи книги о Святославе. Писал я ее более года. Я объединил все рассказанное летописцами и услышанное мною от очевидцев о Святославе в одну книгу и обобщил, как это делали греческие историки. Княгиня Малуши осталась довольна моим писанием и щедро меня вознаградила за мой труд.

"Глава 14. Великий колонизатор и воин - князь Святослав Игоревич."




Как сказывали не раз просвещенные иноземные и наши летописцы в своих великих трудах, такие как, Геродот, Ливий и Фукидид, что «история любого народа, как и его лучших представителей, есть священная книга народов, зерцало их бытия и деятельности; скрижаль откровений и правил; завет предков к потомству; изъяснение настоящего и пример будущего». Любой гражданин должен знать свою плохую и хорошую историю, своих славных сынов отечества.

Любая история народа поучительна и занимательна. Наша славянская летопись не исключение и не уступает просвещенной греческой истории. Беда нашей истории в том, что она суха и мало эмоциональна. Попробуем убрать в той же греческой истории красочное и эмоциональное повествование того или иного исторического факта, игру страстей, вымышленные речи, как от этой истории ничего не останется!

Должен сказать, что я получил от этой работы много удовольствия для сердца и разума. Жаль, что наш народ не знает букв и письменности, но он знает историю по сказаниям и былинам, которые оставили нам летописцы и память народная. Я не был летописцем, но основываясь на их трудах, по образу и подобия жития Александра Великого написал эмоционально и красочно, как только мог, о первом князе с русским именем, великом Святославе. К сожалению, копии моего труда у меня не сохранилось, но в моей памяти остались только незабываемые впечатления об этой яркой личности, о чем я с превеликим удовольствием поведаю.

Деяния князя Святослав в нашей истории можно смело сравнить с деяниями Александра Великого в истории своего народа. Именно, благодаря ему, мир узнал о нас, русичах.. Это он расширил границы своего княжества своими смелыми завоеваниями и положил начало самому огромному государству в Европе.

Мысль цепенеет от деяний этого храброго воина, человека и государственного мужа. Разве не удивительно ли, как этот не образованный и дикий воин, пройдя через малонаселенные земли, разделенные вечными преградами естества, неизмеримыми степями и пустынями, непроходимыми лесами и морями, холодными и жаркими климатами, как Хазария и Лапландия, Болгария и Кавказ сумел завоевать огромные территории и разные народы, положив начало империи сродни империи Александра Великого. Разве не удивительна и смесь разноплеменных жителей новой Руси, культур, степени образования, только, что зарождающей империи, выходящей из своего дикого состояния, которых он соединил на века и прославил в своих сражениях с врагами русской земли… Не надо быть особенно русским, чтобы понять и оценить деяния этого великого русского колонизатора в нашей истории.

Летопись и память народная наделила Святослава чертами богатыря, который проводит свою жизнь в вечных войнах и неустанных походах; он живет в суровой обстановке, свои походы совершает налегке: без обоза, без шатров. Совсем не так, как Александр Македонский – в роскоши, с гаремом и слугами. Конский потник и седло в голове составляли его ложе; зверина или говядина, испеченная на угольях, была его пищей. Стремительно, подобно дикому вепрю, кидался он на врага и, точно желая сознательно увеличить препятствия, заранее извещал о своем приходе, посылая сказать: «Иду на Вас!»

В наших летописях князь Святослав описан, как храбрый воин-викинг, лишенный человеческих страстей и слабостей. Для него война, пролитая кровь, зарево пожаров составляют смысл и цель самой жизни. Летописцы и народные сказатели, их воображение схватили лишь внешние черты князя и воина; за чертой их понимания остался скрытый смысл его походов, а отсюда его значение и величие в русской истории.

Всего не полных десять лет правил он Киевской землей, но эти несколько лет хорошо запомнились его потомкам на долгие последующие века, а сам князь Святослав стал образцом ратной доблести и мужества для многих поколений русских людей. Первый раз имя его прогремело в русской летописи в 946 году. После гибели в древлянской земле отца князя Игоря он, тогда трехлетний мальчик, первым начал битву с восставшими древлянами, выехав перед киевскими полками и бросив в сторону врага боевое копье. И хотя, брошенное некрепкой детской рукой, оно упало на землю перед ногами его же коня, но уже тогда этот поступок Святослава означал очень многое. Не княжич, но князь! Не мальчик, но воин! И символично звучат, записанные летописцем, не нуждающиеся в переводе слова старых рубак-воевод: «Князь уже почал. Потягнем, дружино, по князи!».

Воспитателем, наставником Святослава был варяг Асмуд, учивший юного своего воспитанника быть первым и в бою, и на охоте, крепко держаться в седле, управлять ладьей, плавать, укрываться от вражеских глаз и в лесу, и в степи. По всему видно, что лучшего наставника чем дядька Асмуд, княгиня Ольга не могла найти своему сыну — он воспитал его настоящим воином. Полководческому искусству обучал Святослава главный киевский воевода Свенельд. Несомненно, что этот варяг, лишь огранил незаурядный талант князя, объяснив ему хитрости воинской науки. Святослав был ярким, самобытным полководцем. Он интуитивно чувствовал высокую музыку сражения, умел решительным словом и личным примером вселить мужество в своих воинство, предугадать действия и поступки своих врагов.

И еще один урок извлек Святослав из наставлений своих воспитателей-воевод — быть всегда заодно со своей дружиной. По этой причине отверг он предложение матери — княгини Ольги, в 855 году принявшей христианство и захотевшей крестить и сына. Киевские дружинники, почитавшие Перуна, были настроены против новой веры, и Святослав остался со своими витязями.

"Когда Святослав вырос и возмужал, — записано в летописи, — начал он собирать множество воинов храбрых, и легко, как пардус (гепард), передвигаясь в походах, много воевал. В походах же не возил за собой ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко изрезав конину, или зверину, или говядину жарил на углях и так ел. Шатров у него не было; ложась спать, клал под себя потник с коня, а под голову седло".

Первый — против огромной хищной Хазарии — темного царства, владевшего землями от Кавказских гор до заволжских степей; второй — против Дунайской Болгарии, а затем, в союзе с болгарами, против Византии.

Еще в 914 году в хазарских владениях на Волге погибла рать князя Игоря, отца Святослава, пытавшаяся обезопасить волжский торговый путь. Отомстить неприятелю и завершить дело, начатое отцом — возможно именно это и бросило в дальний поход молодого киевского князя. В 964 году дружина Святослава покинула Киев и, поднявшись по реке Десне, вступила в земли вятичей, одного из больших славянских племен, бывших в ту пору данниками хазар. Не тронув вятичей и не разоряя их земли, лишь повелев им платить дань не хазарам, а Киеву, Святослав вышел на Волгу и двинул свою рать против старинных врагов Русской земли: волжских болгар, буртасов, и самих хазар. В окрестностях Итиля, столицы Хазарского каганата произошла решающая битва, в которой киевские полки разбили и обратили в бегство хазар. Затем уже он двинул свои дружины против других данников северокавказских племен ясов и касогов, предков осетин и черкесов. Около 4 лет продолжался этот беспримерный поход. Побеждая во всех битвах, князь сокрушил всех своих врагов, захватил и разрушил столицу Хазарского каганата город Итиль, взял хорошо укрепленные крепости Саркел (на Дону), Семендер (на Северном Кавказе). На берегах Керченского пролива в захваченном хазарском селении Таматархе он основал форпост русского влияния в этом крае — город Тмутаракань, центр будущего Тмутараканского княжества.

Вернувшись в Киев, Святослав лишь около года пробыл в своем стольном граде и уже в 968 году отправился в новую военную экспедицию — против болгар на далекий голубой Дунай. Туда настойчиво звал его Калокир, посол византийского императора Никифора Фоки, надеявшегося столкнуть в истребительной войне два опасных для его империи народа. За помощь Византии Калокир передал Святославу 15 кентинариев (455 килограмм) золота, однако было бы не правильно считать поход русичей против болгар рейдом наемных дружин. Прийти на выручку союзной державе киевский князь был обязан по договору, заключенному с Византией в 944 году князем Игорем. Золото было лишь даром, сопровождавшим просьбу о военной помощи...

Всего 10 тысяч воинов взял с собой в поход русский князь, но не числом воюют великие полководцы, а умением. Спустившись по Днепру в Черное море, Святослав стремительно атаковал высланное против него тридцатитысячное болгарское войско. Разгромив его и загнав остатки болгар в крепость Доростол, князь взял город Малую Преславу (Сам Святослав называл этот город, ставший его новой столице Переяславцем) , заставив объединиться против него и врагов и вчерашних друзей. Болгарский царь Петр, лихорадочно в своей столице Великой Преславе собиравший войска, вступил в тайный союз с Никифором Фокой. Тот, в свою очередь, подкупил печенежских вождей, охотно согласившихся в отсутствие великого князя напасть на Киев. В отчаянной, кровавой сечи изнемогали киевляне, но печенежский натиск не ослабевал. Лишь ночная атака небольшой рати воеводы Претича, принятую печенегами за передовой отряд Святослава, вынудил их снять осаду и отойти от Киева.

Когда «осадили печенеги город силой великой — было их бесчисленное множество вокруг города. И нельзя было ни выйти из города, ни вести послать. И изнемогли люди от голода и жажды. И собрались (ратные) люди той стороны Днепра в ладьях, и стояли на том берегу. И нельзя было ни тем пробраться в Киев, ни этим из Киева к ним. И стали печалиться люди в городе, и сказали: «Нет ли кого, кто бы смог перебраться на ту сторону и передать им: если не подступите утром к городу — сдадимся печенегам". И сказал тогда я: « Я проберусь». И ответили мне: «Иди». Я же вышел из города, держа уздечку, и пробежал через стоянку печенегов, спрашивая их: «Не видел ли кто-нибудь коня?» Ибо знал я по-печенежски, и меня принимали за своего. И когда приблизился я к реке, то, скинув одежду, бросился в Днепр и поплыл. Увидев это, печенеги кинулись за мной, стреляли в меня, но не смогли ничего с ним сделать. На том берегу заметили это, подплыли ко мне в ладье, взяли в ладью и привезли к дружине. И сказал им я: «Если не подойдете завтра к городу, то люди сдадутся печенегам». Воевода же их, по имени Претич, сказал на это: «Пойдем завтра в ладьях и, захватив княгиню и княжичей, умчим на этот берег. Если же не сделаем этого, то погубит нас Святослав». И на следующее утро, близко к рассвету, сели в ладьи и громко затрубили, а люди в городе закричали. Печенегам же показалось, что пришел сам князь, и побежали от города врассыпную».

Далеко на Дунай полетел призыв киевлян, с трудом отбившихся от нападения врагов: «Ты, князь, чужую землю ищешь и бережешь ее, а свою покинул, чуть было не забрали нас печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас и снова нас возьмут, то неужели тебе не жаль ни матери старой своей, ни детей твоих».

Не мог не услышать этот призыв Святослав. Вернувшись с дружиной в Киев, он настиг и разгромил печенежское войско и далеко в степь прогнал его жалкие остатки. Тишина и покой воцарились тогда в Русской земле, но мало этого было ищущему битвы и ратного подвига князю. Не выдержал он мирной жизни и взмолился матери: «Не любо сидеть мне в Киеве. Хочу жить в Переяславце на Дунае. Там средина земли моей. Туда стекается все доброе: от греков — золото, ткани, вина, овощи разные; от чехов и венгров — серебро и кони; из Руси — меха, воск и мед».

Выслушала горячие, запальчивые слова сына княгиня Ольга и лишь одно промолвила ему в ответ: «Ты видишь, что я уже больна, куда же ты хочешь уйти от меня? Когда похоронишь меня, то иди куда захочешь...»

Через 3 дня она умерла. Похоронив мать, Святослав разделил Русскую землю между своими сыновьями: Ярополка посадил княжить в Киеве, Олега послал в Древлянскую землю, а Владимира — в Новгород. Сам же поспешил в свои силой оружия завоеванные владения на Дунае. Спешить его заставляли приходившие оттуда известия — новый болгарский царь Борис, вступивший на трон с помощью греков, напал на русский отряд, оставленный Святославом в Переяславце и овладел крепостью.

Подобно стремительному барсу бросился русский князь на врага, разгромил его, пленил царя Бориса и остатки его войска, овладел всей страной от Дуная и до Балканских гор. Вскоре он узнал о смерти Никифора Фоки, убитого своим приближенным Иоанном Цимисхием, выходцем из армянской фемной знати, объявившего себя новым императором. Весной 970 года Святослав объявил ему войну, угрожая врагу поставить свои шатры у стен Царьграда и называя себя и своих воинов «мужами крови». Затем он перешел через заснеженные горные кручи Балкан, штурмом взял Филипполь (Пловдив) и подошел к Аркадиополю (Люле-Бургаз). До Царьграда оставалось всего лишь 4 дня пути по равнине. Здесь произошла битва русичей и их союзников болгар, венгров и печенегов с наспех собранной армией византийцев. Победив и в этом сражении, Святослав, однако, не пошел далее, а, взяв с греков «дары многие» вернулся назад в Переяславец. Это была одна из немногих, но ставшая роковой ошибка прославленного русского воителя.

Крупная историческая личность может все силы свои отдать на достижение эгоистических целей, но она умеет их совместить и неотделимо слить с благом общественным, что собственно и дает ей право на видное место в истории. Деяния князей Рюриковичей, Олега и Игоря, княгини Ольги, Святослава были направлены не только на завоевание и удовлетворению личной жажды подвигов, но и содействовали также культурному общению азиатского Востока с европейским Западом, взаимному взаимодействию двух культур, возникновению христианства на Руси.

Подобно Юлию Цезарю, который завоевывая Галлию, готовил себе средства, чтобы стать «первым» не только в «деревне», но и в «городе», так и Святослав стал на Руси одним из первым собирателем славянских земель. Великие завоевания князя Святослава, позволили Руси стать сильной, самой огромной державой на континенте, с которой стала считаться Европа.

Такой колонизации, как при Святославе, еще Русь не знала. Она была сродни германской, только еще в больших масштабах. Русская колонизация – это постоянное раздвижение государственных границ, постоянный рост территории Руси, начатый первыми князьями Рюриковичами. Это я наблюдаю и сейчас при князе Владимире. Мне думается, что пройдут целые века, пока Руси не успокоиться и не обретет свои устойчивые границы и начнет, наконец, обустраивать по-настоящему свой дом. И на это есть свои причины. Они кроются не столько в нашей ментальности, сколько в обилии врагов, которые мы нажили своими действиями. Они провоцируют нас на ответные действия и захват в ходе войн их территорий. Примером тому является война с Византией, где Русь была сначала союзником греков, а потом стала их врагом из-за сфер влияния на Балканах при князе Святославе. И в этой национальной особенности наше величие и беда.

До завоеваний князя Святослава торговые сношения русских купцов с Византией были сопряжены с большой опасностью вследствие удаленности; торговые караваны нуждались в опорных пунктах на длинном пути. Добыть эти опорные пункты было целью тех войн, которые вел Святослав, а затем князь Владимир, пытавшийся утвердиться в Корсуни. Берег моря по пути в Византию был более всего необходим. Именно поэтому Святослав так старался утвердиться на нижнем Дунае.

Судьба отнеслась значительно суровее к Святославу, чем к Александру и Цесарю, да и сам он, конечно, ни по личным средствам, ни по тем возможностям, что находились в его распоряжении, не стоял на уровне с названными великанами древности; но видеть в нем простого викинга и искателя приключений, бесшабашного рубаку значило бы несправедливо отнимать у него место в ряду тех, кто вложил свою долю участия в трудном деле домостроительства Русской земли. Да, он был полуваряг и полурусский, но он родился на нашей земле, вобрал в себя все наше, славянское, и ради этой земли принял смерть.

Русская летопись и византийская история по-разному оценивает итоги греческого и русского противостояния в борьбе за свои интересы. Это естественно. Так было, так и будет еще не раз в мировой истории. Каждый народ стремиться взять и присвоить себе пальму первенства, честь и славу победы. Но те и другие отдают дань уважения своим противникам за их храбрость и отвагу на поле брани или осуждают трусость или бесчестие, если оное имело место.

Грек Иоанн Цимисхий оказался хорошим учеником и способным полководцем. Отозвав из Азии лучшие византийские войска, собрав отряды и из других частей своей империи, он всю зиму учил и муштровал их, сплотив в огромное обученное войско. Также повелел Цимисхий собрать новый флот, починив старые и построив новые боевые корабли: огненосные триеры, галеи и монерии. Число их превысило 300. Весной 971 года император Иоанн направил их к устью Дуная, а затем вверх по этой реке, чтобы отрезать дружину Святослава, помешать ей получит помощь из далекой Руси.

Со всех сторон двинулись византийские армии на Болгарию, многократно превосходя числом стоящие там Святославовы дружины. В битве у стен Преславы полегли почти все воины находившегося там 8-тысячного русского гарнизона. В числе немногих спасшихся и прорвавшихся к своим главным силам были воевода Сфенкел и патрикий Калокир, некогда призвавший Святослава в Болгарию. С тяжелыми боями, отбиваясь от наседающего врага, отходили русичи к Дунаю. Там, в Доростоле (современный город Силистрия), последней русской крепости в Болгарии, поднял Святослав свой стяг, готовясь к решительной битве. Город был хорошо укреплен — толщина его стен достигала 4,7 м.

Приблизившись к Доростолу 23 апреля 971 года в день Святого Георгия, византийцы увидели перед городом русское войско, выстроившееся для битвы. Сплошной стеной стояли русские витязи, "сомкнув щиты и копья" и не думали отступать. Раз за разом они отбили за день 12 атак врага. Лишь ночью отошли они в крепость. Наутро византийцы начали осаду, окружив свой лагерь валом и частоколом с закрепленными на нем щитами. Продолжалась она более двух месяцев (65 дней) до 22 июля 971 года. В этот день русские начали свой последний бой. Собрав перед ним своих воинов Святослав произнес свое знаменитое: "Мертвые сраму не имут". Упорный этот бой длился долго, отчаяние и мужество придавало небывалые силы воинам Святослава, но лишь только русские начали одолевать, как поднявшийся сильный ветер ударил им в лицо, запорошив глаза песком и пылью. Так природа вырвала из рук Святослава уже почти одержанную победу. Князь вынужден был отступить обратно в Доростол и начать переговоры о мире с Иоанном Цимисхием.

Историческая встреча их произошла на берегу Дуная и была подробно описана византийским хронистом, находившимся в свите императора. Цимисхий в окружении приближенных ожидал Святослава. Князь прибыл на ладье, сидя в которой греб наравне с простыми воинами. Отличить его греки могли лишь потому, что надетая на нем рубаха была чище чем у других дружинников и по серьге с двумя жемчужинами и рубином, вдетой в его ухо. Вот как описал очевидец Лев Диакон грозного русского воина: «Святослав был среднего роста, ни слишком высок, ни слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом и с густыми длинными, висящей на верхней губе усами. Голова у него была совсем голая, только на одной ее стороне висела прядь волос, означающий древность рода. Шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и диким.

В ходе переговоров стороны пошли на уступки. Святослав обещал оставить Болгарию и уйти на Русь, Цимисхий — пропустить русское войско и выделить на 22 тысячи оставшихся в живых воинов по 2 меры хлеба.

Был заключен новый договор на клятве « иметь до конца века мир и любовь между греками и русами» Великий колонизатор вынужден был покинуть завоеванное им болгарское царство, которое оказалось в сфере интересов Византии. Таковы превратности войны. «Сегодня победил ты, а завтра я и наша битва еще не окончена, считалось в наше время.

Утвердив мир, греческий император снабдит россиян съестными припасами , встретится с князем и заверит его в искренней дружбе, с почетом проводит домой, а потом направит к печенегам послов, чтобы заключить с ними союз, чтобы те не ходить за Дунай и пропустили русов в свои земли..Те на все согласились, только ни на последнее.

Заключив мир с византийцами, Святослав пошел к Киеву. Но по дороге, у Днепровских порогов, его поредевшее войско уже поджидали извещенные вероломными греками печенеги. Конному отряду Свенельда удалось незаметно для врага пройти на Русь степью, Святослав, шедший на ладьях, пришлось зимовать в устье Днепра в Белобережье, но весной 972 года он решил прорываться к Киеву через печенежские заслоны. Однако силы были слишком не равными. В тяжелом бою полегла и верная дружина Святослава, пал в этой жестокой сече и он сам. Из черепа Святослава половецкий князь Куря по старому степному обычаю приказал сделать окованную золотом чашу для пиров.

Так закончилась жизнь нашего российского Александра, великого колонизатора и воина, князя Святослава. Его роль в нашей истории отечества еще не достаточно оценена потомками, но я уверен, что придет время и его имя с гордостью и придыханием, будет знать и произносить каждый россиянин.

''ГЛАВА 15. ПОИСК СТАРЫХ ДРУЗЕЙ, НОВЫЕ ЛЮБОВНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ.''

Участь и желание любой юной девушки выйти удачно замуж, но когда такое по каким – то причинам не происходит, и девушка повзрослела, то она начинает бояться двух вещей: смерти и брака, из них страшнее и ужаснее для нее - брак. В смерти она находит покой, а в браке – ад! Такие женщины любят, но никогда не выходят замуж!

И вот этот час настал, и, как говорил мой дядюшка:

- Есть время плакать, есть и веселиться!

У меня было положение, деньги и уважение. Конечно, первым делом я решил навестить своих старых друзей. Облачившись в дорогой, шитый золотом кафтан, как у знатного вельможи при княжеском дворе, я отправился по старому адресу, где раньше проживали мои друзья. Однако, их там не нашел. Хозяйка мне сказала, что такие люди здесь больше не живут. Тогда я направился в таверну, но и там их давно не видели. Сказывали, что они покинули Новгород и отправились со своими господами в Константинополь и будто там приняли новую веру. Такому известию я не удивился. Это было в их стиле.

Опечаленный, я вернулся домой и снова засел за книги. Мое занятие прервал инок, который передал мне записку от знатной дамы, которой срочно нужен переводчик. В записке она умоляла меня срочно прийти по указанному адресу. Об этой даме я много слышал. Она была влиятельна и красива. Надо было идти, благо она жила рядом, в княжеском квартале.

У входа в дом меня уже ждала старушка. Она ввела меня в дом не через парадный вход, а с тыльной стороны дома, через садовую калитку. Женщина ввела меня в просторный дом и заперла в богато обставленных покоях, сказав:

- Подождите здесь: я доложу о вас, что вы пришли.


Я огляделся. В этом кабинете, освещенном множеством свечей, было немало драгоценных предметов, которые говорили о том, что моя дама не только знатного происхождения, но и богата. Она была обставлена тяжелой мебелью, большими серебряными вазами, на стенах висели узорчатые ковры, заглушающие всякие шумы; здесь пахло свечами, ладаном, пряностями и лекарственными травами. Это помещение, казалось, впитало все запахи жизни. Тут бесшумно вошла красивая дама. Она устремила свои прекрасные голубые глаза на меня и, смущаясь, не громко сказала:

- Сударь, что я сейчас делаю - ужасно, но это выше моих сил. Мне не нужны ваши услуги переводчика - мне нужны вы! Мне не раз приходилось вас видеть в обществе княгини. Вы не такой, как все и глупо скрывать сейчас мои нежные чувства, которые я к вам давно питаю. Не думайте, однако, что вы покорили сердце какой-нибудь сиятельной особы; я всего-навсего вдова одного из сотников княжеской дружины; после смерти мужа стала любовницей боярина Любомира Нарышкина. Он меня любит и ничего не жалеет для меня. Но все его старания тщетны и я терплю его ухаживания единственно только из тщеславия. Нет у меня и желания выходить за него замуж. Брак не для меня!
Слушая искреннюю речь молодой прелестницы, я благодарил всех языческих Богов за то, что после годового воздержания, наконец, дали мне женщину и послали мне это приключение. Анна - так звали мою даму - была еще очень молода. Красота ее, меня ослепила. Более того: мне, язычнику, льстило овладеть сердцем и телом гречанки, которое пренебрегло поклонение знатного вельможи. Какое торжество для язычника и руса!

- Какая красотка! – сказал я сам себе. – Этакая прелестница, черт подери, может закрепить за мной славу блестящего молодого человека при княжеском дворе, как советовали мои друзья, и поднять мой престиж перед знатными молодыми боярами. И тут снова услышал грудной и возбуждающий голос молодой прелестницы:

- Не сомневаюсь, сударь, что вы возымели дурное мнение о женщине, которая, не будучи с вами знакома, зазывает вас к себе; но, быть может, вы отнесетесь ко мне благосклонно, когда узнаете, что я поступаю так не со всяким. Я приняла вас за благородного человека.

- Вы не ошиблись, любезная , - перебил я ее, напыжившись и выставив грудь вперед, проговорил, - могу сказать, не хвалясь, что я умею ценить внимание женщины ко мне и хранить тайну…

И тут же, я упал к ногам Анны, поблагодарил ее за оказанную мне милость, а потом начал осыпать ее поцелуями и, не мешкая, приступил к делу. С проворством умелой горничной я тут же отколол булавку, удерживающую ее пышную атласную юбку, расстегнул верхнюю часть платья, соскользнувшее на пол, и за ним с невероятной быстротой отправил ее нижнюю в кружевах юбку и рубашку. За считанные секунды благородная дама осталась в одних чулках и была брошена на стеганное желтое одеяло ее роскошной кровати. Это было мною сделано так грубо и торопливо, что я потом устыдился своей мужланской страсти. Я начал с шеи и плеч и дошел до ее промежности:

- Я хочу всю тебя видеть, - сказал я нежно Анне, стягивая с чулки и бережно опуская на одеяло. Широко раздвинув ее ноги, я тронул рукою пульсирующую повлажневшую плоть.
У тебя вкус мяты… и тебя, - прошептал я, задыхаясь. Мои ласковые движения языка и губ были столь чувственными, что скоро все существо Анны окунулось в пучину невыносимого желания, заставившего ее впиться руками в мои волосы и неистово прижиматься ко мне бедрами, утопая в сладкой муке. Она размякла в моих руках и повиновалась малейшему моему требованию. И тогда, я грубо повернул ее к себе спиной, поставил на колени и мощно вошел в нее сзади. Она извивалась, стонала и приговаривала:

-Еще, еще! Сильнее, глубже, милый!

Еще немного, и я разразился громким криком и мощной струей, которая начала растекаться по ее спине и ягодицам. Взяв ее за волосы и повернув к себе, я заставил ее слизывать с моего копья остатки нектара. Она покорно повиновалась.

То же самое, только в разных вариациях, мы с ней проделали еще два раза. Я понял - она была в восторге от меня. Доволен был и я.

Мы потеряли счет времени. Глиняный изящный кувшин с густым вином, настоянным на вишне, наполовину опустел; в камине догорали поленья. Признаюсь, однако, в своей слабости; я был пленен раскованностью и прелестями знатной дамы, но мне не понравилось ее заявление о том, что мы будем с ней видеться только в те дни, когда она будет свободна от встреч с богатым боярином. Это мне не понравилось, так как ударило по моему самолюбию. Впервые в жизни, я испытал, что такое ревность. Перед самым уходом из ее дома я пребывал в глубокой задумчивости и грусти на что проницательная Анна заметила:

- Что с тобой, Жизномир? – спросила она удивленно. - Всего несколько минут назад ты был так весел и неподражаем. С чего это напала на тебя такая черная меланхолия. Ты мрачен и печален. Признайся, дорогой, тебе не хочется расставаться со мной? – И тут же весело и беззаботно рассмеялась мне в лицо.

- Ты проницательна! Не без причины моя грусть, радость моя, в том же тоне ответил я. – Мне трудно осознавать, что я должен буду тебя делить с другим мужчиной.

- Хороша причина для грусти! – прервала она меня, заливаясь хохотом.

- Как? это тебя огорчает?- Ну, знаешь, мой милый мальчишка, ты не испил еще чаши до дна с женщинами. Ты должен привыкнуть к вольным нравам женщин при княжеском дворе. Брось свою ревность, дитя мое и наслаждайся моментом! В этой среде ревнивцев почитают за простофиль и неудачников. Отцы, мужья, братья и дяди, любовники и любовницы - самые покладистые люди на свете; порой они даже самолично заботятся о том, чтобы пристроить нашу сестру в хорошие руки.
Анна еще час увещала меня, чтобы я ни к кому ее не ревновал и ко всему относился спокойно, и, наконец, объявила, что я – тот счастливый смертный, который нашел путь к ее сердцу. Затем она поклялась, что никого, кроме меня, никогда не полюбит. В ответ на эти уверения, в которых я, конечно, усомнился, даже не будучи еще большим скептиком, я обещал ей больше не тревожиться ревностью и вскоре свое слово сдержал.

Мы с ней расстались лучшими друзьями на свете: без обязательств и заверений в вечной любви и верности, сговорившись видеться всякий вечер, когда вельможа не сможет ее навестить, о чем она меня обещала тотчас уведомить.

Действительно, она так и поступала. Мы довольно часто стали видеться, чтобы насладиться нашими телами и желаниями, которые нам подарила природа и наши Боги. И хотя, как я понял, она была христианка, то в любви она была язычница, и именно это нас сближало и роднило. Так я усвоил главный урок во взаимоотношениях с женщинами – никогда не показывай им своих истинных чувств, и в особенности, ревности, ибо сразу ты проиграешь любовную битву в начале сражения!



''ГЛАВА 16. ССОРА С ВЛИЯТЕЛЬНЫМ БОЯРИНОМ, КУЛАЧНЫЙ БОЙ И НЕОЖИДАННАЯ РАЗВЯЗКА.''




Жизнь любого человека не обходиться без физических и душевных ран, но со временем эти раны затянутся или затеряются в глубине нашей памяти, и о них лишь будут напоминать твои шрамы и отдельные воспоминания. Но в какой-то отдельный момент, если с нами приключится подобная история и возникнет вдруг неодолимое желание вернуться в прошлое, достаточно будет, лишь взглянуть на шрамы или вспомнить подобную ситуацию, как мы будем знать, как нам поступить. Шрамы, душевные и физические, напомнят нам о наших делах хороших, и плохих и мы продолжим путь вперед.

Несмотря на все принятые меры Анной, утаить от своего покровителя наши отношения ни к чему не привели. Он вскоре узнал все о наших встречах. Недовольная служанка поставила его об этом в известность. Этот боярин, по природе великодушный, но гордый, ревнивый, вспыльчивый, страшно вознегодовал на мою дерзость. Гнев и ревность ослепили ему рассудок. Он решил мне отомстить, но не достойным образом. Однажды ночью, когда я был у Анны, он подкараулил меня с толпою своих слуг, которые были вооружены палками. Как только я вышел из калитки, он приказал гнусной своей челяди схватить меня и избить до смерти.

- Учить дураков – не жалеть кулаков! Накажите этого деревенского петушка! – крикнул боярин в ярости.

- Пусть этот, дерзкий наглец, погибнет под вашими ударами! Я накажу его за наглость…
Не успел он договорить, как на мою голову обрушился град палочных ударов. Нападение толпы было столь неожиданное и стремительное, что я для своей защиты не успел ничего предпринять. Меня сбили с ног и нанесли палками и ногами столько ударов, что я лишился чувств. Остаток ночи я пролежал в бессознательном состоянии. На рассвете меня заметили прохожие. Они увидели, что я дышу, сжалились надо мной и отнесли меня к волхву-лекарю, который хорошо знал моего дядюшку. Мое счастье - раны мои оказались не смертельными, и я попал в руки хорошего лекаря, который за два месяца поставил меня на ноги. По окончании этого срока я снова вернулся к своим книгам и прежнему образу жизни. Анна о себе не напоминала, так как боярин только на этих условиях согласился простить ей измену. Я ее понимал и не обижался.

Поскольку мои приключения не были уже ни для кого тайной, и к тому же я не был трусом, так как я был участником всех кулачных боев на княжеском дворе, то все дивились, видя меня таким спокойным, словно мне не было нанесено никакого оскорбления. За подобные бесчестные поступки у нас в деревне вызывают на кулачный бой до смертного конца или по решению старейшин изгоняют прочь из деревни, если ты не отстоял свою честь. Я же, по данному случаю, не высказывал своих мыслей и, казалось, не испытывал злобы, а потому люди не знали, что им думать о моем притворном равнодушии. Одни при дворе полагали, что, несмотря на мою храбрость и славу кулачного бойца, высокий ранг обидчика удерживает меня в почтении и побуждает проглотить оскорбление, другие, будучи ближе к истине, не доверяли моему молчанию и считали показным то спокойное состояние, в, котором я, казалось, пребывал. Добрыня, который недавно вернулся из похода и хорошо знавший моего отца и нравы нашей деревни, сразу сказал князю Владимиру и Малуши, что будет смертоубийство. Княгиня попросила Добрыню и сына не допустить этого. Меня срочно вызвал к князю Владимиру.
В огромном тронном зале, отведенном для аудиенций, дюжина дружинников, придворных, писцов, разбившись на маленькие группки, шепталась между собой, поглядывая в сторону конунга. На троне сидел князь Владимир. Рядом стоял, опираясь на спинку трона, Добрыня. Конунгу, как и мне, было не более девятнадцати лет. Как я потом узнал – мы были почти одногодки.

Он был среднего роста и физически несовершенен; безусое лицо с правильными чертами и густыми бровями; гордый разрез серых глаз и надменный взгляд.

Князь был одет в кафтан темно-фиолетово-синего цвета с облегающими рукавами, заканчивающимися золоченой парчой; нижняя кайма красная. Поверх него темно-синяя мантия с широкой золотой каймой, застегнутая рубиновой пряжкой. Его сапоги - из зеленого сафьяна. Головной убор Владимира состоял из соболиной шапки с низкой тульей из золоченой ткани:

- Сударь я знаю, что с вами случилось и, признаюсь, удивлен вашим спокойствием: вы, несомненно, притворяетесь, а сами замышляете месть, - строго произнес конунг.

- Мой господин, - отвечал я, – говорить - беда, а молчать – другая, Мне обидчик не известен; на меня напали ночью какие-то незнакомые мне люди: я рад бы отомстить, но кому? Я с этим смирился, - спокойно отвечал я.

- Я не верю ни одному вашему слову, - воскликнул гневно конунг. Мне известно все. Боярин Любомир Нарышкин нанес вам смертельную обиду. Вы сын храброго воина моего отца и язычник; я знаю, к чему вас обязывает и то и другое. Признавайтесь в своих намерениях: я, ваш государь, требую; и не бойтесь раскаяться в том, что доверили мне свою тайну.

-Вы довольно жестоки, государь! – почтительно заметил я. – Если унижение, которому я подвергся, мало для моего наказания, если ваш гнев не угас, покарайте меня еще большим позором и еще более страшным бесчестьем, отговорив меня от мести.

- Отчаянье, сударь, - сказал спокойно князь, - опасный советчик, а месть перестает быть местью, если мы причиним зло, большее, чем то, за которое мстим. Я вам приказываю рассказать мне о своих намерениях относительно боярина Нарышкина. Не забывайтесь, вы - мой подданный!

- Раз вы, мой государь, мне приказываете,- сказал я,- то считаю своим долгом открыть вам свои намерения. Я помышляю отомстить за причиненную мне обиду, за это я ответственен перед своим родом и нашими Богами. Вы знаете, как недостойно со мной обошлись, а потому намерен убить боярина в честном кулачном бою, не получится - из-за угла проткну его кинжалом. Хочу просить Вашу милость назначить день нашей схватки до смерти одного из нас!

- Я восхищен вашей честностью и благородством, сударь, - с удивлением произнес каган.- Вы могли бы поступить с ним так, как он поступил с вами: напасть на него ночью с кинжалом или размножить ему голову кистенем, и никто бы вас за это не осудил. Однако не спешите с местью. Вы оба мне очень дороги и скоро мне понадобитесь в одном деликатном деле. Я очень хотел бы вас примирить. Дайте мне время?

- Ах, государь, - воскликнул я в сердцах, - зачем вы принудили мен

Слепая вера – это когда ты соглашаешься с правилами, не задумываясь над ними, переходишь от одного ожидаемого события к другому. И если ты не примешь меры предосторожности и не поразмышляешь над этими правилами, то вся твоя жизнь превратится в цепочку из тысячи предначертанных событий хороших и дурных.

После разговора с князем Владимиром мне не давала покоя одна и та же мысль: как, и каким образом, конунг собирается мирным путем уладить мое дело, где затронута честь человека? Мне, как никогда захотелось поговорить на эту тему с отцом Михаилом, которому я доверял, но которого обманул. Я чувствовал перед ним угрызение совести. После моего выздоровления он несколько раз намеками, деликатно пытался выяснить у меня, что я намерен предпринять в защиту своей чести. Я поступил с ним, как и с остальными - обманул его, сказав, что мне некому мстить. Я прекрасно знал, что он бы не одобрил мои действия, как их понял и одобрил, к примеру, Добрыня и все другие. Он считал меня язычником с душой христианина. И мне так не хотелось его огорчать.

Должен сказать, что действовать наобум и куда кривая вывезет, в серьезных делах было не в моих правилах; напротив, я всегда старался невероятно дерзкую, по обывательским меркам, отвагу сочетать с холодной рассудительностью и осторожностью, чтобы не только исключить свое поражение, но и лишить своих недругов посмеяться надо мной.



Я застал монаха за чтением Библии. Отец Михаил, будто бы прочитал мои мысли и сказал:
- Вот перечитываю притчи Христовы - мудрые истории, как и ваши Былины и Сказания. В них есть много общего. Господь часто пользовался притчами — образными рассказами, в которых каждый человек мог узнать себя. Евангельские притчи не просто житейские иллюстрации некоторых нравственных истин, а обращение к совести человека: понимаешь ли ты, что происходит с тобой? Страшишься ли ты Божьего Суда?

- Я не могу согласиться с вашими рассуждениями, святой отец. С великой долей уверенности смею утверждать, что никакого вашего Бога просто не существует. Его люди выдумали. Любомир Нарышкин недавно подло напал на меня и чуть не убил. По вашим заповедям я должен его великодушно простить. Допустим, я так и поступлю, но Божьего Суда Нарышкин не дождется, а я, кроме того, что был подло и жестоко избит, еще буду осужден жестоко людским судом и обесчещен на всю жизнь. Нет ничего страшнее людского суда! И все мы его боимся.

- Сын мой, кому свет, а тебе все потемки, ты совершенно не прав,- с улыбкой и некой снисходительностью возразил мне мягко монах и продолжил.

– Не надо ждать Страшного суда! Он происходит над нами каждый час и день! Лучше послушай мудрую притчу Христа о талантах:

- Некий человек, «... отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое: и одному дал он пять талантов (самая крупная серебряная денежная единица в Древней Иудее), другому - два, иному - один, каждому по его силе; и тотчас отправился. Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и преобрел другие пять талантов; точно так же и получивший два таланта приобрел другие два; получивший же один талант пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего» (Мф. 25. 14—18). Потом же, когда пришла пора отчитываться, рабы, умножившие данные им таланты, принесли нажитое ими господину и получили от него награду. Однако, когда зарывший талант в землю попробовал вернуть своему хозяину лишь то, что тот ему дал, он встретил неожиданное негодование: «… лукавый раб и ленивый!» (Мф. 25. 26). Эта притча говорит о самом главном в отношениях Бога и человека: человек — соработник, сотрудник Божий, но, чтобы он реализовал себя в этом качестве, ему сначала надлежит принять от Бога «таланты», дары: жизнь, добро, творчество... Самое главное в жизни христианина — его спасение и возможность обновления — дано ему как дар: «... благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился. Ибо мы — Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять» (Еф. 2. 8—10). Дар же, прежде всего, требует принятия, а затем уже и ответа. Христианин должен быть открыт к новым вдохновениям, новым вразумлениям, как и ты к прощению. Эта открытость, всепрощение, распахнутость стоит в основе богообщения. Всё будет человеку дано, но сначала — «восклонитесь», предстаньте пред дающим, обратитесь к Нему.
Потом он рассказал мне о добром самарянине (самаритянине), который в отличие от священника и служителя храма помог раненому, лежавшему на дороге (Лк. 10. 30—35), Иисус говорит, что ближний — это не только единоверец. Мало возлюбить всех дальних и ближних, ибо любовь должна быть деятельной и требовать от человека не только особого состояния души, но и конкретных действий. А ведь самаряне, как народ, само название которого, звучало для иудеев презрительной кличкой - потомки ассирийских завоевателей и некогда побеждённых ими иудеев, жившие в области под названием Самария, долгое время сохраняли остатки языческих верований, поклонялись своим богам, как и вы, славяне. С точки зрения иудеев, самаряне были врагами истинной веры и народа Божия. Ветхий Завет обращен только к иудеям; Новый Завет — ко всем людям независимо от их напринадлежности. На вопрос ученика: «Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз?» — Иисус отвечает: «... не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз» (Мф. 18. 21—22). Ветхий Завет тоже учит любви, но лишь посильной человеку в те времена:

- Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. Сын Человеческий впервые говорит о любви Бога к Своему творению, как о примере для людей: - «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас», потому что Создатель «... повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5. 44—45). «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким же будете судимы, и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7. 1—2), — учит Христос. Судить — совершать духовный суд, оценивать грех, наказывать или прощать его — вправе только Бог. Христианство призывает ненавидеть грех, но любить грешника. Вот в чем главное отличие христианина от язычника!

Одна из известных притч, рассказанных Христом, — притча о блудном сыне. Некий юноша, повзрослев, решил, что может обойтись без отца. Он потребовал свою долю наследства, получил ее и промотал на чужбине. Случайные друзья бросили его в нужде, и он был вынужден пасти свиней. Горшей участи иудеи не могли себе представить: свинья считалась нечистым животным, прикосновение к ней оскверняло человека. Не вынеся унижений и голода, юноша решил вернуться назад, соглашаясь даже на участь раба в отчем доме. Но отец принял любимого сына с великой радостью и устроил в его честь пир. Эта притча говорит об отношениях Бога и человека. Оставивший Бога человек бездарно растратил своё наследство — власть над природой, духовные дарования — и впал в ничтожество. Но он может покаяться, вернуться к Небесному Отцу и будет радостно принят как сын и наследник. В эпоху Ветхого Завета, особенно в периоды притеснений со стороны иноверцев, среди иудеев утвердилось представление о Царстве Божием как о земной власти и благоденствии Израиля, который восторжествовал над своими врагами. В этом смысле истолковывались и слова пророков о грядущем преображении земли и изгнании зла. В проповеди Христа Царство Божие открывается как Царство Небесное, которое «не от мира сего», в смысле оно не принадлежит падшему миру. Но оно таинственно проникает в земную жизнь, преображая её, приобщая людей к вечной Божественной жизни. Об этом говорят притчи Христа. Взять Царство Небесное силой не значит, что в него можно попасть путём магических приёмов, «тайных знаний», обмана. Следует бережно, благоговейно принять то, что даёт Бог человеку для спасения, и готовить почву своей души для Божественного дара. Именно об этом говорится в известной притче о сеятеле. В ней рассказывается о том, как семена (учения) падают на разную почву (в разные человеческие души). На каменистой почве (в очерствевшем сердце) росток Божественной любви может погибнуть. Так человек вместе с Богом выступает созидателем Царства Божия внутри себя.

Почти целый час поучал меня священник! Я его не перебивал, так как, мне в этот день не хотелось вступать с ним в полемику. Мне на душе было скверно и муторно, Но, как всегда, я должен был вынужден признать, что в словах отца Михаила многое не лишено здравого смысла. Как он и его вера, я тоже был против дикости и варварства. А мы, язычники, зачастую, поступаем как дикие животные. Око за око, зуб за зуб! Но у меня другой случай утешал я сам себя: на карту поставлена моя честь .
-Чести рус не кинет, хоть головушка его и сгинет! - Говорили мои предки.- А, что человек без чести? Он без чести и в Царствии Божьем подобие человека, но не человек. Так считал я. С этими мыслями я простился с отцом Михаилом.




''ГЛАВА 18. МОЕ ПРИМИРЕНИЕ С ГОРДЫМ БОЯРИНОМ И ЕГО НЕОЖИДАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ.''

- Прощение – это дорога с двухсторонним движением, - внушал мне монах Михаил.- Ни праведный без порока, ни грешный без покаяния! Прощая кого-нибудь, мы прощаем в этот миг и самих себя. Если будем терпимы к чужим грехам и поступкам, то легче будем принимать собственные промахи и просчеты. И тогда, отрешившись от чувства вины и горечи, мы сможем улучшить наше отношение к жизни.

Как я узнал потом, мой государь, буквально на следующий день позвал к себе боярина Любомира Нарышкина и сказал ему с глазу на глаз:

- Сударь, вы оскорбили достойного и благородного человека. Я не хочу дурно говорить о женщине, которая стала яблоком раздора между двумя уважаемыми мною людьми Примирение с боярином Нарышкиным. Они служат мне верою и правдою, и, мне они одинаково дороги, но вы, сударь, поступили дурно. Вы обязаны дать Жизномиру удовлетворение!

- Я вовсе не намерен ему отказывать в этом, - отвечал гордо боярин князю.

- Тут нужно другое удовлетворение, - сказал конунг. Жизномир - особенный язычник и слишком высоко ставит вопрос чести; для этого, он готов биться благородными способами, даже с подлым убийцей. Извините, но иначе я не могу вас назвать. Но, вы можете искупить свой недостойный поступок только одним способом: подать ему палку и подставить свою спину под его удары.

- О Боже! На людей глядя жить – на себя плакаться! - воскликнул мой соперник, - неужели, государь, вы хотите, чтобы человек моего ранга, смирился, унизился перед простым язычником и позволил себя избить палками?

- Нет, - возразил князь, - я возьму с Жизномира слово, что он вас не ударит. Попросите только у него прощения за учиненное над ним насилие. Это все, что от вас требуется!

- Вы требуете от меня не возможного, государь! Я предпочитаю подвергнуться всем скрытым опасностям, чем попросить прощения у этого плебея, - ответил Нарышкин.

- Поймите, сударь! Ваша жизнь мне дорога, - сказал конунг,- и я не хочу, чтоб это дело имело дурные последствия. Посему, я, как ваш государь, прошу и требую, дабы покончить с этим, сделать, как я велю!

Наконец, конунг уговорил боярина. Послали за мной. Я вошел в тронный зал и поклонился в пояс князю. Конунг честно передал мне разговор с Нарышкиным и спросил у меня обещания, что я не ударю обидчика. Мне ничего не оставалось делать, как согласиться. По натуре я никогда не был мстительным и кровожадным человеком. Князь тут же пригласил боярина. Вошел вельможа лет сорока в дорогих одеждах. Это был очень красивый мужчина атлетического сложения; его тело, закаленное физическими упражнениями и играми, стойко сопротивлялось подкрадывавшемуся ожиренью. Раздался властный голос правителя:

- Итак, боярин, признайте вашу вину, - сказал конунг, - и заслужите, чтобы вам ее простилиТогда мой противник, нехотя извинился передо мной и подал мне руку.

- Отлично, - сказал князь, а теперь обнимитесь, это обычная процедура.

- Я только этого и жду! Отыми Бог стыд, так будешь сыт!- Резко воскликнул боярин, - ничто другое не способно утешить меня в том, что я совершил столь позорный поступок.

Боярин попросил разрешения удалиться. Конунг не возражал. Нарышкин вышел вне себя от гнева и смущения.Спустя два часа, он назначил мне встречу в укромном месте. Я отправился туда и застал этого вельможу готовым биться насмерть. И хотя ему шел сороковой год, он отличался храбростью и ловкостью, а потому мы были равными противниками.

- Сударь! - сказал Нарышкин, - покончим с нашей ссорой. Мы оба должны быть в бешенстве: вы от учиненной над вами расправы, я от того, что просил у вас прощения. Сказав это, боярин закатил рукава и приготовился драться.

Сначала он нападал на меня ретиво, как бы доказывая не мне, а себе свою правоту. Я заметил, что имею дело с человеком, умеющим так же хорошо нападать, как и обороняться, и уже не знаю, чем бы это дело закончилось, если бы он не поскользнулся при отступлении и не упал навзничь. Я тотчас остановился.

-Поднимайтесь, сударь, и продолжим наш бой!

- Зачем вы меня щадите? - возразил он, - Вы наносите мне обиду своим великодушием!

- Я не хочу уподобляться вам и пользоваться вашим несчастьем, - отвечал я, - это повредило бы моему доброму имени.

- Еще раз прошу вас, встаньте и продолжим поединок, - сказал я требовательно.

- Сударь, - сказал он, приподнимаясь, - после столь великодушного поступка честь запрещает мне дальше биться с вами. Я не вправе больше посягать на вас. Меня сочли бы подлецом или человеком без чести за то, что я убил человека, пощадившего меня в бою. Более того, я не вправе посягать на ваши чувства к прекраснейшей из женщин. Вы вызываете во мне восхищение и уважение. Давайте перестанем ненавидеть друг друга; более того: я предлагаю вам свою дружбу! Не знаю, что на меня нашло, но я сразу же согласился на примирение.

- Ах, боярин! - воскликнул я, - с радостью принимаю ваше предложение. Я готов питать к вам самую искреннюю дружбу и, как первое доказательство моей искренности - даю обещание - ноги моей не будет больше у Анны, даже если она того пожелает! Я в этом деле тоже был не прав!

- Напротив, - сказал он, - я вам уступаю мою Анну; вы лучше и благороднее меня и к тому же она питает к вам большую сердечную привязанность, чем ко мне.

- Нет, нет, - прервал я его, - вы ее любите, а я нет. Милости, которые она вздумала мне оказывать, причинили бы вам боль; жертвую этим ради вашего покоя.

- О, великодушный Жизномир! - воскликнул Нарышкин, обнимая меня,- я очарован вашим благородством. Какое раскаянье вызывает оно в моей душе! С какой горечью, с каким стыдом вспоминаю я нанесенное вам оскорбление! Удовлетворение, которое я дал вам у князя Владимира, мне, кажется, недостаточным, чтобы загладить мою вину перед вами. Посему предлагаю вам в жены мою родственницу. Это моя племянница, которую я опекаю. Она богатая наследница и ей пошел пятнадцатый год, но она блистает красотой больше, чем молодостью.

Я высказал с величайшей учтивостью вельможе свою признательность за честь с ним породниться, но с небольшим условием - если я подойду его племяннице, а она мне. После этих слов боярин еще больше проникся ко мне уважением, и рассыпался в учтивых любезностях в мой адрес.




''ГЛАВА 19. БЛАГОДАТНЫЙ ГОД, НОВАЯ СЛУЖБА ПРИ ДВОРЕ.''

Любовь - это неотъемлемая часть человеческой природы, такая же естественная потребность, как еда, вода, сон… И нет ничего удивительного, что мужчина не может довольствоваться одной женщиной. Когда он ищет эту любовь, то оплодотворяет много женщин, ибо в этом его главное предназначение. Так считали наши предки и так всегда поступали.


Весна 979 года стала для меня порой очарованья. Меня восхищало утреннее солнце, игравшее на крышах домов. В садах и рощах щебетало множество птиц; дробь копыт проезжающих всадников, казалось, выбивают песню счастья. Звездные ночи были полны благоухания сирени. После ссоры, а затем примирения с боярином Нарышкиным, моя жизнь круто изменилась. Сам конунг поздравил меня и вельможу с таким исходом дела, угрожавшего кончиться для одного из нас печально, и назначил меня своим секретарем по особым поручениям. Мой друг Нарышкин ежедневно осыпает меня новыми доказательствами дружбы. Он заставил меня поселиться в его роскошном доме, приставил ко мне слугу, познакомил со своей очаровательной племянницей, моей будущей женой, разрешил пользоваться его конюшней и другими благами богатого вельможи. За домашними обедами и ужинами он не навязчиво давал мне дружеские советы:

- Жизномир, друг мой любезный, я очень рад твоему назначению. Вы, непременно, сделаете при дворе блестящую карьеру, если последуете моим советам. Во-первых, выкажите перед Добрыней и государем свою верность и честность делами, а не показным рвением в работе; во-вторых, ничего не предпринимайте серьезного, не посоветовавшись с дядей князя; ходите чаще к нему на поклон, ибо этот человек обращается с душой государя, как с воском.

- Сударь! Жалует царь, да не милует псарь! Я очень благодарен вам за эти дельные советы, но не будите ли вы, так любезны, рассказать мне об их характерах. Я слышал, что о них судачат люди при дворе: говорят, что дядя и племянник одного поля ягодки: коварны, жестоки и сластолюбивы. Не откажите сообщить о них свое мнение?

- Мой юный друг! Не верь чужим речам, а верь своим очам! Запомните, - о правителях надо всегда говорить хорошо, или совсем не говорить, чтобы не навлечь на себя их гнев, - сказал со смехом вельможа и продолжил:

- Всякому другому я бы не ответил на это, но вам скажу, что так оно и есть и по-другому на Руси править нельзя при таких диких нравах и невежестве народа. В общем, они достойные люди. Все новгородцы знают, что княжит сегодня не Владимир, а его дядя. Молодой князь только набирается опыта. Очень будет плохо земле русской, если молодой князь будет править по примеру предков и дяди, как разбойник: облагать и собирать непосильную дань со своих подданных, защищая их от таких же грабителей, как они сами; не заботиться об обустройстве земли русов, своих подданных; искоренении дикости и невежества. Народ ропщет, но варягов это ничуть не беспокоит: лишь бы собрать мзду со всякого дела, да пойти войной на себе подобного, даже родного брата; и ради чего, ради еще большей наживы. А то, что гибнут славяне тысячами - варягов не волнует. Для того чтобы понять нашу страну и самих себя, на мой взгляд, надо вернуться к своим истокам бытия, на сто лет назад, когда мы выходили из дикого состояния и только начали себя осознавать, как народ. Это было время начала правления дома Рюриковичей. Как греки и римляне в Европе, так варяги на Руси сыграли роль своего рода фермента и крутой закваски, когда выпекают хлеб, в деле становления и развития славянских народов.

В силу нашего географического положения, сурового климата и малонаселенности, мы жили на большой удаленности от мировой дороги и совсем не испытывали влияния Европы и ее культуры. На заре зарождения нашей государственности нами стали править Рюриковичи из Скандинавии. Они появились на Руси, как черт из табакерки! Норманы отмыли Русь от грязи и заложили первый камень к ее величию и могуществу. В этом особенность нашего русского правления и сегодняшнего менталитета, русского характера.

Варяги отыскали наши племена в диких лесах и степях; объединили, защитили от кочевых народов Великой Степи; научили торговать; приобщили к христианской религии; научили грамоте; познакомили с великими культурами: римской, греческой, египетской.
С детства нам внушали родители и князья, что мы, русские, особенные, великие, что все беды от нашей лени. Договорились до того, как одели корову в лапти - все наши беды еще в самом географическом расположении страны, в суровом климате, в изначальной изолированности от других культур. Именно эти обстоятельства, и ни какие другие, повлияли на наше развитие, культуру и какие, в конечном итоге, мы стали! Поистине:
- Сколько голов, столько и умов! Мы и правители наши в равной степени виноваты в том, что наша земля , раздираемая войнами и междоусобицами прозябает в дикости, невежестве и нищете.
Примерно за такими разговорами проходили ужины и обеды с моим другом и будущим родственником.
Работа секретаря меня не обременяла, так как мне нравилось, чем я занимаюсь. С моими обязанностями меня познакомил лично государь. Он завел меня в небольшой кабинет, который находился рядом с тронным залом, и где на полках стояло штук сто толстых фолиантов:

- Ты будешь работать здесь, - сказал князь дружеским тоном, обращаясь ко мне на «ты». - В этих книгах роспись всех знатных родов нашего княжества в алфавитном порядке, которая содержит краткую историю рода, перечисляются услуги, оказанные Рюриковичам, в каких походах они участвовали. Упоминается об их поместьях, нравах и вообще обо всех их хороших и дурных наклонностях. Для получения точных подробных сведений о них, я держу на жаловании шпионов, которые регулярно присылают мне справки и донесении. Но поскольку эти отчеты слишком эмоциональны, многословны и полны провинциальности, то желательно их сделать более краткими, не выхолостив суть, и давать их мне, когда я потребую. Вот тебе работа, требующая четкого и сжатого стиля, попробуй.
Богдана.

С этими словами князь вынул из папки одно из донесений, дал его мне и удалился. Я прочел докладную и ужаснулся. Она была похожа на пасквиль и нашпигована варварскими выражениями, но к тому же, написана с излишней страстностью и корявым почерком, который я с трудом разобрал. Автор поносил безобразным образом один древнейший род, что было похоже на клевету, а мне не хотелось становиться соучастником явной лжи. Я даже подумал отказаться от этой работы.
С тяжелым сердцем я взялся за дело. Сначала я выбросил из донесения все эмоциональные оценки и оставил одни факты, на которые ссылается автор и лишь в конце процитировал в трех словах его оценку. Докладная выглядела по-другому и вызывала сомнения, но главное - суть оставалась. Более того, с пяти листов она уменьшилась благодаря моим стараниям до одного листика.
Не успел я справиться с работой, как пришел конунг, чтобы посмотреть переписанное донесение и как я справляюсь с работой.

- Жизномир, ты превзошел все мои ожидания, - сказал он, когда прочел переделанное мною донесение.

- У иного ума – тьма, да в башке кутерьма. Тебе удалось не только сократить, передать со всей ясностью и четкостью суть донесения, но и уловить главный смысл сего опуса - клевету на древний род, - похвалил меня Владимир и дал мне переработать новое донесение. Государь, вероятно, не ограничился бы одной похвалой, если бы, не вошла его мать с Добрыней, которую он обнял с большой радостью и сердечностью. Они заперлись в его кабинете, чтобы обсудить по секрету одно важное семейное дело, о котором я расскажу ниже. Оно в ту пору занимало государя больше, чем все дела княжества.

В соседней комнате, где я работал, сидели еще два других секретаря; но они только переписывали начисто те бумаги, которые лично Добрыня или князь поручал им. Я познакомился с коллегами, и, в тот же вечер, по окончанию рабочего дня, затащил их в приличную харчевню, где щедро угостил.
Наш ужин не отличался весельем и остроумием. Мои коллеги не отличались умственными способностями и рвением в работе. В беседе с ними я понял, что главное их достоинство – это их каллиграфический почерк и служба подле князя. И хотя они забыли, когда получали жалование, это их не тяготило.

- Вот уже шесть месяцев, - сообщил мне один из них, - как мы не получаем жалованья, всего хуже то, что мы не знаем его размера.

- Тьфу ты, ну ты! Любезные! Но на какие средства вы живете? - удивился я. Они рассмеялись.
Изрядно выпив, поведали они мне, что они не одни такие, которые не получают жалования. Но все живут не плохо за счет различных просителей, которым они, к примеру, помогают составить бумагу или красиво ее переписать. Другие оказывают свои услуги. Все за это берут плату: деньгами, продуктами, одеждой и прочими вещами. И ни князя, ни знатных вельмож-начальников это не волнует.
Я удивился порядками при дворе и расстроился: мне претило вымаливать подачки за мои услуги, и я еще раз пожалел о том, что служу при дворе, но потом для себя решил, что буду работать, пока мне хватит моих сбережений и моего терпения, а там посмотрим.





[url][/url][url][/url]

Говорят, что любить гораздо легче, нежели быть любимым. В такие минуты, наверное, уместно спросить самого себя: сколько раз у нас просили любви, а мы просто отворачивались? Сколько раз сами не смели приблизиться к кому-то и, сказать, прямо и открыто, что влюблены? Неужели, страсть, для которой воистину мы рождены, страсть, дозволенная и признанная самой природой, непременно нуждается, дабы не угаснуть, в наших скорбях и тяготах жизни?

Каждый день и каждую минуту мне не терпелось снова увидеть мою невесту, в которую я сразу же влюбился, что нельзя было сказать о ней. Это меня радовало и настораживало, так как такое со мной случилось впервые. Я страшно боялся, что она не ответит на мои чувства.

О, как я каждый раз радовался, что вновь вижу ее прелестное лицо, волосы, ниспадающие на уши, ее вздернутую верхнюю губку, сверкающие белоснежные зубы, обворожительную линию подбородка и лебединой шеи и почувствую на себе суровый, пытливый взгляд ее черных глаз под ровными бровями.
Звали ее Богдана. Она держалась со мной холодно и всячески избегала меня и моих ухаживаний. С первой встречи наши отношения не сложились. Причиной такого поведения, по словам ее дяди, было то, что я, по ее мнению гуляка и легкомысленный человек. Более того, нищий, которому приглянулось чужое богатство и ради этого я готов на все. Одним словом - я ветреник и корыстный человек! И ко всему - ей совсем не хочется замуж! Она мечтает стать монахиней в далеком Константинополе. Боярин посмеивался над наивностью своей племянницы и призывал меня быстрей назначить день свадьбы. Я тянул время.

Каждый раз, когда я с ней здоровался, она явно делала над собой усилия, склонив голову в поклоне самом строгом и отчужденном. Мой горящий взгляд и молчание смущали ее. Она, действительно, как сказал боярин, была очаровательна: статная, чувственные губы, глаза полные неги и мечтательности, точеный профиль. Милое, милое лицо… и изучающий, недоверчивый взгляд. Богдана была не только исключительно красива, но также весьма умна и образована. Отца и мать она уже не помнит, так как они рано умерли. Она уже знала о нашем уговоре с дядей и безропотно готова была подчиниться его воле - такова была доля любой женщины на Руси. Но она знала и то, что никто не заставит ее насильно полюбить, если этого не хочет ее сердце. Я это сразу понял и решил не торопить события, а попытаться сделать все, чтобы она меня полюбила, как полюбил ее я и стал не настойчиво и осторожно за ней ухаживать. Но вскоре был ее посрамлен и унижен за свое ухаживание.

- Жизномир, вы за мной пробуете ухаживать, несете слащавый вздор и смотрите на меня настойчиво и нахально, как на уже купленную на рынке, по дешевке, понравившуюся вам молодую кобылку. Скажите, чего вы от меня хотите, чего добиваетесь своими лицемерными ухаживаниями, льстивыми словами и томными взглядами? Вы хотите, чтобы я по примеру своих подружек согласилась обниматься и целоваться с вами, изображая к вам страсть и любовь?

Она умолкла и сумела остаться совершенно спокойной. Даже дыхание ее не участились после такой прямодушной мне отповеди на мои ухаживания.



Я тоже молчал, испуганный, растроганный и опечаленный, даже не зная, что ей на это ответить.
Совсем недавно я был самый счастливый человек на этом празднике жизни. Я жил привольно и для меня не было ничего не возможного. Меня просто распирало от тщеславия. Меня абсолютно не волновали войны, самоубийства, чужие любовные трагедии, нищета людей и отношение других женщин ко мне. Почему? Наверное, потому, что я всегда был слепо уверен в том, что я всегда имею успех у женщин, даже без больших стараний с моей стороны. Не могу утверждать, что я давал им счастье, как и то, что они меня делали счастливым. Но могу смело утверждать, что это было чудно! Каждый раз ново и незабываемо. Более того, все женщины находили меня обаятельным и хорошим любовником, а я в каждой из них видел необыкновенную женщину, которая заслуживает моего внимания и восхищения. И в этом с моей стороны не было никакой лжи. Я открыто, вполне искренне восхищался их индивидуальной красотой, умом или добродетелью. Раньше я никогда не строил никаких стратегических расчетов ни к одной женщине. Я просто увлекался искренне или почти искренне. Мое отношение ко всем понравившимся мне девушкам было совершенно естественным, непринужденным и честным. Я практически не прибегал к хитрости, чтобы их околдовать – разве только к той, которая любила немного поломаться для приличия. Всех своих женщин я ставил высоко, даже вульгарных и глупых, так как в каждой из них была своя изюминка, которая возбуждала меня и дарила мне наслаждение. Все во мне изменилось в один миг, когда я встретил Богдану. Я не смог справиться со своим неожиданным чувством.

Конечно, истинная любовь к одной женщине редкое явление в нашей жизни. Это я понял намного позже. Честно сказать, я долго считал, что любовь - это плод нашего глупого воображения, порождение тщеславия и скуки.

Я решил изменить тактику: ее не замечать, притвориться равнодушным к ее прелестям, влюблять в себя ее подружек, спать с ними, чтобы вызвать у нее ревность. Я не был вульгарным ловеласом, как и наивным мальчиком. Врожденная порядочность и щепетильность всегда сдерживали порывы моей страсти, обуздывали мощный зов моей плоти. Но как устоять, когда ты страстно любишь и желаешь? Такое со мной происходило впервые… Самолюбие, обида, желание, любовь, потребность властвовать над ее женскими чувствами не давали мне покоя. Она это, конечно, не понимала, но чувствовала и, этим самым, еще больше разжигала мою страсть к себе.

Итак, я вел игру. Я прекрасно знал, что благородные и честные женщины не любят, когда к цели идут слишком быстро и нахраписто. Сначала мужчина должен показать преклонение, нежность перед объектом своей страсти и как только крепость дрогнет, только после этого осторожно начинать штурм..
Мои усилия были тщетны, и крепость стояла непоколебимо. Однако я заметил, что, когда я обнимал девушек и целовал им руки или уединялся с ними, она становилась несносной и раздражительной. Хотя и старалась это не показывать.

На мой насмешливый взгляд, она отвечала мне стойким взглядом из- под чуть нахмуренных бровей. Я с удовольствием отметил, что душевное спокойствие, характерное для ее обхождения с другими молодыми людьми, совсем не переносилось на меня и на тех девушек, с которыми я флиртовал. Она не сводила с меня глаз, не скрываясь, наблюдала за каждым моим движением и откровенно прислушивалась к каждому моему слову, заранее готовая вспыхнуть и сказать какую-нибудь колкость; при этом она ни разу даже не улыбалась, а только изредка отрывисто и презрительно выдыхала воздух через нос; При этом, с издевкой изрекала:

- Па-ти-ти-па-та-а…Какая глубина мысли!

Это меня сначала забавляло, но потом стало раздражать. И я решился на отчаянный шаг, на который не решался ни с одной женщиной.

Как-то я пришел поздно ночью домой изрядно пьяным. Прислуга уже давно спала. Любомир Нарышкин был в отъезде. Мне нестерпимо захотелось увидеть Богдану и просто с ней поговорить, а еще я хотел подарить ей недорогое колье, вятических мастеров с ее именем, заговоренное известным волхвом. Я тихонько подкрался к ее спальне, однако перед закрытой дверью сомнения охватили меня. Но волнение мое скоро улеглось. Я тихо постучал и прошептал:

- Богдана, Богдана, открой, нам надо поговорить.

Прошла минута. Не получив ответа, я уже собрался уходить. Но, вдруг, дверь открылась, и мне было позволено войти… Лучина, которую держала в руках девушка, осветила ее бледное лицо. Я заметил, что она напугана и отступил в полумрак коридора, готовый не медля уйти.

- Прошу Богдана, не сердись, нам надо поговорить, но достаточно одного вашего слова и я исчезну. Если бы Богдана была в состоянии услышать и понять, хотя бы одно мое слово, все было бы по-другому. Она легко бы одержала победу над противником, который заранее признал свое поражение.
Но девушка ничего не слышала и не видела. Ее губы пролепетали смутные слова укора и негодования. Она хотела сделать негодующий жест, показать, что прогоняет меня, но потом, видно вспомнила, что она моя и я имею на нее право в любое время дня и ночи. Ее рука медленно опустилась и она дрожащими губами молвила:

- Входите, сударь! Потом она повернулась, поставила лучину на ночной столик. Легкое, неловкое движение и ночная рубашка упала к ее ногам. Ее девичье тело было прекрасно и вызывало безумную страсть. Широко открытыми глазами она смотрела на меня. В них были слезы, покорность и смирение.

- Послушай меня, Жизномир! - тихо проговорила она, - ты сильнее меня и можешь взять меня, но тебе не удержать меня при себе, и тотчас, когда ты захочешь овладеть мною, будет моим последним днем, а ты будешь иметь запятнанную честь и мертвую невесту. До сих пор, Жизномир, ты хорошо поступал со мной, останься же благородным до конца. В тебе живет похоть, а не любовь ко мне. В ее сверкающем изумрудом взгляде было столько холодной решимости, столько сконцентрированной ярости, что я невольно вздрогнул.- Залившая это прекрасное лицо бледность и так ясно выраженное презрение, коснулись, очевидно, самых потаенных глубин моего эгоистичного сознания.

- Если вам доставляет удовольствие играть со мной в ваши мужские игры и унижать меня перед моими подругами, - с дрожью в голосе тихо продолжила она,- то я это вам больше не позволю! И… советую вам избавиться от привычки говорить громкие слова и делать благородные жесты! От них на версту несет лицемерием и ложью. Так не поступают порядочные люди!

Ее негодование, вперемешку с отчаяньем, было так сильно, что сознание покинуло ее; холодная и бледная, она начала сползать на пол, что я еле успел ее подхватить под руки. Я был до глубины души очень тронут ее страданиями. Вскоре, девушка пришла в себя, но скорее всего от ощущения своего горя, чем от воды, которую я прыскал на ее лицо. Открыв томные очи, она увидела меня и продолжила
- Мне стыдно, сударь, что я обнаружила перед вами свою слабость, но монастырь или смерть скоро прекратят мои муки, где я найду, надеюсь, успокоение.

Опустившись на пол, она принялась горько плакать. Ее длинные волосы закрыли ее восхитительную наготу и вернули мне разум. Я отвел свой вожделенный взгляд от нетронутого мужчиной девичьего тела и, как безумный, вылетел из горницы, сжимая в руке свой так и не врученный невесте подарок.




''ГЛАВА 21. КАК Я ВОШЕЛ В МИЛОСТЬ К КНЯЗЮ, ИНТРИГИ, ВРАГИ.''

Я рано усвоил, что самый честный и лучший способ нравится – это хорошо отзываться о людях. В девяти из десяти случаев люди ни в чем себя не упрекают, как не правы бы они не были. Посему брюзжать глупо на их выходки или умозаключения. Критика здесь не уместна. У нас достаточно хлопот со своим собственным несовершенством, чтобы еще раздражаться по поводу чужих недостатков. К тому же критика опасна, так как на ровном месте можно нажить неприязнь к себе, и даже врагов. А это совсем не умно!

Чтобы не вспоминать свою возлюбленную и реже видеться с ней, я с головой ушел в работу. Обедал и ужинал в дешевой харчевне. К боярину в дом я приходил только переночевать. Нарышкин обижался на меня. Он считал, что моя работа лишила его приятного общения со мной, но тут ничего не поделаешь надо смириться – карьера, прежде всего. Вскоре я объявил ему, что я съезжаю от него, так как дела требуют, чтобы я был рядом с княжеской канцелярией. Это его удивило, так как его дом находился не так уж далеко от моей работы, но он не подал виду. Он взял с меня слово, что я буду у него бывать хотя бы по воскресениям. Я ему обещал.

Князь заметил мое рвение в работе. На ней я проводил все дни и вечера и, даже праздники. Хотя я князя редко видел, мне, однако, удалось расположить его к себе до такой степени, что он сказал:

- Послушай, Жизномир, мне нравится твой характер и рвение в работе, но надо и отдыхать. Ты, старательный и преданный, к тому же умен и не болтлив. Полагаю, что не просчитаюсь, если облеку тебя своим доверием. Услышав такие слова, я поблагодарил князя за столь лестную оценку моей личности и сказал, что он полностью может располагать мною.

- Первым доказательством моего доверия, - продолжил он, - будет то, что я открою тебе свои намерения. Необходимо, чтобы ты знал о них, ибо это поможет тебе справиться с поручениями, которые я собираюсь на тебя возложить. Ты знаешь, что мой брат Ярополк отправил меня в изгнание на три года. Я вернулся с варяжской дружиной и захватил город без кровопролития. Но авторитет мой подорван. Мои распоряжения удельными князьками и боярами плохо выполняются. Они ждут, чем закончиться мое противостояние с Киевом, чтобы примкнуть к победителю. Смею сказать, что не я княжу в Новгороде, а - Добрыня. Такое положение дел меня не устраивает и удручает. Я намерен пойти войною на Киев, но для этого должен точно знать: кто мне друг, а кто враг? Через несколько дней я намерен отправить тебя с боярином Нарышкиным в Полоцк, чтобы заручиться поддержкой конунга Рогволда. Для этого я готов с ним породниться и жениться на его дочери Рогнеде.

Выслушав с большим вниманием тайну государя, которая давно не была тайной для всего княжеского двора и жителей города, я еще раз заверил его в своей верности и преданности и тихо удалился.
При дворе быстро все заметили благоволение его светлости ко мне. На меня стали смотреть, как на маленького фаворита: одни - завидовали и искали дружбы со мной, другие - люто ненавидели и распускали обо мне сплетни, строили козни. Мой отъезд в Полоцк почему-то задерживался и я по велению князя большую часть времени находился при нем. Дни мы проводили в беседах за закрытыми дверями или в обществе юных девушек, о которых я расскажу ниже.

Итак, не прошло и месяца моего пребывания при государе, как я изведал милости правителя, стал меньше думать о Богдане, но и навлек на себя гнев его влиятельных сатрапов. Мне казалось, что весь княжеский двор кишел лицемерами и лизоблюдами. Бояре, дружинники разных рангов и простые писцы – все стремились правдами и неправдами урвать кусок пожирнее от княжеского пирога. Они не служили, а прислуживали, лицемерили перед сильными мира сего. О деле, на которое они были поставлены, почти не думали. Каждый из них завидовал друг другу и стремился соперника оболгать открыто и нагло, абсолютно не стыдясь своего навета. Я среди них стал белой вороной.

Моими злейшими врагами стали мои старые знакомые - сотник Никодим и, приехавший недавно служить при дворе, отпрыск хитрого Богомила, Гаврила. Как я понял, их покровителем был простак Добрыня, который к себе их сильно приблизил. У Добрыни не хватило бы сообразительности понять, что наши беседы с князем за закрытыми дверями отнюдь не о женщинах. Эти интриганы дали ему понять, что нами что-то замышляется, о чем Добрыня не ведает. В этом он увидел скрытую угрозу своему авторитету негласного правителя и от чего со мной стал неприветливым и раздражительным. Однако, должен заметить, Добрыня был лишен непомерного властолюбия. Смелый, ловкий, сильный воин находил удовольствие в самих сражениях и словно искал опасности, чтобы ублажать свою натуру одержанными победами и преодоленными трудностями. Однако, участвуя в лихих схватках и орудуя двумя легкими мечами в двух руках, он редко ставил перед собой непомерно большие задачи. Его подвиги и удаль были скорее плодами инстинктивной склонности к действию, чем следствием обдуманных решений, принятых во имя какой-либо великой цели. Много позже, когда Добрыня занял высокий пост в Новгороде, когда познал вкус славы и почестей, к которым, в общем, и не стремился, он, понятно, возгордился и почувствовал стремление их приумножить. Естественно, во мне он увидел угрозу. Человек со средними способностями и жестоким сердцем, он в годы правления князя Святослава нередко совершал злодейские поступки, которые не находили никакого объяснения с точки зрения их политической целесообразности. Добрыня никогда не задумывался ни над целесообразностью, ни над оправданием своей кровожадности. Темпераментный, необузданный, не признающий возражений, свирепый по натуре, он не умел приносить в жертву необходимости ни малейшего своего дикого каприза, причем врожденная беспощадность сочеталась в нем с неуемной алчностью. Будучи человеком решительным и прямолинейным он решал такие проблемы довольно просто: такой человек должен исчезнуть из придворных сфер любыми путями. Он никогда не затевал интриг, но если человек совершал ошибку, то он добивал его безжалостно.

Я старался ничего не делать предосудительного, не уведомив князя. Более того, не обращать внимания на распускаемые врагами слухи обо мне, как алчном, хитром и похотливом любимце князя. До князя Владимира доходили эти слухи, но так как он знал, что это наветы, то лишь посмеивался надо мной. Улыбаясь, он говорил:

- Жизномир, ты одеваешься хуже всех при дворе. На тебе всегда один и тот же потертый кафтан. Куда ты тратишь богатства, которые получаешь за свои услуги? Я сильно злился на такие шутки и дерзко отвечал конунгу:

- Лучше - слава Богу, нежели - дай Бог! Скоро, как только, благодаря вашей милости, наконец, начну получать свое жалование, накоплю средства и для начала куплю, хотя бы, себе новые портки, а потом уже - новый кафтан.

Князь на мою шутку не обиделся и на следующий день приказал приодеть меня у своих портных в лучшие одежды и удвоить мое жалование. Когда я впервые пришел на княжеский двор в новом облачении, то все в один голос стали утверждать, что мы с князем, что пара близнецов-братьев. Я заметил, что это не понравилось князю Владимиру и Добрыне, и я тут же сменил новую одежду на старый кафтан.

Каждый род, народность считает себя искони веков выше других племен и народностей. Это порождает патриотизм и трагедии на национальной почве, и, чтобы не случилось беды, надо всегда ненавязчиво, с уважением, искренне, и с одобрением, относиться к другой народности и ее представителям. Пренебрежение, высокомерное отношение к другим людям производят омерзительное впечатление и приводят к непредсказуемым последствиям.

Моя служба при дворе не ограничивалась составлением одних докладных для конунга. Иногда он поручал мне дела, связанные с определенным риском для жизни. Готовясь к войне с Киевом, конунг искал себе союзников. В этих целях он решил меня направить к печенежскому хану Гюрзе, чтобы заручиться его поддержкой при походе на Киев. Задание было не сложное. Главное было вернуться живым с Дикой степи.



В наши времена огромные степные просторы на протяжении многих веков заселяли кочевые народы, сначала иранцы, затем тюрки. Последние, придя в Европу из далекой Азии, покорили прежних обитателей степи, в основном иранцев и угров, сроднились с ними и стали в степи могучей силой. Мадьярские(угорские) племена появились на Руси еще в восьмом веке, под давлением теснивших их с востока тюрок и хазар вынуждены были покориться им. Вместо них в южных степях в начале девятого века стали господствовать печенеги.

Печенежские орды никогда не были едины, как и русские княжества. Примета времени. В середине десятого века существовало восемь печенежских объединений, которые в свою очередь делились еще на сорок мелких объединений. Четыре мощных объединения печенегов обитали по левую сторону Днепра, четыре – по правую. Среди них были племена, как союзников, так и врагов Руси.
На востоке печенеги граничили с хазарскими владениями ( на Дону), на севере с Русь, на юге – с крымскими владениями Византии(Херсонесом).

В сопровождающие мне дали молодого воина из младшей дружины князя. Звали его Шибалко. Одевшись по-походному и оседлав коней, мы отправились в опасный путь. Мы двигались и днем и ночью, не зная устали. Останавливались лишь для того, чтобы накормить и напоить лошадей и дать им немного отдохнуть. Казалось, что мы одни в этой дикой степи.

Солнце скатилось уже к самому горизонту, диск его стал багровым, словно налился кровью. Облака вспыхнули, охваченные гигантским небесным пожаром: то красные, как весеннее маковое поле, то оранжевые, как осенью лес, то лиловые, как вересковые заросли весной. Этот осенний вечер совсем не походил на пышное великолепие весенних или летних закатов, но было в нем столько красоты и грусти, что даже суровая душа Шибалко поддалась его обаянию.

- Ляпота! - с придыханием произнес он.- Это, наверное, наши могущественные боги зажигают по вечерам в небе эти величественные костры? И, не дождавшись моего ответа, в глубокой задумчивости изрек. - Интересно, кто помогает им зажигать по вечерам эти красивые гигантские костры, что за люди обитают на высокой небесной горе, среди звезд и облаков? Хотел бы я там побывать!
Вскоре мы совсем устали и сделали привал. Ночь была темная, но сияли звезды, и этого было достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности, видя , что делается далеко вокруг. Мы поужинали соленым мясом конины и несколькими сухарями. С тоской вспомнили дразнящий запах жареного мяса. Но огонь зажигать было рискованно. Шибалко первым встал на стражу. Всем существом своим молодой воин внимал таинство жизни ночной степи, обступавшей его со всех сторон. Он был великолепным воином и охотником, тончайшим инструментом, способным улавливать все, что происходит вокруг. Глаза его различали неясные движения теней во мраке, видели тусклые зеленые огоньки в глазах хищников; слух воспринимал шепот ветерка, полет ночных птиц и насекомых, шорох ползущих в траве ящериц и змей. Он слышал далекие вопли шакалов, вой волков, жуткий хохот гиены, крик орлана и стрекотание кузнечиков. Шибалко не знал другой жизни, так как вырос в степи и ею жил.

С рассветом мы снова вскочили на коней и двинулись в путь. Мы долго скакали не останавливаясь. Шибалко, как охотничий пес, то и дело жадно втягивал в себя воздух. И тут он неожиданно, на полном скаку остановил коня и сделал мне знак остановиться.

И вдруг, впереди нас, показалось около десяти кочевников, одетых в меха, с железными шлемами на головах. Они были вооружены ятаганами и короткими луками; через плечо у каждого из них висели колчаны с длинными стрелами, украшенные орлиными перьями. Старший отдал приказ, и они во весь опор помчались в нашу сторону, размахивая кривыми саблями и постреливая из своих луков. Как мы поняли, они не собирались терять времени на выяснение отношений. С громкими воинственными криками кочевники рассыпались полукругом и атаковали нас. Мы, не сговариваясь, приготовились к ее отражению.

Первым на нас напал тучный старый печенег с уродливым шрамом на лице. Видно было , что это их предводитель. Острый конец его копья разорвал кожу на правом бедре моего друга. Мощным ударом палицы, он отбросил его и еще два копья, летевших в нашу сторону, отломив их острые наконечники, а затем тремя ударами дубины размножил черепа трем молодым и малоопытным печенегам, бросившихся первыми на нас.

Старый печенег яростно заскрежетал зубами. Он выхватил кривой клинок и снова устремился на Шибалко. Зоркие глаза молодого новгородца подстерегали каждое движение противника. Он отпрянул в сторону, но конец клинка коснулся его плеча. Хлынула кровь. Вождь печенегов торжествующе закричал, предвкушая победу. Тогда молодой воин, круто развернув коня и собрав все свои силы, высоко поднял палицу , с размаху опустил ее на заросший огненными волосами череп печенега. Раздался хруст костей, и, откинувшись назад, тучный печенег с хриплым стоном упал к ногам своего коня.

Шибалко выхватил меч, а в левую руку взял кинжал. Он снова резко остановил своего коня и убил следующего, нападавшего на него ударом кинжала в горло. Одного завалил я, сделав обманный выпад вперед, разрубил его до пояса. Меч Шибалко сверкал, как молния. Он ловко уклонился от ятагана еще одного воина и отрубил ему руку. Неуловимо быстрым движением кисти вонзил острие своего кинжала в сердце другого противника. Вскоре, из нападавших, в живых остался только один кочевник. Дрожа от страха, воин что-то сказал на своем лающем языке, которому я некогда учился. Он молил о пощаде и твердил, что он сын хана.

- Мы не искали вашей смерти. Это вы на нас напали, и мы были вынуждены защищаться. Мы послы великого князя киевского к могучему повелителю Великой Степи Гюрзе, - сказал я ему на его языке и приказал вести нас в его стан.

Оставив трупы кочевников на съедение шакалов, мы поскакали со своим пленником на восток. Вскоре мы увидели дымы костров на горизонте, а еще через некоторое время нашим взорам открылся лагерь половцев, занимающий несколько тысяч сажень в окружности. Словно дома в захолустном селении, стояли шатры, покрытые шкурами животных, а примерно посредине лагеря возвышалось большое строение, обшитое снаружи яркими шелковыми тканями.

- Должно быть, это ставка хана Гюрзы. Посмотри, Жизномир, как хан разукрасил все входы в свои шатры стягами, уничтоженных им наших городов!

-Нашли себе, союзничка! - проговорил зло Шибалко и грязно выругался.

Все шатры кочевников, казавшиеся черными, просвечивали яркими красными щелями от огней, горевших внутри. Около их жилищ пылало много костров, и клубы дыма, точно клочья плотного тумана, окутывали пространство сизой пеленой. В огромных бронзовых котлах варилось и вызывало аппетит мясо лошади, коровы, барана и козы для вечерней трапезы многочисленных кочевников и их семей. Котлы были врыты в землю. Под ними шли дымоходы, наполненные сухим кизяком и хворостом. Возле огромных чанов суетились женщины с большими деревянными ложками и глиняными мисками
Мы ехали вслед за пленником, осторожно пробираясь между отдыхающими варварами, которые с любопытством смотрели на нас и о чем-то переговаривались между собой. Воин- кочевник остановил нас у входа в шатер, пропустив сына Гюрзы внутрь. Мы ждали долго, пока нам не позволили войти.
- Введи их! – не совсем внятно рявкнул чей-то писклявый голос. В шатре, освещенном огнем, горящем в круге камней, было душно. Худой, с мрачным взглядом и растрепанной седой бородой, длинным крючковатым носом, хан Гюрза недовольно посмотрел на нас.

- Это еще кто?- проговорил он зловеще.

- Не знаю, отец! Они убили десять моих воинов, но оставили мне жизнь.

- Твоя жизнь ничего не стоит, если ты позволил разоружить себя. Убирайся вон с моих глаз! Вжав голову в плечи, сын выбежал из шатра.

Мы объяснили хану, как на нас напали и как мы вынуждены были защищаться от его воинов. Поведали и о просьбе князя, быть его союзником в борьбе за киевский престол. Гюрза слушал нас и молчал. Он, несомненно, решал нашу судьбу! В конце я сказал:

- О, великий и справедливый хан! Мы виновны в смерти в честном бою твоих воинов, и ты в праве нас казнить. Наша смерть ничто, но подумай, хан, какими выгодами для наших племен может обернуться поход на Киев!

После долгого раздумья хан сказал:

- Вы убили десять моих лучших воинов. За это я должен вас покарать. Но вы пощадили моего единственного сына. Более того, вы послы князя киевского и храбрые воины, а послов не убивают! Я вас прощаю и приглашаю вечером на пир.

- Спасибо тебе, великий повелитель степи! Ты могуч и великодушен, но нам надо спешить и мы хотели бы получить ответ на просьбу князя Владимира, - сказал я почтительно.

- Иметь тысячу друзей - мало, а одного врага – много! Да будет так! Идите пока отдохните. Вам скоро принесут мой ответ князю Владимиру.

Нас отвели в соседнюю юрту, сытно накормили и проводили до самой границы наших земель. Это была обычная моя поездка по заданию конунга, а их за мою жизнь было много, но наши Боги хранили меня.




''ГЛАВА 23. СТРАСТИ ЯЗЫЧЕСКОЙ ПЛОТИ.''



Многие из нас бояться своих чувств и даже просто быть счастливыми. И, когда такое с нами случается, мы в панике и не знаем, что с этим делать. Мы думаем:

- Лучше даже не пригубливать чашу блаженства любви, потому, что когда она будет опустошена, мы будем страдать и сильно. Отсюда наша боязнь привязанности к женщине, опасность ее коварства, недоверие и, в конечном итоге - наше распутное поведение. О, наша наивная славянская душа!
Византийские историки в самых черных красках рисуют, нас, славян, в начале нашего гражданского бытия. И с этим надо согласиться, ибо все народы проходили этот дикий период и совсем не блистали природными свойствами. Наши предки – не исключение! Восточные славяне-язычники, конечно, не отличались строгостью нравов от других народов. Они, как не разумное дитя прибывали в начале своего бытия в объятиях матери – природы. Эти дети природы - грешили и блудили!

Долгое время, вплоть до принятия христианства на Руси половая раскрепощенность у славян ассоциировалась с гуляниями, песнопениями и плясками. Она выражалась в виде особых обрядов и ритуалов, которые непременно присутствовали в языческих празднествах того времени.
Языческие праздники древних славян были тесно связаны с полевыми работами, погодными явлениями и повседневным бытом. Например, к их числу относят Масленицу, день Ивана Купала, Коляду и другие. Символика подобных праздников означает солнце, плодородие и продолжение рода, а, следовательно, без срамных обрядов здесь явно не должно было обходиться.

Первоначально, праздник провода зимы и встречи весны у нас имел целый комплекс обрядов и гуляний, но со временем некоторые из них позабылись. В частности, у северных славян мужчина и женщина, голые по пояс или в специальных штанах с прорезанной на заднице дырой, приплясывая и притоптывая вокруг горящего чучела Зимы, должны были по команде зрителей хлестнуть друг друга по оголенной попе хворостиной. У западных славян также практиковалось частичное обнажение в масленичных танцах, направленных на стимулирование роста злаковых культур. Например, в мужском обрядовом танце мужчина, возглавлявший цепочку танцующих, порой оттопыривал зад, спускал штаны и «вываливал» наружу свой гой.

При посеве злаков или посадке овощей нагота у древних славян должна была стимулировать рост растений. Именно поэтому посевная непременно сопровождалась целой серией необычных ритуалов. Мужчины символически оплодотворяли землю: сеяли без штанов или же вовсе без одежды. В период засева хлеба хозяину и хозяйке следовало совершить ритуал, во время которого они занимались любовью прямо на поле. При посеве льна женщины катались нагишом по земле для того, чтобы он вырос длинным и волокнистым. В Юрьев день сажали огурцы, сняв сорочку. Если огурцы не уродились, женщина волочила снятой сорочкой по грядкам, а ее муж, сняв штаны, делал вид, что хочет скосить растения. Женщины северных славян нагишом сеяли репу, а после посадки капусты обегали участок без юбок и с распущенными волосами.

Коляда – древнеславянский языческий праздник смены годового цикла и перехода солнца от зимы к лету. Его веселое празднование выражало веру древнерусских язычников в неизбежность победы добрых начал над силами зла. Чтобы помочь Коляде победить и отогнать злых духов, праздновавшие его в этот день жгли костры, пели и плясали вокруг них. Всюду колядовали и гадали на супружество, урожай и приплод.

Одним срамных гаданий был, так называемый, обряд «шуточных похорон». Он был построен на принципе оборотничества. Согласившемуся играть роль покойника делали длинные страшные зубы из брюквы, обсыпали лицо овсяной мукой и клали обнаженного на стол. После чего девушки делали вид, что плачут по умершему и понарошку «обмывали» его, водя руками по телу. Как только у «покойника» случалась эрекция, плакальщицы начинали по очереди «обмывать» ему гой до эякуляции. Та, у которой «покойник» кончал, считалась счастливицей и про нее говорили, что в этом году она выйдет замуж.

Основателем борьбы «за моральные устои» на Руси следует, вероятно, считать… княгиню Ольгу. В 953 году она издала первый известный нам указ на сексуально-свадебную тему — о денежной или вещевой компенсации за бездевственность.

Однако волхвам запретил заниматься дефлорацией лишь князь Святослав в 967 году, провозгласив, что отныне лишение девственности — прямая обязанность мужа и его достоинство. Святослав попытался запретить и танцы «в непотребное время», то есть в дни, когда всерусских праздников не отмечалось. Дело в том, что танцы у многих народов мира, в том числе и у славян, считались забавой эротической — во время прыжков и подскоков оголялись интимные места, в обычное время прикрытые юбкой, хламидой (накидкой) или кофтой. Но это было явным перебором первых сексуальных реформаторов — народ начал бунтовать. Пришлось указ отменить.

Приняв христианство и вступив в семью европейскую, наша церковь еще долго будет бороться с нашими вековыми пороками. Посему, мой дорогой читатель, я не могу умолчать в своем повествовании о дикой простоте наших нравах и прошу меня заранее извинить .Хотя, за что мне извиняться? За то, что у нас были такие нравы и обычаи и наши предки любили жизнь?

Мы все любим жизнь и в этом наша единственная слабость и грех! Согласен, что в этой любви к жизни есть нечто плебейское, срамное, но мы не чувствуем своего отвращения к самому себе, но любим осуждать за это других. Каждый из нас знает о своих прегрешениях, сожалеет о своих слабостях, но быстро о них забывает, как будто их никогда и не было. Зато суд над другими людьми вершит скорый и не праведный! Вас это не коробит и не смущает?

Признайтесь, мой друг, ясно и без уверток, вглядываясь в свое поведение с женщинами – нами повелевает не разум, а инстинкт. Любовный акт здесь, как признание искренности. Человек никогда не бывает лицемером в своих удовольствиях. Откуда тогда наша двуликость, когда мы судим других? Получается - весь наш мир состоит из лицемеров и лжецов!

…Однажды под вечер, после работы, князь приказал следовать за ним.

Вскоре мы оказались в дальнем крыле терема, в помещении, увешанном персидскими коврами и обставленном дорогой мебелью. Посредине комнаты стоял накрытый стол со всевозможными блюдами из дичи, рыбы, различных домашних и диких животных, разносолы из грибов и диких ягод, заморские фрукты, сладости и вина. Его светлость усадил меня за стол и собственноручно налил вина. За столом больше никого не было. Нам прислуживали совсем молодые, как на подбор, красивые девушки. Они мило улыбались и во всем хотели угодить нам. Князь с ними заигрывал: шлепал их по упругим попкам и лез за пазухи. Они смущались, но безропотно подчинялись правителю, даже тогда, когда он сажал их на свои колени и залазил рукой под их платья. Им было по 15-16 лет. На Руси это самое время для замужества девушки. Самая старшая из них, красивая брюнетка с высокой грудью лет 18, следила, чтобы у нас всегда были полные кубки, и одним взглядом командовала девушками, если со стороны их было что-то не так.

Князь посадил мне на колени двух девушек и приказал расслабиться, а сам в это время ласкал руками груди пышногрудой блондинки и брюнетки. Одна из моих подруг нащупала мое копье начала его нежно массировать через штаны, а вторая начала целовать меня и засовывать свой язык далеко в рот. Пока я, смущаясь, осваивался, князь Владимир с диким остервенением «насадил» на себя одну из девиц и, прислонив ее к стене, проговорил:

- Сейчас, моя красавица, ты почувствуешь каждый дюйм моего копья. Я пройду тебя насквозь, как настоящим протыкаю врага. Я так тебя нанижу на него, что тебе самой захочется умереть от удовольствия. Конунг сделал несколько резких и мощных движений. Раскосые черные глаза юной азиатки расширились: то ли от боли, то ли от наслаждения. Одним мгновением он разорвал на ней полотняную блузку и обнажил еще недозрелые груди, с набухшими, чуть вздернутыми сосками и начал их с остервенением ласкать губами. Юная красавица, выгнув спину, и, упершись головой о стену, еще крепче прижалась к Владимиру. Обвив ногами его бедра и растворив ему свои врата, она, как животное повизгивала от его сильных и частых вхождений в ее зовущую плоть. Они отдавались чувствам, как дикие животные. В порыве необузданной страсти он до крови кусал ее груди, шею, губы, а она раздирала ему спину своими маленькими коготками. Маленькая прелестница в этот момент с удивительной легкостью двигалась то вперед, то назад. При этом она, как в бреду, постанывая, все время повторяла:

- Давай, давай, еще, еще! Ах- ох! Ах- ох!

- Не торопись, - с придыханьем сказал Владимир, - на миг, прерывая ее фантастическое возбуждение.
- Не так быстро!

И тут она почувствовала, как пальцы князя начал сначала массировать расщелину ее ягодиц, потом легко и ласково стали двигаться вверх и вниз, вверх и вниз, а затем один из них медленно погрузился глубоко внутрь, от чего девица начала беспомощно крутить задом, и громко постанывать от удовольствия.

- Пора, милая! - произнес повелитель. С безумной силой проказница запрыгала на копье и пальце князя, впившись руками в плечи партнера. Еще мгновение, и глаза ее затуманились, а из груди вырвался крик удовлетворенной женщины. Наблюдая эту сцену, девицы пришли в фантастическое возбуждение. Они уже не желали, а требовали от нас любовных подвигов. Все хотели не просто мужчину и наслаждения. Нас двоих им, явно не хватало, и они начали удовлетворять сами себя и друг друга. Это нас сильно возбуждало и придавало новые силы.

Я поставил двух девиц к стене, чуть их пригнул, намотал две косы на одну руку и начал поочередно входить во все их врата. Мне, казалось, что я еду на колеснице. В порыве экстаза я шлепал их по упругим попам ладонью одной руки, а другой дергал сильно за волосы. Девицы стонали от боли и удовольствия. Вскоре они разразились криком изголодавшейся плоти, и, развернувшись ко мне, начали жадно сглатывать и слизывать с моего копья мужское семя. Вскоре эти девицы куда- то пропали и появились другие: юные, красивые и послушные. Так продолжалось до самого утра. За это время сменилось пять или шесть составов девушек. Как-то я конунга спросил:

- Каждый раз новые девушки, где вы их берете?

Государь смутился и не ответил. Позже, когда мне захотелось разыскать одну из понравившихся мне девушек, я узнал, что для княжеских утех девушек поставляет сотник княжеской дружины, грек Никодим. Он целыми днями рыщет по поселениям и городищам княжества и высматривает красивых девушек. Он их покупает у родителей или умыкает, затем отмывает от деревенской грязи, одевает. Сначала их использует князь и его друзья, а затем он их, как невольников перепродает туркам, грекам, немцам и всяким басурманам на булгарском рынке. Так он пополняет княжескую казну и себя не забывает. У него шикарный дом в Новгороде и Константинополе. Как я понял, это был тот варяг Никодим, который грозился когда-то меня убить в Берестове за попорченных девушек.




''ГЛАВА 24. КНЯЖЕСКАЯ ОХОТА НА ВЕПРЯ.''

Вместо того, чтобы переживать из-за неблагодарности и требовать благодарности от кого-то, надо о ней не думать, а продолжать совершать благодеяния ради внутренней радости, которую мы при этом испытываем.

Я вполне допускаю, что на Земле есть места и времена года, столь же прекрасные, как у нас на Руси. Потому что мне во многих еще странах, увы, не удалось побывать и с их красотами я, к сожалению, не знаком. Однако, мне кажется, более прекрасного места, чем наша Русь, просто не может существовать на всей необъятной земле.

Почти неуловим миг на Руси, когда жаркое душное лето сменяется тихой задумчивой прохладой. Звонче и пронзительнее становятся шорохи и звуки. Звенящий воздух наполняется всеми признаками осени. Он, словно, обретает форму и превращается в легкое, сквозящее покрывало. Выше и прозрачнее становится небо. Листва покрывается нежнейшими переливами всех оттенков желтого и пурпурного. Она уже не кажется такой густой и неприглядной, а смотрится как ажурное и замысловатое русское кружево.

Молодой князь Владимир любил это время года не только за его красоту. Это было и время охоты на вепря, которую он безумно любил. Скажу по правде - охоту я никогда не любил. Мне не доставляло удовольствие убивать этих беззащитных животных, видеть их глаза, кровь и, как они корчатся в предсмертных муках.

Конечно, охота достойное рыцарское занятие для любого уважающего себя мужчины. Страсть, азарт погони и победа над диким животным вызывают бурные эмоции. Но мне доставало большее удовольствие наблюдать за борзыми собаками на охоте. Как эти, трепещущие от страсти красивые животные, которых ловчие едва удерживают на поводке, роют носом землю, отыскивая след зверя, машут своими хвостами. Все их мускулы напряжены до предела. Как почуяв след, они стрелой красиво несутся за своей добычей. А, как трогателен горделиво-торжественный бег собаки, когда она, вскинув голову, несется к вам, держа в зубах птицу или зайца. О, это восхитительное, скажу я вам, зрелище! Одним словом, я большой любитель собак и с самого раннего детства привык к ним. Проникновенный взгляд собаки, ее улыбка, когда она разинув пасть смеется твоим ласковым шуткам, ее преданность и верность, неуклюжие ласки, упругая красота ее движений - всегда согревали мое сердце!
Вот и сейчас, пока мы сидели на берегу озера, в небольшом овраге, поросшим камышом и ждали, когда загонщики погонят в нашу сторону косачей и подсвинок, кто-то из наших охотников застрелил козла и самку с детенышем, спускающихся на водопой на противоположном от нас берегу. Козлик вбежал в воду и резвился на мелководье. А роскошный козел трогательно пробовал ухаживать за самкой. И вдруг град стрел, и самец как подкошенный падает в воду у самого берега. Кровь брызжет во все стороны, животное судорожно дергает задними ногами, словно пытаясь оттолкнуть незримого врага. Такие неприглядные картины убийства беззащитных животных вызывали у меня неприятные чувства.

Не мог так же я смотреть, как мучаются в «силках-удавках» несчастные животные. Неприглядная картина! В отличие от меня, князь от охоты получал огромное удовольствие. Нельзя было не заметить, что охоте предавался с той же бешеной страстью, как и в любви, в ущерб элементарному благоразумию. Одни только слова «тур», «волк», «вепрь», « медведь» пробуждали в нем охотничью страсть. Глаза его начинали блестеть, а ноздри хищно раздуваться.



Должен отметить, что огромные животные, такие как туры - дикие быки, тарпаны- дикие лошади , зубры, бурые медведи, дикие кабаны- секачи довольно часто встречаются в нашей дикой местности и являются предметом гордости, как особого трофея, для любого знатного охотника., так как их не просто убить стрелой и даже копьем. Только загнав этих диких животных в крепкий загон или скрытую глубокую яму, у охотников есть шанс их убить. Один на один с этим зверьем – неминуемая гибель.
Ничто не может навредить так человеку, как его суеверие. Мы, славяне, не исключение. Наши волхвы утверждали, что съев почки, сердце этих диких животных к нам переходи их сила и храбрость. Якобы их рога, жир, кровь, желчь излечивает от многих болезней и повышает импотенцию. И это абсурдное утверждение оказалось достаточным, чтобы погубить не мало охотников, да и самих диких животных.
Особо хотелось сказать об охотничьих байках, мифах о особо опасных диких животных. Просто иногда смешно, с каким поистине детским негодованием охотники описывают опасность и кровожадность какого-либо животного, чтобы подчеркнуть свою храбрость и смелость и осудить животное только за то, что оно не дало себя ему убить, а старалось по возможности защититься и прогнать обидчика или даже убить. И в этом, мы, люди, не чем не отличаемся от диких животных.

Прошло около получаса нашего терпеливого ожидания, когда в отдалении стали видны густые клубы пыли. В авангарде с изумительной легкостью, несся тарпан, мышиного цвета. Вот, мотая головой, с опасными рогами, несется тяжеловесный тур, с коричневатой длинной и в репейнике шерстью. Буквально за ними, немного в стороне, похрюкивая, несся огромный и свирепый вепрь с двумя подсвинками. Очертя голову, обгоняя всех, пронеслось несколько лосей с покатой грудью. Но больше всего было мелкого зверья: зайцев, лисиц, диких коз. И еще много других животных, которые напирали друг на друга, бились лбами, с испуга прыгали один другому на спину, падали, вставали и бежали дальше, ослепленные страхом.

Зазвучал рожок князя. Охотники взлетели на лошадей и, выставив вперед копья, с диким криком, как в бою, бросились на беззащитных животных.

- Сейчас начнется массовое их истребление! – подумал я с омерзением и немного со страхом, - трогая коня.- Мне не раз приходилось видеть, бывая с отцом на охоте, напуганного тура или вепря, несущегося на человека. Для вооруженного даже копьем и луком охотника, это может означать почти неминуемую гибель. В этот момент животное непредсказуемо. Представьте себе, мой друг, на миг почти двухметрового тура или зубра ,весом в две лошади , несущегося на вас .И что самое главное – ни кустарник, ни деревья, ни кочки и пни для него не помеха. А если животное еще и ранено, оно догонит обидчика и поднимет его на рога или растопчет своими мощными копытами.
В пылу охотничьего азарта князь Владимир несся, как угорелый, на своем скакуне вслед за спущенной сворой собак, настигавших огромного, клыкастого зверя. Я еле поспевал за ним. Другие охотники потеряли князя из виду и погнались за другими животными. У Владимира была прекрасная лошадь, и он скакал почти, не отставая от собак.

Даже не охотнику, не трудно понять, как опасно тягаться с этим сильным животным, которое бегает, как лошадь в галопе, и не знает никаких препятствий. Этот дикий зверь прорывается сквозь заросли, опрокидывает и ломает все на своем ходу. Позиция, которую занимает всадник с копьем, преследующий вепря, крайне неудобна для нанесения смертельного удара копьем. Здесь весь расчет строится на том, что зверя преследует группа всадников и они, когда он уже обессилен, подстраховывая друг друга и совершая отвлекающие маневры, выбирают момент и наносят ему смертельный удар копья в шею, грудь или под лопатку. Нечего и думать о том, чтобы свалить вепря, попав ему в череп - там непробиваемый щит. Один на один с вепрем – самоубийство!

Упершись в небольшое болото, обессиленный зверь резко остановился всеми четырьмя ногами. В одно мгновенье он развернулся и принял, тяжело дыша, боевую стойку. На лающих собак он не обращал никакого внимания. Князь, даже не успел взять копье наизготовку, как вепрь с бешеными глазами, налитыми кровью, бросился на преследователя. Лошадь князя от испуга встала на дыбы, и в этот момент дикий кабан своими клыками пропорол ей брюхо. Раздался глухой удар, затем треск раздираемых кожных покровов, и на землю вывалились лошадиные внутренности. Конь качнулся, слева направо, затем рухнул и чуть в последнюю минуту не подмял под себя всадника. Но князь успел отскочить в сторону с таким проворством, что я не ожидал. Дикий кабан, весь в крови, снова развернулся и приготовился к новой атаке, теперь уже на человека. Но его отвлекла свора собак, которая, учуяв запах крови со всех сторон бросилась на дикое животное. В одно мгновение вепрь поднял на свои клыки первую, бросившую на него спереди глупую собаку. Остальные разбежались в разные стороны. Все дело продолжалось несколько секунд. И это спасло князя от неминуемой смерти.
За это время, князь, отбежав на два метра от падавшего на него коня, достал короткий охотничий меч и приготовился к отражению атаки животного. Конунг остановился и спокойно ждал его приближения, упершись одной ногой в землю, наклонившись вперед и прицеливаясь, чтобы ударить его в горло или в грудь, под переднюю лопатку. В случае меткого удара быстрота разгона животного и сила его нападения только ускорили бы его гибель. Но как раз в тот момент, когда князь собирался нанести этот тонко рассчитанный и опасный удар, я на полном скаку вонзил свое копье вепрю в горло. Князь бросился ко мне на помощь и всадил свой короткий клинок под лопатку дикого животного.

- Ух, ты! Вот это, зверюга! - с нервной дрожью в голосе сказал я. Владимир посмотрел на меня весело и ничего не сказал. Он несколько раз обошел огромное животное: то ли измеряя, то ли любуясь охотничьим трофеем. А мне было не по себе. Вепрь храпел и пытался встать, в то время как из его горла хлестала кровь. Я заметил, что из глаз животного покатились крупные слезы; он их медленно открыл, посмотрел на меня и закрыл снова. По всему его огромному телу прокатилась волна судорог, и он совсем затих.

Тут конунг затрубил в рог, на звуки которого вскоре прискакал Добрыня с другими охотниками. Они рассыпались в поздравлениях князю с одержанной им блестящей победой над благородным животным, и конунг без всякого смущения выслушал их поздравления, даже не пытаясь объяснить, каково было его участие в этом подвиге. Правда, он упомянул о помощи моей, но лишь мимоходом, как обыкновенно делают знатные охотники, которые, распространяясь о количестве убитой ими дичи, редко вспоминают о помощи оказанной им на охоте ловчим.

Лишь один Добрыня понял, что произошло на самом деле, и с благодарностью посмотрел на меня. Мы обменялись с ним понимающими взглядами. Мне показалось, что я вернул снова доверие Добрыни к себе. Князь приказал мне присмотреть, чтобы туша убитого вепря была отослана его дружине на ужин.
Возвращаясь с охоты, мы увидели двух миленьких девчушек, собирающих в лукошки грибы. Они чем-то приглянулись князю. Он приказал мне следовать за ним. Все участники охоты весело заржали. Князь пустил лошадь наметом, и не успела одна из девушки ничего сообразить, как уже сидела на крупе княжеской лошади, которая увозила их в чащу леса. Я последовал примеру конунга.

Мы остановились на берегу небольшой речушки, которую со всех сторон окружал молодой лес, и устроили небольшой пикник. Сначала девушки держались с нами настороженно и скромно. Много ели, но не пили. Они никак не могли сообразить, зачем они здесь находятся. Все круто изменилось, когда они узнали, что сидят с самим князем Владимиром о любовных похождениях которого, среди девушек ходили легенды. Они немного расслабились.

Воспользовавшись этим, я поцеловал свою подругу, сначала в ушко, потом в шею. Ей это жутко понравилось, и она стала прижиматься ко мне. Я начал ласкать её мочку уха, чувствовал, как она возбуждается, но было видно, что она хотела от меня скрыть это. Она начала слегка постанывать, сняла с меня рубашку, начала облизывать мои соски, мой друг начал приходить в себя и потихоньку наливаться кровью. Я не хотел торопить события, хотел, чтобы она продиктовала своими движениями, чего она хочет. Внезапно Вишенка, так звали девушку, очнулась, и приникла ртом к моему гою. То же самое, князь проделал с ее подружкой, Ладой.

После этого мы все вместе голышом купались в теплой озерной воде, и пили сладкое малиновое вино.

Изо всех средств уничтожения, изобретенных человечеством, самым чудовищным и разрушительным является слово. Его преимущество перед холодным оружием, ядом и другими изобретениями человечества в том, что оно гораздо изощреннее, разрушительнее и, самое главное, не оставляет следа.

В начале 980 года я с Нарышкиным отправился в Полоцк. Переговоры должен был провести боярин, а я, наблюдать и, если понадобиться, быть переводчиком. Так повелел князь. Накануне отъезда я зашел к Нарышкину домой, чтобы обсудить детали нашей поездки. С боярином мы часто виделись при дворе и встречались у князя, когда обсуждали предстоящую поездку. Он обижался, что я не навещаю его дом и свою невесту. На что я старался шутить и говорить:

- Дела, дела, мой друг, огромной государственной важности! - Я думаю, что он понимал сложность моих отношений с племянницей, но ничего сделать не мог. За обедом мы с боярином много шутили, смеялись и обсуждали предстоящую поездку. За семейным столом я уделял больше внимания двум его племянницам, а Богдану игнорировал. Ее это злило, но она не показывала виду. При расставании она меня поцеловала и, краснея, сказала:

- Свет стоит до тьмы, а тьма до свету! На меня, Жизномир, не обижайся. Берегите дядю и себя. Вы мне оба дороги! - Это было что-то новое. Сердце мое радостно при этом забилось.

Богдана – удивительная девушка. На ее лице я видел такой свет, какого никогда не замечал в глазах других женщин. Эта странность мне бросилась в глаза при нашей первой встречи. У нее было много ума и много огня при всем ее внешнем спокойствии. Такая, если полюбит – то на всю жизнь. Ложь и обман, того кого она полюбит – для нее трагедия! О такой любви мечтает каждый мужчина, но получив ее, он, страшась своего не постоянства, что может сделать любимого тобою человека глубоко несчастным, отказывается от такой любви. Именно это, наверное, и пугало меня в ней и в себе.
На всем протяжении пути от Киева до Полоцка эта девушка не выходила с моей головы.

Путь к полоцкому князю занял у нас более десяти дней. К дворцу мы подъехали в полдень и должны были остановиться у богатого полоцкого купца, с которым имел торговые дела Нарышкин. Он жил по соседству с дворцом. Терем князя полоцкого занимал почти всю городскую площадь; в самом центре его деревянного резного фасада можно было издали видеть сверкающий воинский герб князя с изображением сокола на серебряном поле: птица, вонзив когти в бока волка, готова взмыть в небо. Площадь вокруг огромного здания и все примыкающие к ней улицы кишели людьми, торгующими и покупающими. Наша небольшая делегация, состоящая из десяти воинов и двух вельмож, с трудом лавировала на лошадях среди легких торговых палаток и людей.

Торговцы зазывали честной люд к своим торговым палаткам, звучными призывами:

- Яблоки, садовые, медовые, наливчатые, рассыпчатые!

- Сбитень горячий – покупай слепой и зрячий.

- Постричь, поголить, ус поправить, молодцом поставить.

- Пироги славянские с рыбой астраханской.

Еще меня удивило, что каждый товар занимал там определенное место; с одной стороны лежали груды ковров, с другой - россыпь изысканных золотых и серебряных украшений и драгоценных камней с разных концов света. Рядом с кипами различных тканей стояла различная домашняя утварь: железные котлы разных размеров, глиняные горшки и медные кувшины с причудливым орнаментом; неподалеку горами громоздились ведомые и неведомые фрукты; лежала всякого рода дичь. Отдельно продавались лошади и военная утварь: мечи, сабли, копья кольчуги, колчаны со стрелами и многое другое.

Посреди площади возвышался огромный деревянный настил. Здесь шла бойкая торговля невольниками. Было много девушек со славянской внешностью. Мне стало не по себе. Такие невольничьи рынки были в каждом крупном городище на Руси. На площадях, превращенных в огромные базары, дружинники-варяги продавали невольников, захваченных ими во время походов на другие земли и народы. Здесь торговали пленными печенегами, чехами, болгарами, а также немцами, половцами, хазарами и другим людом. Под гомон оскорбительных и пошлых шуток продавцов и покупателей, раздавались грозные, но некому не страшные проклятия и угрозы мужей, отцов, возлюбленных, на глазах у которых срывали одежды с их жен, дочерей, невест, чтобы выставить нагими напоказ и представить товар лицом. Дикие люди, дикие нравы, дикие княжества и порядки царили в них.

В один базарный день в граде Киеве, подростком я наблюдал дикую сцену, которая врезалась мне в память. Прелестная девушка четырнадцати лет, купить которую вознамерились сразу несколько человек, досталась, в конце концов, одному красавцу купцу не из наших мест, который не считал денег, если речь шла о таком товаре. Девушку, смущенную и сникшую, подтолкнули к новому господину, который с похотливым взглядом рассматривал ее еще не созревшую грудь и что-то ласково ей говорил на непонятном языке, накидывая на ее голое тело роскошный халат. Несчастная не понимает языка нового господина, но его ласковый тон подал ей надежду: она бросается на колени и показывает на сильного и внушительного вида мужчину язычника, стоящего в толпе невольников.

- Тату, тату, - рыдая, повторяла бедная девочка. Купец ее понял и выкупил раба. Она в знак благодарности начала кланяться и целовать ноги боярину, а потом вскочила и бросилась к отцу на шею. Схватив ее в свои объятья, тот поцеловал голову дочери, потом с безумными глазами, обхватив двумя руками ее тонкую шею, чуть приподнял над землей и стал что-то ей говорить. Вдруг, легкий стон вырывался из груди дочери, и судорога пробежала по ее хрупкому телу. Она пыталась всеми силами разжать своими маленькими ручками пальцы рук отца, вцепившихся ей в горло. Изумленный купец бросается к ним. Тогда раб делает резкое движение и раздается хруст шейных позвонков. Невольник-отец отрывает от себя девичье тело и бросает его к ногам купца, хрипло приговаривает:

- Бери ее! Она твоя… Мне потом говорили, что несколько часов спустя этот несчастный отец задушил сам себя своим языком.

Полоцкий купец встретил нас радушно. Стол был накрыт в большой деревянной избе из бревен, стены которой были увешаны красивыми коврами. Жирослав Нажирович, так звали купца, занял место во главе стола и посадил меня по правую руку, а боярина по левую и тем самым высказал нам особое расположении. Двое юношей принесли различные яства на серебряных блюдах и тотчас удалились; их сменили девушки, налившие в кубки вино и медовуху. Было подано более двадцати блюд. За десертом боярин осведомился о здоровье князя полоцкого и Рогнеды. На что купец сказал:

- Недавно здесь побывало посольство из града Киева, и прошел слух, что Ярополк хочет породниться с полоцким князем и взять себе в жены его дочь Рогнеду. И будто конунг дал свое согласие. Мы с боярином переглянулись и ничего не сказали.


Целую неделю нашу делегацию великий полоцкий князь не принимал, ссылаясь на свою болезнь. Мы терпеливо ждали. Нарышкин пытался с помощью богатых друзей выяснить у близкого окружения полоцкого князя, что надо сделать, чтобы отец и дочь переменили свое решение и отдали предпочтение князю Владимиру. Но его усилия были напрасны. Ему даже каким-то образом удалось с помощью подкупа встретиться с женой князя полоцкого и Рогнедой, но те были неумолимы. И когда Нарышкин в сердцах поинтересовался причиной такой немилости к своему князю, Рогнеда выпалила:
- Руби дерево по себе. Принцессы за сынов рабынь замуж не выходят! А вот за Ярополка пойду!
Кто потом знал, к чему приведут эти легкомысленные слова юной принцессы. Нарышкин попытался объяснить девушке, что по нашим славянским законам князь Владимир равный среди братьев. Но, она не стала слушать, а засмеялась и убежала. Вскоре нас принял князь Рогволод. Мы вручили ему дорогие подарки, высказали свое огромное уважение и передали личное послание князя Владимира.

Правитель полоцкий находился в глубоком раздумье. Его живые черные глаза невесело созерцали пол, широкий лоб был прорезан вертикальными морщинами, которые нельзя было отнести за счет его возраста, ибо ему еще не исполнилось и сорока лет; правая рука подпирала склоненную голову, другая машинально теребила мех воротника из куницы, словно желая разорвать его в клочья; широкий халат из тончайшего шелка прикрывал плащ, скрепленный на груди большой золотой бляхой. Весь его вид говорил о том, что он сомневается в принятом ранее решении, но не в силах, что-то изменить.

Через три дня мы получили ответ, который знали заранее. Удрученные провальной миссией мы вернулись вскоре домой.





"ГЛАВА 26. ПОХОД НА ПОЛОЦК И ЕГО ОСАДА.''


В своих взаимоотношениях с людьми никогда не надо забывать о том, что мы, как правило, имеем дело не с логично рассуждающими созданиями, а людьми эмоциональными, исполненными предрассудков и движимыми в своих поступках гордыней и тщеславием, каковыми и сами мы подчас являемся.
Прочитав ответ князя Рогволда, и выслушав наш доклад, князь Владимир негодовал, особенно, его взбесили слова принцессы-гордячки. Согласно новгородским законам, князь не мог сам объявлять войны и заключать мир, лично решать важные государственные вопросы или издавать законы без согласия совета родовой знати и новгородского вече. Но это мало заботило князя. Он обладал достаточно сильным характером, чтобы внушить уважение и страх родовой знати с помощью своей варяжской дружины, которая была всегда наготове. Или мог им напомнить, что это он не дал дружине на три дня город на разграбление, когда изгнал посадника Ярополка... Народ, вече князя не волновали. Народ был давно закабален еще его предшественником. И хотя он для него, кроме редких пиров, ничего не успел сделать - люди его восхваляли и им восторгались, что он держит знать в узде и, будучи жрецом, пользуется славой человека, которому покровительствуют Боги. Более того, за короткий срок он весьма сильно увеличил свое войско, повысил им жалование, дал ряд привилегий. Приблизил к себе умных и преданных ему людей. Пока князь собирал свое войско со всего княжества, новгородское вече одобрило войну с князем Рогволдом.

Ранней весной 980 года мы вышли на Полоцк. Первый раз в жизни князь Владимир взял командование на себя. Добрыню он оставил стеречь Новгород. И вот его детские грезы сбылись. Обширная долина, воины в доспехах, власть. Нет, и в самом деле, впервые он ощущал столь полно счастье жизни. Таким счастливым, как накануне осады Полоцка, я видел князя впервые. - Какие указания будут, государь, - постоянно вопрошали воевода Претич и тысяцкие Путята и Угоняй.



- Осадить город! - твердо сказал князь и добавил, - никого не впускать и не выпускать из него.
Слишком легкое продвижение почти столь изнурительно для войска, как и отступление. Не встречая сопротивления, которое позволило бы сделать остановку хотя бы на один день и перевести дух, новгородское войско шло без отдыха две недели. Огромное войско, отряды варягов-наемников, рыцарей удачи, союзников – соседей из числа кочевников, повозки, походные кузницы растянулись на несколько верст. Лошади растирали загривки в кровь, и не проходило часа, чтобы одна из них, не теряла подковы. Многим из княжеской дружины пришлось отказаться от доспехов, потому что уже было на редкость тепло и там, где натирало железо, делались раны и нарывы. Полоцк стоял на самой вершине огромного холма, возвышавшего над долиной, а вокруг крепости высились зеленые холмы. Небольшая речка змейкой пронизывала окраины города и терялась за зелеными холмами. Прочное кольцо крепости, обнесенное земляным валом и заостренными толстыми бревнами, говорило о не преступности города.

Армия остановилась и, не встретив неприятеля, приступила к осаде города. Разведка доложила, что со всех сторон крепости ворота в город закрыты, и гарнизон не собирается выступить в открытом бою, видимо ждет подкрепление от киевского князя. Было решено: тут же разбить лагерь. Отряды разных племен разместились, как попало. Сраженное усталостью войско заснуло, как только на небе зажглись звезды. Князь Рогволд незамедлительно воспользовался этим обстоятельством, и, под утро, не трубя тревоги, выбрался из города через потайной вход и напал на спящее новгородское воинство своей не многочисленной кавалерией в двести человек. Русское воинство, храпевшее в своих палатках, пробудилось от сна лишь тогда, когда вражеские кавалеристы на всем скаку ворвались в их расположение. Варяги и их соратники поднимали головы и тут же в страхе падали ниц, видя, как над ними мелькают лошадиные копыта. Рогволд со своими воинами с наслаждением носились среди полусонных людей, рубя их мечами направо и налево, обрушивая булавы на их головы и пронизывая насквозь копьем. Везде раздавался треск костей и крики ужаса. Несколько палаток рухнуло. И вдруг прогремел зычный голос Владимира:

- За мной, за Новгород! И в лучах восходящего солнца взметнулся его стяг с двуглавым орлом. Слева и справа раздались призывы:

- Бей супостата! За князя Владимира! Вооруженные чем попало, кто пеший, кто верхом, новгородцы бросились со всех сторон на врага. Лагерь руссов был слишком разбросан, слишком обширен, а воинство многочисленно, что не позволило Рогволду с его немногочисленной кавалерией продолжить свой опустошительный налет. Вдруг он заметил, что князь Владимир пытается взять в клещи его кавалерию. Князь тут же дал сигнал к отступлению, галопом доскакал до ворот города и скрылся за ними. Затем поздравил всех с победой и, сняв доспехи, со спокойной душой ушел спать.

Князь сделал глубокие выводы из ночного сражения. По его приказанию все подъездные пути к Полоцку были перерезаны, и за всей округой установлено наблюдение. Лагерь обнесли рвом и высоким деревянным тыном. Была усилена охрана и наблюдение за всеми воротами. В город были посланы лазутчики. Поблизости от городских стен начались делать насыпи для лучников и подкопы. Одновременно делались длинные наборные лестницы для штурма стен.

Когда было все готово, князь начал штурм с трех сторон. Однако, все атаки новгородцев с успехом были отбиты осажденными. Нападающие несли большие потери. Подкопы тоже ничего не дали. Осажденные, услышав глухие удары землекопов, расположили вдоль стен крепости сосуды с водой, и по тому, в каких сосудах на воде появилась рябь, определили места, где новгородцы рыли свои подземные ходы. В свою очередь, они начали рыть подземные галереи навстречу. Вскоре противники встретились. При свете свечных огарков, произошла ужасная бойня: те, кто остался в живых, выбрались на поверхность. Покрытые потом, грязью, с обезумевшим взглядом, казалось, они вырвались из ада. Несмотря на все усилия князя Владимира и его опытных военачальников, город стойко держался. И поэтому бои, которые обе стороны вели с одинаковой отвагой и упорством, не приносила преимуществ ни одной из сторон. По словам лазутчиков, недостатка в продовольствии и воды город не испытывал. Устав от такого упорного сопротивления, и убедившись, наконец, в несостоятельности атак подобного рода, князь начал искать новые пути борьбы с осажденным городом. Он послал меня к уже знакомому мне купцу выяснить обстановку и, чтобы тот путем подкупа подбил горожан к мятежу.

Лазутчики незаметно провели меня в город. Дальше я пошел один. Город уже не был таким, каким я его видел два месяца назад - красивым и цветущим. Его окраины выгорели дотла благодаря нашим лучникам и их горящим стрелам. Но, ближе к дворцу, все, как будто, оставалось по-прежнему. Правда, улицы были совсем не многолюдны, как раньше. Купец Жирослав встретил меня радушно и моему приходу не удивился. За довольно сытным обедом он рассказал мне об обстановке в городе, настроении людей и, как бы ненароком заметил, что горожане Полоцка полны решимости сражаться до смертного конца, благо продовольствия хватит на год. Единственно, что, они опасаются - перекрытие неприятелем самой узкой горловины реки, питающей город. А это смерть для города. Далее он начал рассказывать о Рогнеде, которая надела воинский шелом, закинула за спину тяжелый колчан, и, сжимая копье в одной руке, а щит в другой, как амазонка сражается наравне с отцом с неприятелем. Но я его уже не слышал. То, что надо я уже узнал.

Я сердечно попрощался с купцом и поспешил в обратную дорогу. Я шел, не таясь и быстро. Это видимо привлекло ко мне двух стражников, которые меня попытались остановить. Я спокойно подошел к ним, выдал себя за купца и, притупив их бдительность, вырубил их двумя мощными ударами кулака. Они так и ничего не поняли. Буквально через час я уже сидел в шатре князя и делился с ним важной информацией.

Тот же час князь позвал воеводу Претича и приказал ему за ночь построить в самом узком месте реки дамбу. Что было поспешно сделано. Через три дня к нам пришли парламентеры. Но не от князя Рогволда, а от горожан, которые подняли мятеж в городе против своего правителя из-за нехватки воды. Так пал Полоцк.




''ГЛАВА 27 ПЛЕНЕНИЕ КНЯЗЯ РОГВОЛДА, ЖЕСТОКАЯ МЕСТЬ ВЛАДИМИРА.''

Человеческой натуре свойственно обвинять всех в тех или иных грехах, но только не самого себя, любимого. Все мы в этом одинаковы. Своих недостатков и грехов мы не хотим видеть!
Князь со своей дружиной и союзниками торжественно вошел в первый, покоренный им город. Черный нагрудник, черная кольчуга, черные наголенники, черные латные рукавицы. Одетый во все черное он гордо восседал на красивом жеребце черной масти Тысячи людей и сановников приветствовали его. Его дружина и союзники жадно посматривали на разодетых красивых женщин и их украшения. Томимые алчностью и похотью, подобно стервятникам, они с нетерпением ждали того момента, когда
можно будет наброситься на свою добычу по команде вожака. Но тот, что-то медлил.


Знатные люди города встречали новгородцев в центральной площади дворца с хлебом и солью. Князя Рогволда и его семьи среди них не было. Он находился в своих покоях и ждал своей участи. Здесь же были накрыты огромные и длинные столы для дружины и союзников, а в тронном зале для - князя и его военачальников. Владимир занял место во главе стола, пригласил сесть соратников по оружию и обратился к полоцкой знати: - Я рад, что вы проявили благоразумие и сдались на милость сильнейшему противнику. Кто не ходит, тот не падает! На правах победителя призываю воинов сдать оружие или примкнуть к моему войску; выплатить мне дань по две гривны с человека; отныне Полоцк - данник новгородского княжества. Вельможи и знатные люди города приклонили головы в знак согласия.
- Да, будет так! - сказал князь и пригласил вельмож и знатных людей города за стол. Гостям было подано на стол более сорока различных изысканных блюд и вина. Князь почти ничего не ел и не пил. Он был хмур и чем-то подавлен. Я его таким никогда не видел. Князь, что-то прокручивал в своей голове.
А в это время веселье шло полным ходом: выступали шуты, ряженные и гусляры, плыли в танце красивейшие девушки. Вельможи и простолюдины со своими женами, дочерьми совместно с дружинниками князя водили хороводы и приплясывали. Варяги ели сдерживали себя при виде драгоценностей на женщинах. От князя Владимира не укрылись хищные взгляды наемников. Он подозвал к себе тысяцкого Угоняя и отдал какой-то приказ. Затем посадил возле себя жрица Богомила, по прозвищу Соловей и начал о чем-то расспрашивать.

Вскоре появился плененный князь Рогволд со своим многочисленным семейством в сопровождении стражи. Князь полоцкий, его супруга, дочь Рогнеда и его сыновья были в ослепительно богатых белых одеяниях, сверкавшим золотом и драгоценными камнями. На супруге князя была одета легкая белоснежная туника, стянутая на тонкой талии шнуром, сплетенным из золотых нитей, почти касавшиеся ее точеных ножек, обутых в легкие сандалии из чистого серебра. Ее прекрасные руки, оголенные до плеч, были унизаны многочисленными браслетами из драгоценных камней в золотой оправе. Голову княгини охватывала блиставшая жемчугами островерхая диадема. Рогнеда, хрупкое и нежное существо, была красива и грациозна, как мать. Она была будто создана для любви. Девушка была одета под стать матери, но только в короткую тунику с минимум украшений. Ее лицо, грудь, ноги, бедра, как и вся точеная фигура, вряд ли кого оставили равнодушным. В тронном зале наступила мертвая тишина. Предавшие князя горожане пали ниц перед пленником и его семьей. Приблизившись к сидящему за столом Владимиру и его военачальникам, князь Рогволод, хотя и с безразличным видом, но исполненным достоинства и решимости дотронулся своей рукой до великолепного эфеса сабли и громко сказал:

- Я сделал все, что мог, защищая свое княжество; боги меня направляли; только слабым присуще убивать себя своей собственной рукой, если они побеждены; только милосердным победителям , пристало оградить отважных от бесчестия рабства. Поэтому вонзи сей клинок в мою грудь, Владимир!
- Князь, - ответил победитель, отведя его руку, - ты отважно дрался, и я отдаю тебе должное. Рабство никогда не станет уделом тебя и твоей семьи. Это я тебе обещаю. Но ты меня оскорбил и унизил, когда я посватался к твоей дочери Рогнеде и предложил тебе свою дружбу. Дурное слово – беда на голову. Я поступлю с вами, как не поступал ни с кем Ты меня обидел и унизил. Я тебя не прощаю!! В безумной ярости и гневе князь смахнул со стола посуду и дал знак стражникам. Те, заломив руки Рогнеде, подвели ее к грязному столу, словно приготавливая ее для жертвоприношения. Раздались крики и вой женщин. Рогволд попробовал выхватить свой клинок. Но двое стражников заломили ему руки. Владимир подал знак и потребовал тишины. Затем вытащил меч и подошел к принцессе. В зале установилась полная тишина, которую прерывали лишь всхлипы женщин. Острым мечом он срезал тонкие бретельки туники принцессы и обнажил ее тело. Оно было юным и прекрасным.Ни крика, ни вздоха не вырвалось из груди гордой принцессы. Лишь слезы унижения текли по ее щекам. Затем князь взял ее грубо за волосы и, развернув к себе спиной, резко наклонил к столу. Не торопясь, приспустил свои штаны и, раздвинув ей бедра, он мощно вошел в нее. Принцесса вскрикнула от боли и по ее ногам растеклась кровь невинности. Не обращая внимания на это, князь, не торопясь, закончил свое дело. Затем спокойно приказал убить всю семью правителя Полоцка на глазах у Рогнеды, а ее отвести в свои покои.

Князь снова сел за стол. Взял полный кубок вина и жадно его выпил, потом сделал легкий кивок Путяте и Угоняю, и началось невообразимое.

Наверное, никогда самые злые и быстрые гончие псы не выполняли приказ хозяина с подобной стремительностью и остервенением, как это делала его дружина. Они выдергивали у женщин волосы вместе с вплетенными в них украшениями, ударами мечей отсекали кисти рук, унизанные драгоценными перстнями. Вырывали вместе с носом великолепные кольца, являющиеся предметом знатности у вельмож. Самые проворные участники пира пытались бежать, но их настигали удары меча или палицы; над умирающими грубо припирались наемники, срывая с тел драгоценности. Самые отважные и смелые горожане сопротивлялись с неожиданным упорством, но что они могли сделать без доспехов и оружия? Слабые бросались на землю, умоляя о пощаде, но их голоса терялись среди воплей; варяги шли по живым, чтобы добраться скорее до самых богато одетых вельмож. Женщины, мужчины, знатные, простолюдины - никому не было пощады.

Упившись кровью и насытившись местью, варяги и их союзники, продолжили пировать на площади, заваленной трупами и залитой кровью, до самого утра.

Советы - это теория жизни. На практике, как мы все убеждаемся потом, все оказывается гораздо сложнее. Речи слышим, а сердца не видим!

На следующий день, к обеду, ничего не напоминало о кровавом побоище во дворце. Все было убрано и сияло чистотой. На улицах и дворцовой площади не души. Жители Полоцка попрятались в своих домах. Все ждали худшего - грабежей. Государь приказал тысяцким провести после обеда смотр на дворцовой площади своего войска и под страхом смерти созвать туда всех жителей города. К двум часам по полудню толпы народа заполонили площадь до отказа. Лица людей выражали любопытство, смешанное со страхом. Новгородское войско, после ночной попойки, напоминало шайку разбойников с большой дороги и имело жалкий вид. Многие только проснулись и лениво зевая, чесались в строю. При этом открыто выражали свое недовольство своими сотниками и тысяцкими, которые устроили этот смотр войск. Князь Владимир в черных доспеха и верхом на горячем жеребце, который грыз удила, вместе со своей небольшой свитой объехал свое еще не трезвое войско. Здесь я немного отвлекусь и поподробнее расскажу, что представляло русское воинство в наши времена.

Численность новгородской дружины была невелика: всего три сотни профессиональных воинов, делившихся на две части. Высшую дружину составляли бояре, или мужи. Малую (низшую) дружину – гридьба, или слуги. Дружинники содержались за счет княжеского двора и были обязаны постоянно находиться в боевой готовности. В мирное время они считались людьми свободными, им разрешалось заниматься ведением хозяйства и торговать. Легковооружённый пеший дружинник имел на вооружении: лук, стрелы, две, три сулицы (короткие метательные копья-дротики), меч, либо топор, щит (не во всех случаях). Тяжеловооружённый пеший дружинник имел на вооружении копье (разной длины), меч либо топор, щит (каплевидный, либо круглый с большим диаметром в окружности). Легковооружённый конный дружинник имел при себе: лук, стрелы, топорик, меч либо саблю, щит. тяжеловооруженный конный дружинник - копье, меч, либо сабля, щит. Средний вес полной брони ратника составлял от 13 до 16 килограмм. Славянские дружинники всё своё снаряжение одевали лишь непосредственно перед сечей, до того же везли его в обозах, либо за седлами лошадей. Главное в итоге боя было не истребить противника, а обратить его в бегство, сломить его сопротивление. Посему воины стремились захватить стяг ворога, вокруг которого он группировался, а с падением стяга рядовые воины не могли определить место нахождения центра своего войска, либо полка. Начало сечи обычно знаменовалось стрельбой лучников, которые засыпали врага тяжёлыми и легкими стрелами, не давая ему продыху. Далее, при его приближении, в ход, помимо стрел, шли сулицы, которые ежели не находили живой цели, то тяжестью оттягивали щиты противника к земле, и он был вынужден их бросать. Затем шли плотные ряды копейщиков, стоявших так близко друг к другу, что между щитами не было промежутков, о такой строй - стену, состоящую минимум из трех рядов, разбивались не только конные кочевники, но и европейские рыцари. Потом в ход шло рубящее оружие - топоры, мечи, сабли, помимо этого, кистени, булавы и т.п. Нередко сеча переходила в рукопашную схватку, когда вои использовали ножи, маленькие топорики и кулаки.

Велико было значение конницы. Именно, конная дружина приобретает роль решающей силы в определении исхода сражения, но на Севере, где природные условия не позволяли действовать на больших пологих пространствах, дружинники продолжали биться с ворогом пешим строем. Были у конников и длинные и тонкие сабли, перенятые у кочевников Великой Степи. Русский меч был дорогим оружием. Он достигал 90 сантиметров в длину, обоюдоострое лезвие делалось из стали или железа, рукоять – из дерева, рога, кожи. В сражениях со степняками сабли оказалась эффективнее. Степняки опасались вступать в схватку с воинами, вооруженными топорами-секирами, и старались расстреливать их из лука на расстоянии. Боевые топорики меньшего размера – «чеканы» (рукоять – до одного метра) – с большим успехом использовались в бою с европейскими пешими ландскнехтами. Ценились и заимствованные у мадьяр булавы и кистени. Но самым массовым и востребованным в бою оружием были русские мощные копья. У пехотинцев длина древка достигала двух метров, у конников оно было еще длиннее и тяжелее. До первых столкновений с степняками русские всадники пользовались европейским хватом, то есть держали копье одной рукой, прижимая тупой конец локтем к телу. Но постепенно стали перенимать восточную манеру наносить удар двумя руками. Риск потерять равновесие и свалиться с коня увеличивался, зато усиливалась мощь удара. Славяне делали луки из цельного дерева, а стрелы на Руси обычно делались из яблони. В бою русских ратников защищала кольчужная броня, остроконечные шлемы, рукавицы, наручи, панцири и большие деревянные щиты, обшитые кожей и окрашенные в червленый (красный) цвет, что позволяло легко узнавать своих на расстоянии. Кольчуги на Руси появились на 200 лет раньше, чем в Европе. C IX века боевое построение восточных славян – это вытянутая по фронту пехота с глубиной до 20 рядов, рассыпанные перед строем лучники и конница на флангах. Позже появился знаменитый русский «полчный ряд». Связано это было с тем, что в период междоусобиц каждый князь, участвующий в битве, предпочитал лично командовать своей дружиной и ратниками. Благодаря этому была выработана более гибкая и маневренная тактика ведения боя: встречал врага передовой полк, за ним стоял большой полк («чело»), фланги прикрывали полки правой и левой руки. В решающий момент в дело вступал засадный полк.

Но вернемся к нашему повествованию. Князь объехал свое не совсем трезвое воинство и обратился к жителям города с короткой речью:

- Отныне вы - мои подданные и данники. Я ваш государь. Слушайте меня и моих вельмож и повинуйтесь, ибо вас и ваши семьи ждет смерть. В течение трех дней, повиливаю вам поставить в мою дружину триста воинов от вашего города. Если есть добровольцы, то наши сотники готовы вас принять в нашу славную дружину прямо сейчас. Завтра город должен жить прежней жизнью. Он должен быть восстановлен в кратчайшие сроки. Своим наместником я назначаю купца Жирослава Нажировича, которого вы все знаете. С этими словами молодой князь со свитой покинул дворцовую площадь и удалился во дворец.

Вечером князь пригласил всех своих военачальников, включая сотников, на ужин и сказал:
- Соратники, друзья! Наши Боги милосердны к нам. Я твердо решил отсюда идти войной на Киев. Мой старший брат, Ярополк, презрев неписаные законы наших предков, чинит разбой и произвол. Он изгнал меня на чужбину и повинен в смерти моего брата Олега. Если мы не пойдем на него, то он придет за нашими головами.

-Братья, мои отважные воины! - повторил он, как клич,- только решительный и неожиданный шаг спасет и возвеличит нас, или поможет нам умереть достойно и славно! Промедление смерти подобно! Идем на Киев град!

Он умолк, но от изумления никто не проронил даже слова. Воспользовавшись произведенным впечатлением, конунг продолжал.

- Судя по вашему молчанию, у вас нет возражений против моего дерзкого, но ограждающего нас от бед и почти неизбежного плана действий. Риск велик, - закончил Владимир, -но и слава будет великой. Это будет трудный и опасный поход, но наши Боги на нашей пока стороне. Так что, доблестные мои воины через три дня выступаем.

Поднял свой полный кубок вина, он жадно выпил его до дна. Его примеру последовали все сидящее за столом. Я поймал себя на мысли, что который раз вижу волшебную силу воздействия слов конунга на своих сотоварищей, которые шумными возгласами одобрения встречают его очередной план, минутой раньше казавшийся им бредом сумасшедшего. Вскоре князь знаком подозвал к себе жреца Богомила и громко его спросил:

- Скажи мне, волхв, что вещают звезды покорные твоей мудрости?

Богомил, склонив голову в глубоком поклоне, и, стараясь сохранять серьезность лица, плохо сочетавшего с его хитрой физиономией и плутовским взглядом, проговорил напыщенно и громко:

- Государь, в последнее время я читаю на небесах, что к нам с чужбины вернулся назад молодой орел, имя которого прославится на века. Стая хищных птиц правдами и не правдами пытается его погубить. Она подсылает ему ястребов, чтобы подло убить его во сне. Еще я вижу, кто-то из окружения орла хочет предупредить хищников о предстоящей опасности. Хищные птицы боятся орла, но они будут править пир на наших телах, если храбрый орел до восхода солнца не позаботиться о своей безопасности и сохранения тайны нападения на хищников Волхв умолк и, казалось, объятый ужасом, упал на колени, охая и вздыхая, начал молиться Перуну. Эта сцена невольно произвела впечатление на сильную душу конунга и участников пира, но только не меня. Мне не раз приходилось видеть, как подобные штучки проделывал мой хитрый дядя перед простодушной публикой! Я открыто улыбался. Это не укрылось от волхва, и он с ненавистью посмотрел на меня. В его глазах я увидел не прикрытую злобу. Несколько минут военачальники сидели, глубоко задумавшись, затем встали и попросили удалиться. Они знали, что делать, чтобы предотвратить опасность, которая могла помешать походу на Киев град.






''ГЛАВА 29. НОЧЬ ПЕЧАЛИ РОГНЕДЫ, МЫСЛИ О МЕСТИ. КТО ВИНОВАТ?''

Человек, как правило, страдает не столько от того, что происходит, сколько от того, как он оценивает то, что происходит. Он сам себе загоняет в Ад или Рай и, тем самым, вредит самому себе. Особенно это свойственно нам, руссам. Это – наша отличительная национальная черта от других народов Абсолютно черное небо, лишь изредка озарявшееся молниями, которые огненными змеями скользили по свинцовым тучам; мелкий дождик, то моросивший, то затихавший, но совсем не приносивший свежести жаркому душному воздуху; глухие раскаты грома, извергающие с небес, еще больше усугубляли подавленность полоцкой принцессы. Эта ночь, наверное, была самой трудной и самой скорбной в жизни юной Рогнеды.

Распустив косы в знак глубокого траура, одетая в длинную широкую черную тунику, молча, сидела принцесса в углу зала. Дочь Рогволда терпеливо выносила испытание, выпавшее на ее долю. Ее глаза были заплаканы полузакрыты .Мне было ее очень жаль. Но чем я мог облегчить ее страдания? В один миг она лишилась самых дорогих ее сердцу людей: отца, матери, братьев. К тому же на глазах своих подданных она была жестоко обесчещена. Ненависть, жажда мести до такой степени, овладели ее сердцем, что смерть для нее казалось, была бы благом, чем переносить те муки и унижения, которые она испытывала. Но она решила жить несмотря, ни на что, чтобы отомстить за смерть своей семьи и поруганную честь. Без слез, без слов она бросалась, как безумная, то к образу святой девы, подаренной отцом в день ее крещения, то с жаром обращалась к богам скандинавских предков, даже не зная, о чем их молить.

Все эти ночи после смерти своей семьи она не спала. Ночи не приносили ей покоя. И если иногда Рогнеда забывалась в коротком сне, то она громко кричала во сне, преследуемая кошмарами, все время повторяя имена родителей и братьев. Князь приказал мне похоронить Рогвольда и его семью с почестями и как того требуют варяжские обычаи, что я и сделал. Сам он на погребальном обряде не присутствовал. Были только я, Рогнеда, да несколько слуг. После похорон я старался чаще заходить к принцессе, чтобы хотя бы как то облегчить ее страдания разговорами. Но она все время молчала и грустно смотрела куда-то в сторону. Это юное создание, чья красота окропляемая слезами сияла подобно цветку, увлажненному небесной росой, в один миг стало взрослой. Ее отчаянье было-таки сильно, что она несколько раз на день теряла сознание. А когда приходила в себя, скорее от горя, чем от воды, которую служанка прыскала ей на лицо, она говорила мне:

- Сударь, мне стыдно, что я обнаружила перед вами свою слабость. Прошу вас, уйдите! - Я уходил и снова приходил. Так повелел конунг.

Как-то, словно, вырвавшись из плена глубоких и долгих раздумий, Рогнеда сама со мной заговорила. Она сказала:

- Скажи, варвар, неужели твой повелитель не понимает, какое он нанес мне, дочери конунга, оскорбление? И, при этом, клянется мне в любви и желает сделать меня своей женой. Он думает, что я могу смириться со своим позором и бесчестием? Или меня оставил мой разум, чтобы не напоминать о позоре и мести? - Принцесса,- учтиво ответил я, - я не волен обсуждать действия моего повелителя, но одно могу сказать, что в этом виноваты и вы, когда назвали его сыном рабыни и отказались стать его женой. Вы его оскорбили! Теперь вы квиты и надо жить дальше. А смерть отца, матери и братьев - это не писаный закон всех князей – в нашем мире выживает сильнейший!

- В мои намерения вовсе не входило обидеть князя, - воскликнула Рогнеда. На лице принцессы появилось странное выражение.

- Но, это произошло! - заметил я.

-Не все твои мысли, варвар, находят отклик в моей душе. Но в одном ты прав, мою семью уже не вернешь и надо жить. Моя смерть ничего не даст. Теперь я буду жить, не зная зачем! - Сказала она задумчиво. Мне ее было жаль, но чем я ей мог помочь?

Не надо быть особенно проницательным, чтобы не заметить, что я заронил в ее чистую душу сомнение и дал понять, что и она повинна в случившемся.

- Принцесса, - взмолился я, - теперь я один из ваших подданных и не могу желать вам зла; мне при дворе доверяют и, я знаю все его намерения. И твоя правда, и моя правда, и князя правда, и везде правда, но негде ее нет! Уступи, смирись, умоляю тебя ради спасения своей жизни и твоего народа от великих бед!

- Нет, нет, разбитое вдребезги не склеишь! - бормотала упавшим голосом пленница, - это позор!
После нашего первого разговора она стала тщательно скрывать свое уныние и негодование и не кому не показывать своего истинного настроения и душевного состояния. К конунгу проявлять покорность и смирение. Я прекрасно понимал эту гордую принцессу. Ее ненависть к князю Владимиру распространялась на всех новгородцев, в том числе и на меня. Было видно, что чем больше она сдерживается, тем сильнее ненавидит нас. Я понимал, что только время и ее холодный рассудок может излечить ее душу и теперь уповал только на это. Я надеялся, что со временем она поймет, и простит конунга.

Так оно и случится. Она простит его и родит ему четырех детей, простит смерть родителей и братьев, но как жена, Рогнеда не простит ему измен с другими женщинами и попытается его за это убить, когда он будет спать. И только чудо спасло князя от ярости любящей женщины. Ради сына, Владимир простит Рогнеду.

Князь Владимир обладал тем холодным рассудком, который всегда был направлен на конкретную реальную выгоду, на победу любой ценой, если конечный результат ему ясен и точно им взвешен. При этом цель для него оправдывает средства, и он легко убеждал себя в правильности своих действий, если они служили ему на пользу. Владимир, конечно, был сопричастен к жестоким предрассудкам своей эпохи, когда сильные народы поглощали слабые, когда брат шел на брата, а сын на отца. Когда поощрялись религиозные гонения на тех, кого не считали людьми только потому, что они поклонялись другим Богам. Он родился и вырос на земле, где пылали костры междоусобных войн, и царило варварство и невежество. И поэтому он был дитем этой земли. В соответствии со своим воспитанием и представлении о правителе он считал, что надо наводить страх на своих врагов и недругов, милосердие - признак слабости конунга.

Я видел, как он, мучаясь, принимал решение, как поступить с семьей Рогволда и жителями Полоцка. Об этом мне всегда говорила одна из его привычек. Когда он мучился и не знал, какое принять решение, он швырял пустой кубок в головы своих слуг. Те уже давно привыкли к причудам молодого князя и вовремя уходили от удара, громко бормоча одни и те же слова:

- Спасибо, спасибо мой повелитель!

В его душе часто боролись два человека - правитель и просто человек. Его раздирали сомнения; он не хотел уподобляться варвару; ему хотелось, чтобы его жестокость рядилась в одежды праведности, а посему всегда искал виновных. В данном случае жертвами справедливости была семья Рогволда.
Кстати, о нашей русской справедливости. Она разительно отличается от справедливости других народов и свойственна только нам. Справедливость наша, зачастую, нагла, цинична, а порой и трагична, но обязательно рядится в праведные одежды. Наша справедливость, скорее наглая несправедливость. И мы ее принимаем - смиренно и молча. Самодовольство и собственная непогрешимость , укоренившая у наших правителей и у нас, их подданных, сделали славян изгоями среди других народов .Европейцы и азиаты до сих пор сторонятся иметь с нами дела из-за нашей, так называемой, «справедливости».

Никогда не забуду «справедливость и великодушие» князя в одном из походов за данью. Наши данники оказали нам в одном из городищ небольшое сопротивление. Конунг приказал по одному человеку с дыма забрать в плен, чтобы потом их продать на невольническом рынке. К нему подбежала старуха- мать и, бросившись в ноги, принялась умолять его не забирать одного из двух ее сыновей. Князь вынес соломоново решение. Он величественно и великодушно предложил матери выбрать самой, какого сына она отдаст в рабство. Выбрать! Представляете себе матери? Вот этого сына? Нет, вон того! Такими были наши нравы, такой была наша справедливость и наше бытие!




''ГЛАВА 30. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ.''

Самыми знаменитыми и трагическими сценами смерти во всей истории человечества считаются распятье Христа и смерть Сократа. Уже века люди с восхищением читают и пересказывают трогательное описание их смерти, описанное церковниками и историками.

Против них, как это часто бывает, сограждане выдвинули из зависти ложные обвинения. Иисуса Христа и Сократа судили и приговорили к смерти. Примечательно, как умер Сократ. Он умер почти так же, как и Иисус. Тюремщик, дружелюбно относившийся к Сократу, давая ему чашу с ядом, сказал:
- Старайся легко принять то, что неизбежно! Сократ так и поступил. Он встретил смерть с почти божественным спокойствием и достоинством, как и Иисус. Жертвоприношение на Руси, как и у людей других культур, было сродни этой неизбежности, в угоду диким нравам и обычаям народов. И только время и осознание варварства такого явления могло как – то это изменить.

Ярким и солнечным выдался день, предназначенный для жертвоприношения; наверное, никогда еще ослепительное солнце не освещало такими чистыми лучами дворцовую площадь; казалось, все Боги уже радуются и одобряют предстоящий поход новгородцев на Киев. Все жители города оставили свои дома и шли на площадь.

Деревянную площадку для продажи невольников, Богомил приспособил под жертвенник. Он расставил по периметру помоста походных языческих Богов, украсив их весенними цветами. Возле них поставил еще корзины с цветами и сосуды с благовониями. Жертвами обряда сегодня должны были стать шесть пленных воинов-печенегов, которые были захвачены во время дерзкого налета Рогволда на спящий лагерь новгородцев. Волхвы, одетые в просторные черные мантии, встретили конунга и его свиту в полной тишине, и только он и Рогнеда уселись на импровизированные троны, как раздался громовой клич, вырвавшийся из тысяч грудей, отозвавшийся многократным эхом по площади:

- Слава Владимиру! Слава сыну Святослава! Слава конунгу!

От глядевших во все глаза людей не укрылась глубокая бледность и муки на лице их принцессы-пленницы и жены варвара князя. Этот радостный день для мужа-варвара, был для нее днем страдания и позора. Но, что она и ее подданные могли сделать, если Боги отвернулись от них? Осталось одно - смириться и подчиниться судьбе! Облако печали заволокло еще более прекрасное лицо Рогнеды. Ее задумчивое и сосредоточенное лицо несло печать едва заметного презрения ко всему происходящему. Грустное расположение духа дочери великого конунга, ее муки, боль, страдание, словно, передалось многим горожанам, смотревших на свою принцессу со страданием, благоговением и любовью. В их глазах стояли слезы… Внимание людей от несчастной девушки отвлекло шествие шести пленных наемников- кипчаков и толпы волхвов - палачей в черных мантиях, с разрисованными разными красками лицами, среди которых преобладал черный цвет. В окружении этих палачей-варваров шли плененные наемники: полунагие, худые и бледные, но с поднятой головой и горящим диким взглядом. Это были еще совсем молодые воины-удачи, которые готовы сражаться за любого, кто больше заплатит. Приученные к опасностям, привыкшие к мысли о смерти, которую столько раз встречали в битвах лицом к лицу, они спокойно шли и навстречу ужасной процедуре жертвоприношения. Они с усмешкой смотрели на конвойных волхвов, которые нагоняли страх на толпу своими окриками и размалеванными лицами.

Однако когда они подошли к жертвеннику и увидели в руках волхвов каменные клинки из твердых вулканических пород, их на мгновение обуял страх, и они остановились. Волхвы-палачи, как стая хищников, тут же бросились на свою добычу, втащила их на импровизированный алтарь и в каком-то экстазе начали готовить их к обряду. Несколько минут царила гробовая тишина. Потом послышался сухой хруст ребер, врезаемых каменным клинком; на деревянный помост брызнула кровь, запятнав одежду волхвов. Ни одним стоном не выдали жертвы свои адские муки.

Волхв Богомил и его подручные показали конунгу кровоточащие сердца и головыпленников, жертвенные дары богу, а тела убитых сбросили с высоты помоста, где находился алтарь в толпу людей, запрудивших площадь. Следуя языческому ритуалу, Богомил, как главный жрец церемонии обратился к своим богам, прося принять их бескорыстную жертву, и после краткой молитвы волхвы запели гимн Богам:

- Богам жертвы мы приносим.
Славы и побед мы князю просим.
Люди! Боги нам внимают!
Бросить жребий призывают.
Гой!

Окончив петь гимн, Богомил приблизился к конунгу и торжественно помазал его благовонным маслом. Волхвы образовали круг и начали бросать жребий. Затем, подняв руки к верху, радостно закричали:
- Слава, слава Перуну! Слава нашим Богам! Они принял наши дары! Церемония завершилась. Волхвы удалились, а конунг с Рогнедой, в сопровождении свиты отправились во дворец пировать.
Деревянный Перун с серебряной головой и золотыми усами, Хорс, Дажьбог, Стрибог, Симаргл и Мокошь. В общем, все боги славянского пантеона были умилостивлены. Ничто не мешало походу на Киев. Тот же час и в городище начались прямо на улице пиршества, организованные по приказу кагана для простого люда. В то время как народ и его дружина развлекался на торжествах, князь Владимир пировал со своими приближенными в тронном зале Рогволда. Вскоре это ему наскучило, и он приказал мне следовать за ним.

Когда мы не в состоянии управлять ситуацией – надо довериться судьбе, и не беспокоиться о будущем, ибо его невозможно предсказать в той, или иной ситуации. Таким образом, борясь с неизбежным злом в нашей жизни, мы высвобождаем энергию, которая помогает нам преодолеть возникшие трудности в нашей ситуации.

Мы пошли по огромному дворцу в противоположную часть от тронного зала. В помещениях ни души. Одна охрана. Я еще не бывал в этой части здания. И скажу честно, никогда еще не видел такой роскоши и великолепия дворца ни в Киеве, ни в Новгороде. Каждое помещение не было похоже одно на другое; они были просторные и удобные и каждое с выходом в сад; повсюду были цветы и устроены небольшие водоемы; в саду паслись олени, а по деревьям бегали белки, дрофы и куницы. В огромных клетках рычали медведь и тигр. В золоченых клетках сидели попугаи, соколы, почтовые голуби.
Мы прошли через весь сад и вошли в помещение, утопающие в цветах. Его стены, пол были завешаны и устланы коврами. Около тридцати полуобнаженных девушек в прозрачных одеждах, разбившись на небольшие группки, отдавались приятному времяпрепровождению. Одни вышивали, другие танцевали, третьи играли в различные игры. Стоял везде смех, шум и гам. При нашем появлении в помещении воцарилась мертвая тишина.

Мне казалось, что мы попали в сказочный мир ангелов. Все вокруг было в розовых тонах , начиная с устилавших пол огромных ковров и до увешавших стены ярких фаянсовых украшений, включая журчавший посреди комнаты фонтан, бесчисленные, расшитые золотом и серебром подушки и одежды женщин, которые сгрудились там и смотрели молча на нас , а потом склонились глубоком поклоне.
- Впечатляет, Жизномир? - тихо и с улыбкой обратился ко мне князь, - иное время, иное бремя! Не пора ли нам с тобой ближе познакомиться с гаремом Рогволда и немного отдохнуть. Это тебе мой подарок за твой вклад в нашу победу. Выбирай!

Я, честно, говоря, опешил. Но не так, как от щедрости князя, как от собранных красавиц в одном месте. В гареме князя были собраны девушки разного цвета кожи и народов. Но их объединяло одно общее – женская красота. А она не имеет различия по роду, знатности, национальности, как по богатству и бедности. В гареме все равны. Правда есть одно но: есть любимые и желанные, а есть просто красивые, которые тебе сначала понравились, но узнав их поближе, у тебя уже нет желания общаться с ними дальше, хотя они очень старались доставить тебе наслаждение. Мы с князем это поняли уже в семнадцать лет и поэтому не стали тратить время понапрасну.

Мы выбрали себе приглянувшихся девушек и отправились наверх, в специально отведенную и оборудованную для любви комнату, где для нас уже был накрыт стол. С веранды этого помещения можно было наблюдать, что делается внизу и, в любой момент одну девушку можно было заменить на другую, если, вдруг, тебе что-то в ней разонравилось.

Мы уселись за стол, и выпили нашей медовухи, а жриц любви попросили танцевать и нас развлекать. Девушки гарема с новым владыкой держались скованно и сильно смущались. И это объяснимо. Они впервые увидели своего нового хозяина. Более того, они никак не могли понять присутствие постороннего мужчины в девичьем царстве владыки, которого никак не должно здесь быть. Наложницы просто не понимали, что от них хочет конунг, а отсюда как им себя вести. Я им пробовал все объяснить. Но они делали вид, что меня не понимают, так как боялись заниматься любовью с другим мужчиной, чтобы впоследствии не навлечь гнев кагана. Даже после того, как конунг им грозно приказал развлекать меня, мало что изменилось. Группового веселья, которое мы так любили с князем не получалось. Все надо было делать под давление, а это никак не доставляло нам удовольствия.
Чтобы исправить как-то ситуацию, я предложил поиграть в наши языческие игры: квасник, межи наводить, смешные поминки, свадьба эскимоса… Они с радостью согласились. Я объяснил им правила игры и наказание, что кто будет ловчить, того ждет кара - она выбывает из игры и возвращается в гарем, а ее место занимает другая наложница. Перед началом игры мы все дружно выпили.
Первым в роли квасника был князь. Девушки вытащили из его штанов «нос квасника» и стали по очереди к нему подходить и «цыдить квас». Они «жадно пили квас» и не могли напиться. После князя в роли квасника побывал я. Потом нам «межи наводили» и устраивали смешные поминки. Но больше всех девушкам, да и нам, понравилась свадьба эскимоса, где мужчины выступали в роли гостей, а женщины невест. Суть этой игры заключалась в следующем. После того, как только все наедятся и напьются на свадьбе, жена кладет свою голову на колени мужа, тот делает знак гостям, и те, в порядке старшинства и в порядке очереди, подходят к заднице новобрачной и... Вы сами понимаете, что происходят далее. Все наложницы просились у нас побывать в роли невесты. Вскоре уже девушки нас не стыдились, и мы предались страсти, которую отец Михаил называл грехом, понося девиц:
- И наузы на себе носила; и осязание своими руками тайных уд у своего мужа и у чужих, и целовала их, и у себя, так же повелевала. И со ближним в роду в любодеянии и в прелюбодеянии блудила всяким содомским блудом, на них взлазила и на себя вспускала, и созади давала, и в задний проход давала, и язык в рот вдевала, и во свое лоно язык влагать давала, и у них тако же творила. Блудила на девицах и над женами, на них взлазила и на себя вспускала блудити, и целовала их во уста, и за груди, и в тайные уды с похотию до истечения похоти, и своею рукою сама во свое тело блудила..
Да простит меня читатель, за столь непристойное описание наших обычаев и нравов. Но в наше время ничего необычного в этом не было. Согласитесь, у каждого времени свои нравы и законы, что-то поощряется, а что-то осуждается, но при всем этом сущность и желания человека не изменились.
В силу принятых законов и существующей морали, он эти желания умело скрывает и, чтобы обуздать свою животную страсть придумывает то, что мы называем любовью. Кто искушен в любви знает и со мной согласится, что обоюдная любовь - это взаимовыгодная коммерция. Несчастная, одинокая любовь - это священный и самозабвенный культ человека, которому просто нечего дать … предмету своей страсти.

Мужчины и женщины в этом одинаковы. Мы все жалуемся на то, что трудно встретить большую, великодушную и идеальную любовь, которая, уверяем мы, найдет у нас пылкое ответное чувство. Но мы сами себе лжем. Если вдруг судьба дарит нам именно такую любовь, которую мы столь превозносим, мы ее не замечаем и попираем, без конца сетуем на жестокий обман, никогда не признаваясь себе, что имели глупость просить там, где ничего нет, не брать там, где нам давали.
Большая любовь, как и ум, очень редкое явление, но имеют сходную судьбу. Тем и другим больше восхищаются, чем понимают; они вызывают скорее чувство удивления, чем симпатии. Все чудаки, способные на великую и самоотверженную любовь отмечены подобно гениям, священной печатью несчастья, но такого несчастья, которое неведомо обыкновенным людям, но не таким, как я и князь. Эти несчастья плод заблуждения и человеческая глупость, к которой мы с князем не проявляем, как все сострадание.

Попробуйте на миг обрисовать и понять чье-нибудь подобное и возвышенное чувство: одним оно покажется неправдоподобным, другим - смешным, третьим - каким-то поразительным явлением, которым можно восхищаться издалека, но нельзя и вообразить, чтобы с тобой тоже приключилось нечто такое, и ни у кого это чувство не вызывает одобрении.
Одним словом, в наше время большинство из нас не знало такого понятия, как любовь. Мой отец часто говорил мне:

- Я взял в жены твою мать только за то, что она умела хорошо снопы ржи вязать и петь!
В основе взаимоотношения мужчины и женщины стоял трезвый экономический расчет и, если повезет – симпатия. Мужей и жен для своих детей выбирали родители. Мы их только, следуя обычаю, умыкали. Несмотря на наши симпатии, последнее слово всегда было за отцом и матерью. Исходя из этого, и подчиняясь капризам сердца, мы брали все от жизни, что хотели и как хотели, не заморачиваясь на любви и морали, ибо таким было наше бытие!




''ГЛАВА 32. ЗАХВАТ КИЕВ ГРАДА КНЯЗЕМ ВЛАДИМИРОМ.''


Не надо бояться своих явных врагов, нападающих на нас, нам лучше остерегаться наших друзей, которые нам льстят!

10 июня 980 года молодой князь Владимир подошел к Киеву. Это известие застало Ярополка Святославовича в одной из комнат его терема, родового поместья Родня, близ Киева. Он лежал на каменном полу в одних полотняных штанах, с обнаженным торсом, разбросав руки, и не шевелился. Страшная июльская жара мешала думать. Рядом с ним, тяжело дыша и изнывая от жары, лежала его любимая борзая. Всего три дня назад ему донесли о том, что его младший брат, захватив Полоцк, и уже подходит к Киеву. Сведения были не точные и противоречивые и на уровни слухов. Посланные лазутчики и разведка до сих пор не вернулась. В городе Киеве паника. Повсюду бродят слухи о жестокости князя и несметном количестве его войска. Какие-то приезжие купцы сорят деньгами и призывают к мятежу. Чтобы точнее оценить обстановку и не искушать судьбу, он принял решение перебраться с дружиной из мятежного города в хорошо укрепленную крепость своего родового гнезда Родня.

Собака первая услышала чьи-то шаги и залаяла. Она приподнялась на передние лапы и вытянула морду и, глядя на дверь, сердито зарычала. За дверью уже слышались торопливые шаги. Воевода Блуд, его правая рука вошел в комнату в сопровождении нескольких знатных бояр, первого витязя Варяжко, посадского Воибора Негочевича, воевод Жирослава Титовича и Рагуила Добрынича и тысяцкого Мирошки Несдинича, витязя Василия Буслаева.

Блуд был похож на огромную бочку, ибо отличался необычайной прожорливостью; он в любой момент готов был, разразится гневом, от чего у него вздувалась шея, и глаза выкатывались из орбит. Борзая терпеть не могла воеводу и при его появлении разразилась еще большим лаем.

- Новгородцы, бесы, бесы поганые , - повторял воевода на ходу,запыхавшись - они уже в граде Киеве!

- Говорил же я, говорил же я, вашей светлости, дать им бой на подступах к граду. Их в два раза меньше нас! Мы бы одной младшей дружиной повергли в бегство этот скот, но теперь поздно - весь Киев за них! Он почти рухнул перед князем на колени и промолвил дрогнувшим голосом:

- Вы видели, бояре, видели, как горожане и наши ратники радостно, толпами встречали новгородцев?

- Покарай, покарай неблагодарных горожан, государь, за их предательство! - почти кричал он.- Они бегут, точно стадо испуганных баранов…

- Покарать! - воскликнул Ярополк в гневе.

- Кого? Родного брата? Своих подданных? Хватит, воевода, наслушался твоих советов. На моей совести уже есть смерть одного брата. Ты желаешь, чтобы я сгубил еще и второго брата? Не бывать этому! Потом подумав немного, твердо произнес:

- Никакой войны, будем договариваться! Хватит нам междоусобных войн. Да будет так! С этими словами, не терпящий возражения, он грозно посмотрел на своих соратников и удалился. Слова конунга произвели на бояр ошеломляющее впечатление. Но возразить никто не посмел.
Старший сын храброго Святослава был под стать своему отцу человеком с достаточно сильным характером, чтобы внушать уважение и страх. Властный, честолюбивый, решительный и жестокий он всегда стремился к деспотической системе правления. Он не пытался смягчить участь своих подданных, видя в простолюдинах рабов бояр. И в тоже время старался всячески ограничить права и привилегии знати. Именно поэтому горожане так восторженно принимали другого внука Святослава, надеясь, что хуже уже не будет и использовали любую возможность, чтобы избавиться от Ярополка.
А в это время князь Владимир, облокотившись на нагретые камни башенного зубца крепости, созерцал город и его окрестности и предавался радостным размышлениям. Над его головой проплывали перистые облака и легкий киевский ветерок нежно ласкал волосы и лицо. В двадцать лет, наконец, сбылась его мечта - он князь почти всей Руси. И имеет полное право на всей ее территории вершить суд, объявлять войну, собирать дань, заключать иностранные договора.
Один волхв – астролог предсказал ему по звездам, что в возрасте между двадцатью и двадцатью восьмью годами он совершит самые выдающиеся свои деяния и тем самым прославит свое имя.
И вот его юношеские грезы становятся явью. Матерь всех городов русских у его ног, есть храброе войско, огромная власть на бескрайной территории, любовь женщин. Нет, и в самом деле, впервые со дня рождения он ощущал столь полно счастье жизни. Голова кружилась, словно он опьянел, но опьяняли его собственные мысли, этот с детства знакомый ласковый киевский ветерок с Днепра и бескрайний горизонт с родным небом… Князь бросил взгляд вниз. На улицах города царило веселье. Толпы народа двигались к княжескому дворцу. По всем дорогам, ведущим к граду, устремились потоки людей из окрестных близлежащих поселений. Размышление князя прервал грубый бас тысяцкого Путяты:

- Какие приказания будут, ваша светлость? Каган обернулся и строго произнес:

- Никаких грабежей и беззакония. Это вам не Полоцк. Усильте охрану ворот и наблюдение за крепостью Родня. Отдыхать и в любую минуту быть готовыми отразить атаку неприятеля. Завтра, возможно, дадим бой.

- Но какими силами, государь, нас вдвое меньше? - пробормотал воевода взволнованно. Лицо его побагровело и приняло растерянный вид.

- И ты так считаешь, Угоняй? - спросил князь еще одного тысяцкого.

- Я просто в этом уверен, это безумие! - решительно произнес он, покусывая, рыжие усы.

- А твое мнение, посадник? - спросил с ухмылкой каган Воробья.

- Испуганному глазу и мышь – гора! Я, как прикажет ваша светлость! - ответил хитрый новгородец.
Князь Владимир не стал больше утруждать себя и выяснять мнение других бояр. Он знаком подозвал к себе своих соратников и, указав перстом на веселящих внизу горожан, тихо произнес:

- Вот наше многократное превосходство перед Ярополком! Отдайте им все, что мы взяли в граде Полоцке и сформируйте из них ополчение. И немного помолчав, добавил:

- Кто владеет Киевом и сердцами своих подданных, тот владеет Русью! Он, как будто только сейчас, открыл эту простую для себя истину. В глубоком раздумье он, покинув своих военачальников и начал спускаться вниз по крутой башенной лестнице. В этот момент он был прекрасен, горд, невозмутим!
Должен заметить, уважаемый читатель, правление князя Ярополка Святославича никогда не было спокойным. Киевляне его не жаловала . И на это были свои причины. Сначала от Киевского княжества отпали вятичи и радимичи. А в 977 году началась усобица между сыновьями Святослава.
У Ярополка был воевода по имени Свенельд, которому он бесконечно верил и к которому прислушивался. Это был старый и могущественный боярин. Он ходил в походы еще с дедом Ярополка, князем Игорем и с отцом - князем Святославом.

Однажды сын Свенельда по имени Лют отправился на охоту и оказался в землях древлян, которыми владел князь Олег Святославич. А Олег и сам в это время был на охоте. Увидел он, что чужак вторгся в его владения, рассердился, напал на Люта и убил его.

Когда Свенельд узнал о смерти сына, то возненавидел Олега. И стал требовать от Ярополка: "Пойди на своего брата и захвати земли его". Ярополк послушался своего боярина, собрал дружину и пошел войной на брата. Олег же во главе войска вышел навстречу Ярополку. И началась сеча, и победил в сражении Ярополк Олега. Олег со своими воинами бежал с поля битвы в город. Через ров перед городскими воротами был перекинут узкий мост. Испуганные воины Олега устроили на мосту давку, стали теснить друг друга и сталкивать в ров. И Олега в ров столкнули, а сверху на него попадало много людей с конями, и кони давили людей. Так и погиб князь Олег Святославич. Ярополк же, захватив город и узнав о страшной гибели брата, горько оплакал его, ибо не желал смерти Олега. Весть об этих событиях вскоре донеслась до Новгорода. Князь Владимир тогда в страхе бежал из русских земель, а Ярополк прислал сюда своих посадников, чтобы они управляли Новгородом. Так Ярополк присоединил владения братьев к своим землям. В дальнейшем он заключил союз с другими князьями (в частности, с полоцким князем Рогволодом). В 978 г. одержал победу над печенегами, а затем привлек к себе на службу печенежского князя Илдея. В том же году заключил новый договор с Византией. Вел дипломатические переговоры с Римом.

Но Владимир не собирался отдавать власть Ярополку. За год Владимир собрал войско из варягов, и в 978 г. вернулся в Новгород, а посадников Ярополка выгнал. И отправил Ярополку весть: «Владимир идет на тебя, готовься с ним биться». Так князь Владимир оказался у стен Киева.




"ГЛАВА 33. ПЕРЕГОВОРЫ, ЗАГОВОР ВОЕВОДЫ БЛУДА, СМЕРТЬ ЯРОПОЛКА…''

В оценке благих деяниях, ровно, как и дурных исторических личностей, не так уж много правды и объективности. Отсюда не все так однозначно. Зачастую по указке сильных мира сего или по капризам души придворных летописцев и историков интерпретируются исторические факты так, как кому-либо заблагорассудится. Это явление связано с элементарной завистью перед интеллектуальным и духовным превосходством одной исторической личности над другой, или слепое благоговение перед тем, кто выше тебя по роду и крови. Так мы одних черним, а других превозносим, поэтому сколько неординарных личностей сошло в «могилу истории» с прозвищами: «тиран», «убийца», «освободитель», «великий», «бездарный». И все по милости лживых летописцев и историков!

Нет ничего более несправедливого, более абсурдного, чем утверждать на основе намека летописца, что к смерти князя Олега причастен Ярополк, а к смерти Ярополка князь Владимир. Такая вольная трактовка исторических фактов не только искажает историю, но и мешает во всей полноте понять нам самих себя.

Князь Владимир, одна из примечательных фигур в нашей молодой отечественной истории; он никогда не был представлен во весь рост, как церковью, так и государством;
вряд ли есть другой человек, который сделал так много для своего народа; наконец, он свою судьбу разделил с судьбой выдающихся людей нашего отечества; в его жизни было все: взлеты и падения, зависть, клевета, измена и ошибки, но его твердость и сила духа, покрыли его имя неувядаемой славой.


В полдень прибывшие в Киев парламентарии от князя Ярополка с завистью наблюдали, как бойко и весело шла запись горожан в рать князя Владимира. Воевода Блуд просто зеленел от злости, так как прекрасно понимал, что теперь уже нет ни малейшего шанса на победу. Время было бездарно упущено. И во всем воевода винил своего конунга и его нерешительность. Преданные сотники из младшей дружины Упырь и Лихой во всем с ним, как всегда, соглашались. Ради него они были готовы на все, даже убить родную мать! В нем они давно видели своего кагана. Ждали только удобного случая, и, кажется, такой момент наступил. Они без слов это понимали, так как давно знали заветную мечту воеводы…

Послов Ярополка провели в тронный зал, где восседал новый киевский государь. Парламентарии довольно учтиво, но с долей некого превосходства и весьма туманно изложили цель своего визита:
- Ваша светлость, - холодно произнес воевода Блуд, - князь киевский бьет челом князю новгородскому и предлагает на время заключить перемирие и не предпринимать никаких военных действий пока два кагана не встретятся с глазу на глаз и не разрешат свои родственные и государственные противоречия. А посему князь киевский Ярополк приглашает князя новгородского Владимира на обед в свое родовое поместье.

Владимир внимательно выслушал послов брата. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Но для себя он твердо решил - это ловушка! Он совсем не доверял брату, зная о его причастности к смерти Олега. Изобразив на лице улыбку, он поблагодарил послов за столь разумное предложение их конунга и пригласил послов с ним отобедать. За обеденным столом, усадив рядом с собой Блуда, князь изощрялся в любезностях и восхвалял его ум и отвагу, намекая ему на то, что он рад бы видеть в своих рядах такого великого и храброго полководца, но пока жив Ярослав, конечно, это не возможно, так как воевода предан своему кагану. Воевода, похвалу и намеки конунга принимал за чистую монету, и его лицо расплывалось в довольной улыбке. Он совсем не понял, что его подкупают, но отлично понял, на что-то намекают. Именно это обстоятельство сыграло роковую роль и привело к гибели брата Владимира.

Как только обед закончился, и послы собрались уходить князь громко
произнес:

- Воевода! Мой брат хитер и вероломен, однако, моя ненависть не коснется его. Наши Боги сами его накажут, если он повинен в смерти брата, которого он так лицемерно оплакивал, - и, сделав паузу, твердо добавил:

- А еще передайте князю, если ему есть, что мне сказать, то пусть приезжает сам в стольный град Киев. Мне ему нечего сказать. И тут, князь внимательно посмотрел на Блуда. Взгляды их встретились. Воевода понимающе едва заметно кивнул, и, не отводя взгляда от конунга, пятясь назад, как уже перед своим повелителем, вышел вон.

Блуд видел военные приготовления Владимира и, осведомленный о желании своего князя примириться с братом и презрительном отказе последнего, понял, что между братьями непреодолимая вражда и надо делать свой выбор. Разумеется, он выберет сильнейшего из них и даст ему то, на что тот намекал.

Одним из излюбленных занятий киевского князя была так же охота. Почти каждый день, по утрам, Ярополк гонял на своем гнедом по степи или лесу в поисках дичи или зверя. При нем всегда были два-три отрока из младшей дружины. Иногда к Ярополку присоединялся Блуд, который всегда любил приговаривать:

- А не тряхнуть мне стариной, Святославович? И пустив коня рысью, смешно трусил за князем, не проявляя никакого интереса к охоте. Весь его интерес состоял всегда в трапезе, после охоты, когда на стол подавались зажаренная на вертеле дичь и животные.

Так было и на следующее утро, после переговоров воеводы с князем Владимиром. Блуд с вечера напросился к Ярополку на охоту. С собой он взял своих верных друзей – Упыря и Лихого. С самого начала охота не пошла. Удалось подстрелить всего несколько рябчиков и фазанов. Засада у водопоя диких кабанов ничего не дала. Злой и потный князь подошел к ручью и нагнулся, чтобы умыться. И тут Упырь, подкравшись сзади, со всего размаху нанес ему удар боевым топором по голове.

- Изменники! - только одно слово и успел сказать конунг, падая весь залитый кровью.

- Тиран! - хором ответили трое убийц. - Кончилось твое правление!

Молча, теряя сознание, он еще пытался отбиться от них, но сил у него было меньше, чем отваги. Он упал сраженный мечом Лихого, даже не успев произнести, дрогнувшими губами имя любимой жены, которая обещала родить ему наследника. Последний вздох, вырвавшийся из его рассеченной груди, поглотили волны тихой безымянной речки. После всплеска встревоженной воды раздался ликующий голос варваров-предателей:

- Славы Блуду! Слава воеводе!

Было уже вечер, когда князь Владимир получил известие о страшной смерти Ярополка. Я в это время находился рядом с ним. Его лицо покрылось смертельной бледностью, и он еле слышно произнес:

- О небо! О мои боги! Зачем вы лишили меня еще одного брата!- И тут взорвался.

- Кто? - Такого гнева и ярости в глазах правителя я никогда не видел. Буквально через мгновение его гнев сменился глубокой растерянностью. Весь его вид, взгляд как бы говорил:

- Поверьте, люди, я здесь не причем! И, словно испугавшись своих эмоций, которые бурлили в нем, каган холодным и бесстрастным тоном произнес:

- Боги видят и знают. Я не повинен в предательской смерти князя киевского и моего брата. Так, наверное, решили наши Боги! Он будет отомщен!

На следующий день в родовом имении Ярополка царило смятение. Войска покидали Родню. Князь приказал их не преследовать, так как киевская дружина выдала ему убийц брата.[url][/url][url][/url]

Каждое наше решение несет в себе цепь последствий. Всему и вся на свете есть на это своя цена. Однако цена вещь относительная. Но одно бесспорно - за все в нашей жизни надо платить: за нечаянно брошенное слово, измену, любовь, славу или нечто другое, платить даже ценою собственной жизни. И очень жаль, что зачастую мы об этом часто забываем, надеясь на русское «авось»…

Похоронив брата, со всеми полагающимися в этих случаях почестями, князь Владимир, следуя обычаям своих предков, взял себе в супруги жену брата Юлию, которая ждала ребенка. И в этом не было ничего необычного. У славян было принято многоженство. Вдобавок знать и воины обзаводились наложницами. Сохранялись и следы древней венедской традиции групповых браков – если муж умирал, вдовы переходили к его брату или другому родственнику. Это представлялось обыденным делом. Мужчины часто погибали в войнах, походах, женщин было больше, а одной из главных задач человека считалось продолжение рода.

Если глава семьи отошел в мир иной, кому же позаботиться о его супругах, как не ближайшему родичу? Так поступали многие на Руси и это был не писаный закон: не оставить семью брата без кормильца. Это было гуманнее и выше морали «возжелать жену брата». И, тем не менее, я не переставал удивляться поступкам своего правителя.

Если говорить о наших не писаных законах, то никогда наши предки даже не помышляли их записывать. И не только в силу сплошной неграмотности. Давным-давно повелось, что прошлое поколение передавали законы нам устно, и наш долг передавать их нашим потомкам, ибо традиции - более прочный памятник, чем записанные законы, которые мало кто читает и соблюдает. Конечно, жизнь не стоит на месте, и наши законы могут меняться. Это право мы всегда отдаем правителю, уповая на его мудрость и справедливость. Мы как-то обсуждали с князем эту тему, и он сказал:
- Мудрость наших богов просветляет наши умы. И она нам подсказывает, что один человек не может управлять всем княжеством. Мои предки всегда призывали на помощь знатных и умных людей, прославивших себя честностью, талантами и опытом. Один заботился об общественной казне и имуществе, другой ведал войсками, третий контролировал сбор податей, четвертый смотрел, как вершится суд и т.д. Так всегда было, так есть и будет.

Эти главные вельможи назначались и были подотчетны только конунгу и входили в его высший совет. Точно такие советы во главе с удельным князем, старейшиной рода, племени были в каждом городище и поселении княжества:

- Одним словом, Жизномир, сказал князь, - наше традиционное государственное устройство пока столь разумно и гармонично, что менять ничего не надо.

- Государь, - заметил я, - коли уже так и быть – так не по чем и тужить, но скажи, по каким законам наших предков мы будем судить и наказывать подлых убийц вашего брата? Возьмем виру, ослепим или вы примените закон «поля» и выйдите на бой с Блудом, Упыре и Лихим, а боги пусть решают, кому отдать победу? Согласитесь, государь, что здесь несоизмерима тяжесть преступления с наказанием. В других странах за подобные преступления четвертуют, рубят головы или посылают на виселицу.

- Мой дорогой Жизномир, - с улыбкой сказал Владимир, - чего боимся – того и стыдимся! Негоже нам, русам, уподобляться варварству Европы. На Руси до меня никогда не было смертной казни и при мне не будет. Мы с ними поступим по -справедливости и обычаям наших предков! Для того, чтобы понять последние слова правителя, мой любезный читатель, я должен по подробнее остановиться и рассказать, что собой представлял княжеский суд в древней Руси.

Древнерусский суд, не был хаотическим нагромождением противоречащих друг другу действий, а опирался на целую группу основополагающих правовых идей, таких как: доказательство виновности; осуществление «суда» на основе состязательности и относительного равноправия сторон; обязательность исполнения решений и приговоров суда; соответствие общественной опасности преступного деяния назначенному наказанию. Договор 911 года устанавливал: «А о главах иже ключит проказа, оурядими ся сице. Да елико яве боудть показании явлеными да имеют верное, о тацех явлении, а ему начнуть не ати веры да кленется часть та иж ищеть неятью веры, да егда кленеться по вере своей, и боудть казнь, якож явиться согрешенье». Доказательство виновности в древнерусском праве, таким образом, означала, что человек, обвиняемый или подозреваемый в противоправном деянии, считается «злодеем», пока не докажет обратное.

Вторым важнейшим принципом был принцип состязательности. Он был свойственен в большей мере для гражданских, чем для уголовных процессуальных правоотношений. Во время судебного разбирательства обе стороны «препираются» перед царем. Следовательно, правом голоса наделены были обе стороны. Они состязались между собой в красноречии, умении обосновать свою точку зрения, но ни одна из состязающихся сторон не имела существенных преимуществ в праве отстаивания своего мнения. Третьим важнейшим принципом следует считать обязательность исполнения решения, принятого судом, «когда царь принимает приговор, исполняют то, что он велит». Лишь в случае недовольства принятым решением обеих сторон назначается процедура иного рода - поединок, признававшийся как бы высшей инстанцией, Судом Божьим. Договор 911 гласил, что те злодеяния, которые будут явно установлены - считаются бесспорно совершившимся: «да елико яве боудуть показании явлеными да имеют верное».

Четвертым принципом можно назвать принцип соразмерности преступления и наказания. Договор 911 года прямо устанавливает: «и боудть казнь, якож явиться согрешенье». Правосудие в Древней Руси осуществлялось не специализированными только на нем одном органами, а выполнявшими и иные политико-правовые функции. Несмотря на это, уже языческие правители Киева понимали, что произвол в любой сфере, в том числе и правовой, чреват ниспровержением основ государственности.

Высшей судебной инстанцией в Древней Руси был Великий князь. Он обладал огромными полномочиями во время процесса, в частности был вправе: участвовать в судебном заседании; принимать решения по гражданскому, объявлять приговор по уголовному делу; помиловать преступника. Таким образом, Великий князь, выслушивал аргументацию сторон и их «препирательства», после чего, взвесив все «за и против», принимал приговор. Ему, как представителю высшей судебной власти, принадлежало право помилования. Доказывание своей невиновности было основной задачей обвиняемой стороны, которая так и называлась – «часть та, иж ищетъ неятью веры». С другой стороны, в гражданском процессе купцы, ищущие беглого или краденого челядина, согласно договору 911 года, должны были доказать, что этот беглый челядин принадлежит им и лишь после этого имели право забрать его.
Обращает на себя внимание участие (пассивное) в этом процессуальном действии родственников, и, что весьма существенно, вооруженных. Для чего этим пассивным участникам было необходимо оружие? Только для того, чтобы гарантировать справедливый ход поединка, подстраховать своего родича от какого-либо коварства. Договор 911 года определил, что подданный Великого князя, даже пребывающий в Византии, должен судиться на своей родине. Византийские судебные органы не имели права судить его, а должны были передать в руки своих русских коллег. Византийцы, в принципе, согласились на это, оговорив аналогичные права для себя, согласно договору 944 года «ци аще ключится проказа никака, отъ Грекъ сущихъ подъ властью царства нашего, да не имать власти казнити я, но повеленьемь царства нашего, да прииметь якоже будеть створилъ». Принцип заключался в подсудности конкретного человека в зависимости от его подданства, а не места временного проживания его. Русский, живущий в Византии, но сохранивший подданство русского государя, должен быть судим исключительно русским судом. Впрочем, в ряде статей предусматривалось и правило территориальной, а не национальной подсудности.
А теперь, дорогой читатель, вернемся непосредственно к суду над злодеями. Заседание проходило в тронном зале. Впереди, на небольшой возвышенности располагался княжеский трон из красного дерева, отделанный золотом и драгоценными камнями. Спинку трона окутывало мягкое покрывало из соболиного меха. Из красного дерева были и ступени, ведущие к трону. Пол, где сидел конунг, был устелен роскошным большим, мягким ковров. По бокам трона были поставлены шесть роскошных диванов для членов высшего Совета при князе. Сразу за ними сидели писцы, которые записывали наиболее значимые диалоги. Впереди, вдоль стен огромного тронного зала стояли в один ряд скамьи из красного дерева для знатных бояр.

Князь Владимир поднялся на трон, стараясь скрыть свое плохое настроение. Он боялся быть предвзятым, так как это касалось дома Рюриковичей, и это его угнетало. После него заняли свои места все остальные. Я сел на скамейку для приглашенных бояр. Стража ввела злодеев: воеводу Блуда и его сообщников Упыря и Лихого. От имени жены Ярополка, выступал волхв Богомил, который обвинил злодеев в подлом убийстве князя киевского. Блуд нагло отметал все обвинения, ссылаясь на то, что конунг был тираном, что он его оскорблял и грозился убить за то, что он выступал против кровопролития новгородцев и киевлян и, что, только, благодаря, дескать ему, не пролилась славянская кровь, и не пострадал Киев град. Долго шло препирательство двух сторон.
Надо отдать должное Владимиру, его терпению и вниманию, с которым он выслушивал обе стороны, как будто речь вовсе шла не о его брате или он действительно был заинтересованной стороной в его смерти. Блуд рассчитывал на виру, в крайнем случае, на поединок, так сказать, Божий суд. Богомил, ссылаясь на договор 911 года и тяжесть преступления, требовал смертной казни, которую никто не помнил, когда она применялась на Руси. Члены высшего Совета и Бояре высказались за смертную казнь. Родственники и друзья Блуда и его сообщников требовали Божьего суда или виры.
Взвесив все «за» и «против» конунг остался верен себе и принял решение наложить виру на злодеев – лишить их всего имущества и ослепить. Такая мягкость приговора породила массу слухов о причастности князя Владимира к смерти Ярополка, но никто не знал, что истинной причиной такого решения была княжна Юлия и ее милосердие даже к злодеям, которая считала, что только Господь дарующий жизнь человеку вправе ее забирать, а никто другой.

После княжеского суда, приговоренные Блуд и его сотоварищи вдруг бесследно исчезли из темницы. Их долго искали по всей Руси, но так и не нашли. Ходили слухи, что Василий Буслаев их выкрал, убил и скормил потом их тела собакам.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.
ОГЛАВЛЕНИЕ:

Предисловие……………………………………………………………………..1
Пролог…………………………………………………………………………….3
Глава 1. Мое рождение и воспитание. Пророчество матери. ………………..7
Глава 2. Купальские ночные оргии и недовольство дяди…………………….12
Глава 3. Мое путешествие в Новгород…………………………………………18
Глава 4. Встреча с гусляром Гудиславом и его история о приглашении варягов на Русь …………………………………………………………………………………….24
Глава 5. Первые ссоры новгородцев с варягами. Бунт……………………….34
Глава 6. Превратности судьбы. Смерть Вадима Храброго…………………...45
Глава 7. Встреча с разбойниками, знакомство с монахом Михаилом, будущим первым пастырем русской православной церкви……………………………………….51
Глава 8. Беды Руси, знакомство с витязем Василием Буслаевым….................56
Глава 9. Знакомство с христианской религией, споры с монахом о вере…...62
Глава 10. Прибытие в Новгород, расставание с монахом и знакомство с Марией……………………………………………………………………………..65
Глава 11. Новые друзья, их умные советы, клятва……………………………70
Глава 12. Ссора с трактирщиком, расставание с Марией…………….............74
Глава 13. Знакомство с княгиней Малуши, жизнь при княжеском дворе………………………………………………………………………………..78
Глава 14. Великий колонизатор и воин князь Святослав Игоречич…………..83
Глава 15. Поиск старых друзей, новые любовные приключения……………..91
Глава 16. Ссора с влиятельным боярином, кулачный бой и неожиданная развязка……………………………………………………………………………..95
Глава 17. Ночной разговор с отцом Михаилом о чести, добре и грехе…………………………………………………………………………………99
Глава 18. Мое примирение с гордым боярином и его неожиданное предложение………………………………………………………………………..103
Глава 19. Благодатный год, новая служба при дворе…………………...............106
Глава 20. Моя нареченная невеста, любовь………………………………………111
Глава 21. Как я вошел в милость к князю, интриги, враги……………………...115
Глава 22. Испытание дикой степью……………………………………………….118
Глава 23. Страсти языческой плоти……………………………………………….123
Глава 24. Княжеская охота на вепря………………………………………………128
Глава 25. Поездка в Полоцк, отказ Рогнеды князю, ярость Владимира…………………………………………………………………………. 133
Глава 26. Поход на Полоцк и его осада…………………………………………..137
Глава 27. Пленение князя Рогволда, жестокая месть Владимира……………..141
Глава 28. Князь держит совет, предупреждение волхва Богомила……………..144
Глава 29. Ночь печали Рогнеды, мысли о месте. Кто виноват?............................149
Глава 30. Жертвоприношение……………………………………………………...153
Глава 31. Гарем князя Рогволда, ночная оргия………………………....................156
Глава 32. Захват Киев града князем Владимиром…………………………………160
Глава 33. Переговоры, заговор воеводы Блуда, смерть Ярополка…....................164
Глава 34. Справедливый суд, возмездие………………………………................167